Британцы Metronomy вроде играют легкую музыку для приятного уик-энда, но при этом звучат грандиозно, на родине собирая Альберт-холл. Лидер группы Джозеф Маунт рассказал Евгению Лазаренко про письма о любви и съемки у Гондри.
Лет десять назад, когда Metronomy записывала первые инструментальные альбомы, вы полагали, что достигнете такого уровня популярности?
Определенно, я уже строил планы на жизнь и рассматривал музыку как карьерную возможность. Не то чтобы я ожидал, что наши альбомы будут покупать сотни тысяч человек, но уже тогда понимал, что ничем другим заниматься не хочу. Музыка — это моя работа. Мне с ней чертовски повезло, но пришлось приложить массу усилий и ловить каждый шанс, чтобы продвинуться еще чуточку вперед.
Американский тур на «разогреве» у Coldplay стал таким шансом?
Конечно, выйти на стадион совсем не то же самое, что выступить в клубе на сто человек. И непонятно, что более волнующе — безликая масса на горизонте или глаза в метре от тебя. Мы даже чувствовали некоторое облегчение: люди пришли не на нас, они не знают наших песен и не ждут хитов — так давайте играть то, что хотим сами. И это чувство уверенности, видимо, передавалось: люди танцевали. Мы научились общаться с публикой, я делал кое-какие заметки в том туре, и потом на наших сольных концертах в США сразу были солд-ауты.
Ваш прошлогодний альбом Love Letters в отличие от всех предыдущих сделан на аналоговом оборудовании, что связано со многими самоограничениями. Зачем это?
Да, если ты пишешься на пленку, подредактировать партию потом не получится, только заново записать. Такой старорежимный метод работы заставляет тщательно обдумывать каждое решение, прежде чем нажать на кнопку «запись», и вот этой сосредоточенности мне как продюсеру всех альбомов Metronomy прежде не хватало. К тому же я решил, что аранжировка каждой вещи на этой пластинке будет отталкиваться от уже готовой, написанной песни, а не как раньше бывало: вот партию сочинил, какие бы слова под нее подложить? Теперь я чувствую себя настоящим сонграйтером.
Последнее время вы выходите на сцену в одинаковых костюмах, прямо как The Beatles.
Это тоже часть той поп-традиции, к которой мы захотели прикоснуться с Love Letters, — старомодная манера одинаково одеваться на концерт. Мы стараемся произвести впечатление такой банды, как персонажи «Заводного апельсина» в своих котелках.
Кто ваши герои в музыке и кино?
С раннего возраста и до сих пор восхищаюсь The Beatles и Дэвидом Боуи. В кино мне интересны крупные авторы вроде Стэнли Кубрика и Альфреда Хичкока.
Судя по вашим роликам на YouTube, живьем вы звучите бодрей, чем в студии. Не думали выпустить «живой» альбом?
Да ну, зачем? Все равно в записи не удается зафиксировать атмосферу и ту энергию, которая царит в зале. У нас на концертах и со сцены прыгают, и мошинг устраивают, и вообще с ума сходят — сам бы не поверил.
Вы держите группу под контролем. Но что, если кто-то из ваших коллег принесет на репетицию песню?
Такого пока не случалось, но я с любопытством послушаю. Вообще, я не такой уж диктатор, песни мы делаем вместе, и конечный результат порой бывает очень далек от того, что я задумываю изначально. Ведь Love Letters предполагалось сделать чуть ли не в джазовом ключе. Получилось по-другому, но нас все равно пригласили сыграть на фестивале в Монтре в прошлом году.
Видео на Love Letters снял Мишель Гондри. Как вам работалось с ним?
Я думал, он такой свободный художник, лелеющий свое эго. Ничего подобного, очень открытый товарищ, большой умница и фантазер, и работать с ним было одно удовольствие.
Ваше недавнее интервью для The Guardian проходило в вегетарианском ресторане. Вы не едите мяса?
Вовсе нет. Это корреспондент попросил о встрече там, сам-то я мясо очень люблю.
Metronomy. «А2», 20 марта
Комментарии (0)