Максим Диденко: «Днем мы учились по программе, а ночью тайно проводили эксперименты»

Вы же выросли в театральной семье в Омске?

Да, мой дедушка играл у Александра Таирова, основал омское телевидение и театр в сельхозинституте. Бабушка возглавила местный театр поэзии. Кстати, песня «Омские улицы» в ее исполнении звучит на вокзале при отправлении поезда, раньше я плакал, когда ее слышал. Дядя окончил «Щуку», организовал в Омске театр пантомимы, он мне привил любовь к движенческому театру. В четырнадцать лет я оказался у него за кулисами, и понеслось: я поступил в местный Институт культуры на режиссуру, занимался акробатикой, народным танцем, джаз-модерном, балетом в пяти танцевальных студиях и осваивал пантомиму. Образование в Омске меня не устраивало, и я поехал в Петербург. Впервые побывал здесь с гастролями Иркутского театра пантомимы: его труппе, проезжавшей мимо Омска, срочно требовалась замена одного актера, я впрыгнул в поезд, репетировал два дня и выступил с ними. В нашей династии все были режиссерами и такими несчастными, одинокими, поэтому после переезда я решил стать суперактером, которому весело живется. С этим настроем поступил в Театральную академию на Моховой к Михалычу — Григорию Козлову. У нас весь курс состоял из взрослых уже ребят с серьезным бэкграундом. Михалыч сильно верил в меня, давал главные роли. Со временем я понял, что мне скучно наблюдать за психологической эстетикой реализма, свойственной драматическому театру, — разговаривающих на сцене людей оказалось совсем недостаточно. Мы с другом Ромой Габриа тайно стали заниматься пластическим театром: днем учились по программе, а ночью проводили свои эксперименты. Однажды даже убежали с репетиции экзамена на Международную театральную олимпиаду, проходившую совместно с Чеховским фестивалем, где познакомились с Вячеславом Полуниным.

Как вы начали сотрудничать с Derevo?

Когда я учился на четвертом курсе, Антон Адасинский, создатель театра Derevo, приехал в Петербург с мастер-классами и обжег наш разум абсолютно новыми темами. Он набрал группу «Деревянные солдатики», и за два месяца обучения в Петропавловской крепости из ста человек осталось всего десять. Там было жестко, сродни монастырскому служению. Я побрил голову налысо и стал актером Derevo. Институт не окончил, уехав на гастроли в Дрезден: меня ввели во все спектакли, я работал стейдж-менеджером, говорил только по-английски. Два года моей целью было просто выжить в этой театральной армии. В Эдинбурге я познакомился с чешским театром Farma v Jeskyni, в который меня пригласили преподавать. Потом я подружился с «Ахе», затем— с центром современного искусства «Дах» в Киеве, делал спектакль с Джулиано Ди Капуа. Жил на три города: Дрезден, Петербург, Прага. И через пять лет понял, что нахлебался: набрался опыта и больше не хочу быть наемным легионером, а готов делать свое дело.

И бросили все?

Да, с другом Вадимом Амирхановым мы затеяли свое пространство «Место» — в результате возник небывалый двенадцатиэтажный сквот на Васильевском острове. Мы пришли в здание бывшего военного завода, в котором не было отопления и горячей воды. Через полгода наши единомышленники оккупировали десять этажей, сделали там киностудию и два клуба. Девять месяцев я не ходил в магазин, Вадим не покидал башню триста с лишним дней. Получился такой корабль, на борту которого мы проводили эксперименты в эстетике панк-акционизма по поиску собственного языка. Его я в итоге сформулировал для себя в фундаментальном виде, а сейчас разыгрываю вариации. Через два года мне все это надоело и я женился, одновременно пришли узбеки и раздолбили завод — так на месте сквота возник бизнес-центр и началась моя социализация.

Вы стали модным режиссером.

Видимо, так. Сначала я играл Соланж в спектакле Ксении Митрофановой «Служанки» в «Приюте комедианта». Мне было любопытно после жесткого андеграунда, опыта абсолютной свободы попасть в репертуарный театр. Через полгода я ушел из актерской профессии, и в тот момент Коля Дрейден позвал помочь со спектаклем «Олеся. История любви». Затем в процессе работы над мюзиклом «Ленька Пантелеев» я познакомился с «заводом» — производством большого продукта. Прежде бюрократические проволочки меня пугали, но я научился с ними справляться.

В декабре прошлого года вы представили нетривиального «Идиота» в московском Театре наций. Следующая ваша премьера, в «Гоголь-центре», тоже будет экспериментальной?

Что касается «Идиота», Полунин же мой бог уже давно, и два года назад мы делали шоу в Цирке на Фонтанке. Тогда возникла внутренняя полемика с ним, и мне захотелось высказаться. Я сделал постановку «Идиота» с людьми, которые ничего не понимают в клоунаде, от этого она получилась в каком-то смысле первозданной. А в «Гоголь-центре» мы вместе с Кириллом Серебренниковым и Антоном Адасинским ставим поэтический триптих «Звезда». Премьера моей первой части, построенной на стихах Пастернака, состоится в мае.

Максим был номинирован на премии «Золотая маска», «Золотой софит», Сергея Курехина, «ТОП 50. Самые знаменитые люди Петербурга», стал лауреатом премии «Прорыв-2014» в номинации «Лучший режиссер». Проводит авторские мастер-классы, числится педагогом Школы-студии МХАТ и СПбГАТИ. 19 марта на Эрарта-сцене состоится показ моноспектакля «Звездный мальчик» по сказкам Оскара Уайльда, который Максим поставил с Диной Корзун для благотворительного фонда Gift of Life. Воспитывает двоих детей.

Текст: Наталья Наговицына
Фото: Алексей Костромин