Фронтмен коллектива Hercules and Love Affair из Нью-Йорка, который в прошлый уикенд выступил на фестивале BeeCamp, рассказал нашему гонзо-журналисту о богемном образе жизни, отношениях в группе и о том, как эффективно писать музыку.
В одной из публикаций журналист назвал Вас богемой. Согласны ли Вы с этим утверждением? И что для Вас значит слово «богема»?
Я бы не назвал себя богемой. Но я уверенно могу сказать, что я ведом потребностью в искусстве. А это и есть определение богемы — необходимость в творческой и эстетической реализации. И даже деньги — это следствие в этой самой погоне. Также по определению богема группируется в коммьюнити. Проект Hercules and Love Affair отличается своей интернациональной общностью. Множество различных музыкантов со всего мира принимают участие в нашей деятельности. Так что в каком-то смысле, «Геркулесов» можно назвать международной богемной тусовкой.
С самого детства я искал новые интерпретации в искусстве, и музыке в том числе. Искал редкие записи в замызганных музыкальных ларьках, не переплачивая за их раритетность. Покупал винтажную одежду на барахолках. Я всегда искал клад в неприглядных местах. Я настоящий искатель сокровищ. Это всегда двигало меня к поиску необычного в кажущихся тривиальными вещах и местах. И до сих пор это меня толкает вперед. Я не привык платить много денег на создание моей музыки. Хороший бизнесмен — это не про меня. Мне 36 лет, и я только начинаю стараться мыслить более материально. Я слишком долго прожил в творческих поисках, пора задумываться о каких-то других важных вещах помимо культурных изысканий. Но для меня сложно искренне воспринимать вещи или явления, которые я считаю противными, этически и эстетически неверными. Я стремлюсь к самодостаточности в творчестве. Но появляются бойфренды, и вся моя самодостаточность улетучивается в трубу. (Смеется.)
Если бы Вы не стали музыкантом, то кем?
Честно говоря, я недавно думал об этом. Я бы преподавал. Например, музыку или историю искусств, или поп-культуру. Мне нравится отдавать что-то людям, это приносит мне удовлетворение и гармонию внутри. Поэтому если б я не создавал музыку сам, то учил бы других создавать ее.
Какого возраста студентов Вы бы взяли на обучение?
С подростками конечно пришлось бы намного сложнее, со взрослыми и маленькими детьми легче. Потому что мне иногда кажется, что я сам великовозрастный тинейджер. В целом, я очень открытый человек, я люблю создавать комфорт вокруг себя, чтобы людям было приятно находиться рядом. Я полон благих намерений.
Любите ли Вы детей?
Да, очень люблю. Они потрясающие.
А хотите своих?
Порой думаю об этом, но пока не уверен, что готов. У меня есть племянники и племянницы. Я обожаю их. Проводя с ними время, я всегда убеждаюсь, насколько пластичен, многогранен и безграничен человеческий мозг. Но я смотрю на своих брата и сестру, и понимаю, что я могу уехать через два дня, а они уже не могут оставить своих детей. Они везде и всегда с ними: в путешествиях, на отдыхе, в делах. Мне кажется, иногда это очень тяжело. Дети — это большая ответственность, которая на данном этапе меня пугает.
Почему состав «Геркулесов» постоянно меняется? Это необходимость или первоначальная задумка проекта?
Лично для меня — просто так происходит. С самого начала я сказал: «Давайте сделаем не группу в традиционном понимании, а проект, который мы назовем группой». Эта идея не нова — постоянно менять состав. Эта мысль родилась от любви к другим группам с таким же принципом, например, к Massive Attack. Когда я был подростком, обожал хэви-металл группу Ministry, где тоже постоянно менялся состав участников, но всегда были двое постоянных, как ядро проекта. Ротация в коллективе дает возможность получать удовольствие от работы и сотрудничества с большим количеством талантливых людей. При этом есть и другая сторона, неприятная. Да, есть некая конкуренция внутри и вне группы, кто-то обижается или расстраивается, что им не достается достаточно внимания. Порой к нам приходят ребята, которым есть, что сказать важное этому миру, но они не могут выразиться именно в «Геркулесе». Конечно, это огорчает их и меня в том числе. Потому что с каждым музыкантом я строю свои особенные отношения, развиваю их, привязываюсь. Честно скажу, я ни разу никого не увольнял из проекта. Никогда не говорил «уходи». Ребята сами чувствуют, если что-то не так, и покидают коллектив. И наверно это правильно, им так легче.
Но и по этой же причине сложнее продавать нашу музыку. В любом случае у проекта есть коммерческая сторона. А покупателю должно быть понятно, за что он платит деньги. Потребитель должен легко ориентироваться и узнавать бренд. А мы ему говорим: «Вот это то, что мы можем представить вам сейчас. Но потом это может быть совершенно другим». Некоторые люди начинают задумываться, а другим становится любопытно, что же произойдет дальше. Они дают нам шанс раз за разом быть увлекательными для них. Наших поклонников приводят в восторг сама идея спонтанности и неожиданности, они авантюристы.
Вы, как и прежде, пишите все тексты песен сами?
