В середине июля в Петербурге разразился очередной градостроительный скандал — активисты заявляют, что на Петроградской стороне сносятся исторические корпуса завода Ригель, несмотря на то, что незадолго до этого суд наложил запрет на разрушение построек до момента, пока не будет решен спор между градозащитниками и КГИОП. Это не первый подобный случай — в 2022 году активисты жаловались, что вопреки решению суда продолжался снос исторических бань Екимовой на Малом проспекте Петроградской стороны. Как такие ситуации возможны? Почему решение суда не способно защитить старые постройки? О каких системных проблемах говорит и к чему может привести в будущем? На эти вопросы редакции «Собака.ru» отвечают юристы, градозащитники и эксперты из строительной отрасли.
Анна Капитонова
Градозащитник, юрист, автор канала «Адвокат наследия»
На самом деле я не могу сказать, что застройщики в городе прямо плюют на судебные запреты сносить то или иное здание. То есть ситуации, когда застройщик был в заседании, получил копию решения, расписался, а потом велел все равно начать снос, крайне редки. Сумасшедшие, конечно, есть, но их немного.
Проблема в том, что всегда есть масса уловок. Бывает так, что застройщик понимает, что заседание по обеспечительным мерам вот-вот будет, и начинает работы побыстрее, чтобы к моменту рассмотрения снос уже был бы начат. Или, как, вероятно, произошло с корпусами завода Ригеля, представителей сторон в заседании вообще не было, и девелопер формально вообще не знает о запрете.
Чисто юридически все чисто — никто не обязан читать «Собаку.ru», «КоммерсантЪ» или «Фонтанку», чтобы не пропустить — вдруг на его объект наложили обеспечительные меры? У строителей есть свои планы, и они не меняют их, пока не получат судебный запрет на руки. А вручить его должны приставы, которые тоже работают по графику — сегодня документ от судьи получили, завтра отправили. В итоге мы видим серую зону, когда запрет на снос есть, здание уничтожено, а придраться не к чему.
Но надо понимать, что такие серые зоны есть не только в России. Строительные компании везде примерно одинаковые, и юридическая процедура работает везде примерно сходным образом. Корень именно наших проблем в том, что никто не ставит сохранение культурного наследия, организацию доступной среды и тому подобные вещи во главу угла.
В итоге постоянно возникают точки напряженности, где все зависит от удачи и буквально секунд, которых хватит или не хватит, чтобы вручить нудные бумаги правильному человеку. И в таких ситуациях все обычно заканчивается плохо. Причем эта напряженность не нужна никому: застройщик недоволен тем, что его объект светится в новостях, градозащитники — из-за того, что памятник так и не удается сохранить.
Для себя и своих коллег я вижу только один выход — надо работать на опережение. Компанию по защите каждого дома нужно начинать раньше, до того как время пошло на секунды. Тогда больше шансов на успех. Впрочем, в действиях, которые предпринимаются в последний момент тоже есть смысл, хотя и часто эта борьба обречена. Самоотверженность активистов дает понять властям и застройщикам, что центр города небезразличен людям, сюда нельзя просто прийти и творить что угодно — за каждой стройкой будут очень внимательно смотреть.
Мария Славич
Старший юрист практики по недвижимости и инвестициям АБ «Качкин и Партнеры»
Думаю, сегодня нет оснований говорить, что меры предварительной защиты, налагаемые судом в спорах о признании зданий памятниками, не работают. Более того, в этом вопросе заметен прогресс.
До недавнего времени суды, рассматривая такие споры, вообще не использовали запрет на снос — единственной обеспечительной мерой, прописанной в законе, был запрет применять оспариваемый акт к истцу. Проще говоря, к самим градозащитникам нельзя было применить решение об отказе включить здание в список объектов культурного наследия.
Ситуацию изменило недавнее постановление Конституционного суда. Оно было принято по итогам рассмотрения жалобы, касавшейся сноса железнодорожного вокзала в Токсово, который требовали признать объектом культурного наследия. Тогда КС отдельно постановил, что в случае таких споров суды должны налагать обеспечительные меры, которые вынуждают на время отказаться от сноса объекта.
Это, безусловно, большой шаг вперед, который намного лучше защищает потенциальные объекты культурного наследия. Однако вопрос в том, что гарантированно остановить уничтожение объекта одно лишь своевременно принятое решение суда не может. Это решение нужно еще исполнить — с этим традиционно у нас все сложнее.
Служба судебных приставов (ФССП) — общая боль российских юристов, и дело тут не только в защите зданий от сноса, но и вообще в исполнении любых судебных решений. Люди полагают, что исполнительный лист надо просто отдать в ФССП и ждать исполнения, но так не работает. И спасение утопающих остается в руках самих утопающих: кредиторы вынуждены сами искать имущество должников, а градозащитники — привлекать внимание общества и вызывать полицию на место возобновившегося сноса. Но и это не всегда срабатывает.
Как изменить эту ситуацию, чтобы решение в вашу пользу автоматически запускало бы необходимую процедуру, — вопрос сложный. Как вариант — надо увеличивать административные штрафы для должностных лиц и компаний, допустивших неисполнение судебного решения. Однако пока эффективные меры ответственности для таких случаев не установлены.
Анисья Хохлова и Елена Тыканова
Социологи, исследователи локальных городских конфликтов
Хотя мы отдельно не следили, отдельно именно за ситуацией вокруг завода «Ригель», наш исследовательский опыт свидетельствует, что это отнюдь не исключительный случай. Подобные ситуации случались при коммерческой застройке парка Александрино, по похожему сценарию был снесен дом Рогова. Практика показывает, что даже наличие формально закрепленного статуса объекта культурного наследия не является гарантией сохранения здания.
