Страх смерти и тоска по детству: отрывки из книги «Так говорил Богомолов»

Начальник морга

учительница

дети, сегодня у нас в рамках курса введение в смерть встреча с человеком.

профессор

с интересным человеком.

учительница

это профессор смерти. у профессора есть пара необычных мыслей про смерть. и он поделится ими с нами. основная проблема с которой сталкивается каждый, у кого кто-то умирает — что делать с трупом.

профессор

от трупа надо побыстрее избавиться. жить с трупом не надо.

учительница

почему?

профессор

во-первых, труп — это уже не живой человек. с ним нельзя поговорить. он не утешит. не пошутит. а если ты пошутишь — он даже не улыбнется.

учительница

точно?

профессор

мы проводили эксперимент. мы рассказывали трупам анекдоты

учительница

они не смеялись?

профессор

нет

учительница

то есть коммуницировать с трупом невозможно.

профессор

абсолютно.

ученица

а если ему резко закричать в ухо? вот так: кричит

профессор

он не услышит.

ученик

а если оскорбить? ударить?

профессор

он не обидится. не даст сдачи.

учительница

то есть можно сказать, что труп — это человек, который вас игнорирует.

профессор

совершенно верно.

учительница

вам не кажется это непрактичным? вот живет человек. и ты с ним живешь. много лет. потом он стал трупом — и ты его сразу выбрасываешь. неужели нельзя его как-то приспособить?

профессор

я бы не советовал. дело в том, что труп не вполне безобиден. дело в том, что от трупа исходит радиация.
учительница неужели?

профессор

да. это особый тип радиации. для его измерения мы создали уникальный прибор — смертомер.

учительница

и сильная радиация?

профессор

от одного или даже двух трупов радиация не сильная. в районе 5 единиц. но постоянно быть рядом с трупом — это значит постоянно облучаться этой радиацией. это опасно. а есть места где превышение нормы в тысячи раз.

учительница

а какая норма?

профессор

ну 10–15 это нормально. 

Предисловие

В моей жизни было детство.

В этом детстве я писал стихи.

Ходил в поэтическую студию.

Каждую пятницу во Дворец пионеров на улице Фадеева

в 17:00 собирались дети.

И читали свои стихи друг другу.

Но главное — руководительнице студии Ольге Ивановне

Татариновой.

Ольге Ивановне я всегда был и буду благодарен.

Она любила того меня.

Не будущее во мне она любила, но настоящее.

Она ценила того меня так, как не ценил я сам.

Того, кого я, окончив школу бросил, как бросают собаку.

Просто вывез куда-то, высадил из машины и уехал.

А он смотрел, как я уезжаю. Почти не сопротивлялся.

А я рос.

Бросил писать.

Получил образование.

Знакомился с людьми.

Зарабатывал.

Я мечтаю вернуть.

Не счастье детства, нет.

Того, который боялся людей. Стеснялся. Стыдился. Робел.

Того, кто думал о Вселенной и читал книги.

Того, кто не умел общаться и манипулировать.

Для кого вся жизнь и весь мир сосредотачивались

в тетради.

Кто, идя по улицам, в гости, в школу, складывал слова

в строки.

И в этом чувствовал радость, и смысл, и наслаждение.

Я бросил его.

И не оглядывался.

А он смотрит на меня.

он, а не Он

Смотрит на то, чем я стал.

Радуется.

Что я жив. Что любим. Что здоров. Что родители со мной. 

Пальто

Под утро приснилось Болшево.

Там зимой были финские сани и катались с горы.

И был запах сладких

едва испеченных булочек ближе к пяти — на чаепитие.

И кино по вечерам.

Еще были лыжные походы.

И огромные деревянные шахматы и шашки.
 

Хочется вешаться. Не как пальто. По-другому.

Не будет ни того тела, на которое натягивал чулки,
чтобы не мерзнуть.

Ни той темноты ночного леса.

Ни жидкой ели,

обернутой гирляндой из лампочек мигающих безмолвно.

Ни той простуды.

Хочется плакать. И не получается.

Не надо лукавить. Ты знал, что этим кончится.

По крайней мере теоретически жить еще долго.

И в этом остатке тоже есть своя прелесть.

А то, что сниться будет Болшево до конца — терпи.

Может быть, в этом и есть главная тайна