Раньше да, я писал сам почти все тексты, в последнем альбоме The Feast of the Broken Heart больше соавторства. Мы сдвинули концепт — теперь песня строится вокруг общего впечатления от нее, поэтому мы можем менять слова в процессе ее создания, доработки или даже записи. Вдохновение ко мне приходит в основном от людей. Это моя натура, и именно поэтому в проекте нет постоянного состава. Я проникаюсь личностью, образом персонажа. Обычно люди, которых я встречаю на своем жизненном пути, несут в себе какую-то борьбу. Они странные, поэтому им приходится бороться за свою сущность. Это может быть борьба за пол, сексуальную принадлежность, внешний облик или социальный статус. И их стремление быть принятыми обществом несмотря ни на что вдохновляет меня. Очень многое приходит из моих личных отношений с партнерами.
Как Вас настигает муза?
Порой надо мной загорается лампочка или начинает светиться нимб вдохновения. (Смеется.) Но любая новая идея не идет сразу в дело. Сначала она проходит через множество экспериментов и попыток. Я считаю, что мысль нужно отпустить в реальность, чтобы она зажила своей жизнью. И только потом из нее получается что-то стоящее. У меня в голове рождаются мириады идей, но только единицы воплощаются в жизнь. Чтобы словить магию, я не позволяю своему критическому мышлению оценивать и преобладать над творческим началом. И тогда возникшая мысль развивается, растет и множится, и в какой-то момент я говорю себе: «Нет, это не сработает, не прокатит, не будет восприниматься». Это как смотреть на заваленный хламом стол и четко понимать, что лежит на нем. Что нужное, а что просто мусор. Для меня главный закон: не редактировать, пока не получил то, что можно редактировать. Наверно, именно на этом моменте застревают многие творческие люди. Писатель может написать одну строку и потом долго смотреть на нее. Он начинает пытаться переделать ее, поменять слова, дописать или переписать. Эй, чувак, ведь ты же написал всего одну строку! Сначала напиши двадцать пять страниц, не задумываясь, сколько их и что в них. И возможно, где-то в них ты сможешь откопать какую-то одну достойную идею. Не оценивай себя, пока не пришло время — это мой девиз.
С кем бы Вы хотели сделать коллаборацию?
Я поклонник современных танцев: от балета и до импровизации. Я с радостью бы снова писал музыку для танцевальных постановок. Я делал во времена университета вместе с моими сокурсниками. В мае вышло наше новое видео на песню I Try to Talk to You, в котором задействовано два молодых талантливых танцора в постановке хореографа Райана Хеффингтона. Райан потрясающий, он ставит изумительные танцы. Я бы даже ушел из музыкальной истории на какое-то время и делал что-то для его театральных шоу. Еще друзья пригласили меня в гости во Франкфурт, где они будут выступать в перфомансе Уильяма Форсайта, моего любимого современного хореографа. Может, мы сделаем с ним что-нибудь интересное.
Я уже делал коллаборации в фэшн-индустрии прежде. Было классно писать музыку для Chanel. Сейчас веду переговоры с молодым дизайнером, который дает нам некоторые вещи на выступления, Daniel Palillo.
Еще я обожаю мир кинематографа. Два года назад я написал партитуру для фильма испанского режиссера о классической музыке. По возможности я бы писал музыку для телевизионных роликов.
Вы ярко одеваетесь на свои выступления.
Меня всегда вдохновляет цвет и его насыщенность. Цвет провоцирует во мне максимум нужных эмоций, в купе с яркостью он способен менять настроение и настрой на жизнь в целом. Также он может обезоруживать окружающих. Порой люди, увидев яркого человека, не могут не улыбаться или начать смеяться. Цвет — это мощный мотиватор. Еще я люблю игривые вещи, потому что в душе я еще все ребенок. Я предпочитаю комфорт, мягкую, удобную одежду. Это практичный подход, но он определяет мой стиль. На мне сейчас мой любимый дизайнер KTZ. У KTZ смелые вещи, поэтому я сам чувствую себя бесстрашным, надевая их. Ну и обязательно в моем луке должен быть налет сексуальности, она придает мне уверенность в себе. Я ценю в людях способность к провокации во внешнем виде. В этом смысле, образ — это мощный способ коммуникации. Пока я рос, мне слишком много указывали, как я должен выглядеть, что я должен носить, кем я должен казаться. Наверно поэтому я немного панк в одежде.
Вы устраиваете яркие перфомансы на своих выступлениях, но при этом не наряжаетесь в громоздкие костюмы, например как Леди Гага. Это Ваш личный выбор или способ донести какую-то мысль?
Я предпочитаю быть самим собой на сцене, и я призываю всех участников группы быть самими собой. В первом туре, в который мы отправились в составе восьми человек, «Геркулесы» выступали в одинаковой одежде, в униформе. Тогда это было необходимо, чтобы объединиться во что-то целостное, создать ассоциацию. Когда на сцене стало выступать меньше народу, стало важно показать, кто есть кто на самом деле. Надо было разделить нас визуально. Мне самому важно наблюдать за артистом во время выступления. Я получаю огромное удовольствие, разглядывая театральные образы Бьорк, например. Хотя в современной музыке, особенно поп-культуре, визуальный ряд становится центром того месседжа, который музыкант несет этому миру. Порой кажется, что артист не наполнен мелодией, лирикой или какой-то важной мыслью, он озабочен лишь своим внешним видом. Шокирующее или трудоемкое в производстве видео, картинка, облик человека становится во главу угла. И эта вспышка ослепляет, затмевает что-то более значительное. Для меня самое важное — это звучание. Я из тех, кто предпочтет выключить картинку и сделать громче звук.
Текст: Наталья Наговицына
Комментарии (0)