В целом практика «стремительных сносов» в ходе «гонки экспертиз» широко распространена в российских городах-миллионниках (хотя, возможно, более видима в Петербурге благодаря существованию в нем мощного градозащитного движения): например, градозащитники инициируют независимую экспертизу спорного объекта, которая подтверждает его ценность. В ответ компания-застройщик или городская администрация заказывают другую экспертизу, которая отрицает ценность и аутентичность здания. Пока градозащитники не успели среагировать, новой экспертизой осуществляется снос.
Это свидетельствует о том, что процесс оспаривания городских территорий крайне состязательный — уж слишком высоки ставки, так что никакие формальные инструменты, к которым прибегают защитники зданий (в том числе обращения в суд, в прокуратуру и другие инстанции), не являются панацеей. Причем ни для каких сторон (в нашей практике встречались и кейсы, когда, опасаясь социального напряжения, власти отзывали уже полностью согласованные и даже запущенные проекты, и обращения бизнес-организаций в суды не помогли им «восстановить справедливость»).
Разумеется, в случае сноса зданий «Ригеля» [можно предположить, что] застройщик был осведомлен о запрете, но прагматично пользуется «окном возможностей», возникшим благодаря тому, что документы еще не дошли приставам, то есть формально застройщик еще не уведомлен о решении суда. Компания хорошо осознает, что продолжение конфликта обернется как минимум затягиванием строительства, а как максимум отменой разрешений на снос, и стремится разрубить этот «гордиев узел».
Завод «Ригель» — типичный пример городского объекта с неочевидной ценностью. Как видно из дискуссии вокруг конфликта, его участники не сходятся ни в том, насколько эстетически привлекательны здания завода, ни в том, насколько они «историчны», ни в том, насколько они ценны и почему. В этих условиях задача градозащитников усложняется: большой проблемой оказывается мобилизация широких городских публик, которые и сами сомневаются в ценности завода (достаточно посмотреть комментарии к новостям о сносе, где многие пользователи прямо заявляют, что защищать там нечего). Убедить горожан и чиновников в ценности объекта принципиально можно, о чем свидетельствует, например, история Блокадной подстанции, но для этого требуется долгая и последовательная работа по производству ценности, ее заявлению на различных публичных аренах. А этого времени у градозащитников нет.
Пока городские территории остаются коммерчески привлекательными, такие случаи будут повторяться. Горожане могут лишь искать союзников в эшелонах власти, настойчиво прибегать к судебным разбирательствам, одновременно ища поддержки в медиа и тем самым добиваясь максимального публичного резонанса вокруг проблемы, то есть пытаться инициировать переговоры, нащупывать баланс интереса. Однако исход подобной борьбы зависит от огромного числа факторов — как внутренних (насколько консолидированы градозащитнки, насколько согласованы их усилия), так и внешних (удастся ли им обрести поддержку сильных союзников, какие прибыли обещает проект коммерческой застройки спорного участка).
Алексей Шашкин
Проектировщик, член Совета по сохранению и развитию территорий исторического центра Санкт-Петербурга
Вообще, конечно, вопрос о том, почему решение суда не исполняется, лучше задавать не экспертам, а правоохранительным органом. Если есть решение судьи, то мы должны ему подчиниться вне зависимости от того, что мы о нем думаем.
Вероятно, так не происходит потому, что закон у нас в целом не ассоциируется с правдой, для большинства суд — это лишь манипулирование какими-то нормативными требованиями. Поэтому не зазорно вопреки его решениям дальше отстаивать какую-то свою правду. В итоге, как говорится, закон — что дышло: куда повернешь, туда и вышло.
Другое дело, что мне кажется очень странной сама практика судебных запретов на снос зданий. Почему решение о том, может ли постройка существовать или нет, принимает юрист? То есть человек, который никакого отношения к архитектуре и искусствоведению не имеет. Эти вопросы нужно решать по-другому, и суды в идеале тут вообще должны быть ни при чем. Решение об архитектурном облике города должно вырабатываться не на судебной почве, а на основе консенсуса в обществе. Отсутствие последнего, как мне кажется, — тяжелая и запущенная болезнь нашего города.
Компромисс — дело трудное, наша власть, к сожалению, не имеет такого уровня культуры, чтобы вести необходимый для его достижения диалог. Впрочем, надо сказать, ее оппоненты отвечают тем же. Драку в качестве итога спора о судьбе какого-то объекта легче представить, чем высококультурную беседу. Да и, как вслед за Марксом говаривал бывший главный архитектор Петербурга Владимир Григорьев, «нет преступления, на которое не пошел бы капитал ради 300% прибыли».
В итоге мы видим, что застройщики плюют на решения суда о запрете сноса, градозащитники в свою очередь плюют на решения суда и ложатся под бульдозеры, когда суд все же разрешает начать работы. К чему это нас ведет? Да ни к чему хорошему — мы видим, как вокруг каждого здания разворачивается гражданская война.
Как наладить этот диалог и не доводить дело до суда — вопрос сложный, но поиски ответа все равно надо вести. Экспертное сообщество должно доводить свои идеи до общества, объяснять, почему та или иная постройка будет лучше или хуже. А общество должно быть готово слышать рациональные аргументы профессионалов. В противном случае мы так и будет находиться во все той же точке, когда активисты возбуждаются по поводу каждой стройки и подают документы о признании объекта памятником, только когда над ним занесен ковш экскаватора, а инвестор стал в городе настолько редким зверем, что его впору заносить в Красную книгу.
Комментарии (0)