Фотограф и искусствовед подводит итог десятилетней работы над проектом — в Главном штабе Эрмитажа открылась выставка «Пыль. Забытая архитектура Каира»: таинственные фотографии особняков столетней давности, брошенных хозяевами во времена революций.
Эрмитаж — родное для вас место?
Я училась в детской художественной школе, где у меня была потрясающая преподавательница Лариса Павловна Соколова, она и посоветовала мне кружок при Эрмитаже. После чего я уже поступила в Академию художеств, на отделение истории искусства.
Неужели в Академии есть курс по фотографии?
В 1998 году я защищала диплом «Фотография как вид изобразительного искусства. Основные течения и ведущие мастера». Выбор такой темы был вопиющим на тот момент событием для Академии, так что даже оценку мне исправили с пятерки на четыре: фотографию считали материалом, недостойным обсуждения. Но мне нравилось «идти не по асфальту».
И как от теории вы перешли к практике?
Тут же в Академии, в мастерской реставрации, я и стала фотографом. Занимавшая эту должность женщина ушла из искусства в сомелье, а мне сказали: «Не хочешь ли попробовать? Все равно работать некому». Я всему училась на своих ошибках. Мое первое знакомство с камерой началось с утилитарной фотографии. Любую картину, икону— словом, все, что попадало в нашу мастерскую, нужно было подробно зафиксировать: до, после, инфракрасный свет, рентген. Близкое общение с памятниками искусства дало мне другое отношение, не такое, как у обычных зрителей, приходящих в музей: они стали моей реальностью, в которой я и жила, ведь все можно было смотреть, трогать и даже случайно сломать.
Это и предопределило жанр, в котором вы работаете?
Меня интересует не изображение как таковое, а история предмета или событие. За картинкой должна стоять история, потому я всегда выбираю подобные темы. Например, проект «Драгоценности», посвященный деталям русских икон, вырос из технической документации и стал самостоятельным произведением.
Как вы оказались в Каире?
Впервые я попала в Египет в 2003 году как фотограф российской археологической экспедиции в Мемфисе, проводившейся Институтом египтологии РАН. Как говорил Геродот, кто выпьет хоть раз воды из Нила, тот всегда вернется, и с тех пор я стала летать туда постоянно. В 2006 году я поехала на месяц в Каир и в один прекрасный день оказалась в районе вилл и садов Гарден-сити, где, заблудившись, обнаружила заброшенный прекрасный дворец. Втот же вечер мы с говорящим по-арабски приятелем пробрались на его территорию, охранник предложил зайти внутрь. Когда он включил свет, мы остолбенели: мы оказались в царстве Cпящей красавицы. Пыль на мебели, канделябрах, кругом запустение и роскошь. Я все сфотографировала, а позже раскрутила историю семьи, жившей в этом доме. Его владелец до революции 1952 года был премьер-министром, а потом стал президентом оппозиционной партии, которая находилась в подполье. Дом стал тайной штаб-квартирой гонимой аристократии. Когда я устроила выставку в галерее моего друга Дмитрия Семенова, никто не поверил, что эти снимки сделаны в Каире. Мало кто знал, что в конце XIX века Египет пережил невероятный архитектурный ренессанс. Из средневекового мира он превратился в построенную по последнему слову техники и новейшей европейской моде страну. Для египтян все это связано с колониальным прошлым, к которому они не чувствуют привязанности, и на днях президент Абдул-Фаттах Халил АсСиси заявил о строительстве новой столицы.
Заброшенных особняков достаточно и в Петербурге. Причина всегда одна и та же — собственникам не до того?
Этот проект и книга Dust, которая вышла по его мотивам, подняли вопросы в культурной среде, но не в сознании обывателя, конечно. В Египте исчезает гораздо больше зданий, чем нужно. Дворцу Сакакини повезло, он принадлежит Высшему совету по древностям, и его охраняет государство, остальные — частные или получастные дома — просто исчезают или их «реставрируют» так, что там не остается аутентичности. Это комплексная проблема — законодательства, ментальности. Плюс большие семьи, которые не могут поделить наследство, и насеровская арендная плата, которая тормозит прогресс.
Наверное, это был настоящий квест — попасть во все эти места.
Да, «Пыль» — это история, полная приключений и интересных поворотов сюжета. Скандалы, интриги, расследования — все было. И любовь, и ненависть. Но в действительности этот проект не об одиночестве, не об отсутствии, не об архитектуре, а в первую очередь о политике, экономике и истории. «Пыль» захватывает много слоев, и каждый вправе видеть тот уровень, что ему ближе, для меня же это свидетельство ушедшего времени.
Когда вы впервые взяли камеру в руки, наверное, не ожидали, что однажды выставитесь в Эрмитаже?
Нет, конечно. Отделу современного искусства Эрмитажа была подарена моя книга, ее увидел Михаил Борисович Пиотровский, на которого она произвела впечатление, и он захотел сам курировать проект. Поэтому в каталоге есть его прекрасный текст, Пиотровский провел в Каире много времени, и создается такое ощущение, что мы с ним разминулись буквально на пару дней.
А ещё важно знать, что в предисловии к выставке Пиотровский отметил: «Только петербургский художник может так оценить красоту упадка». Книга Dust вышла в 2012 году в Британии, в издательстве Dewi Lewis Publishing, в Петербурге ее можно купить в «Фотодепартаменте». Ксения руководит выставочным отделом и фотоархивом МИА «Россия сегодня», при этом она снимает в Абхазии новый проект «Независимые субтропики» и пишет диссертацию. |
Текст: Дмитрий Первушин
Фото: Алексей Костромин
Комментарии (0)