Блестящий математик и одновременно танцор и театральный деятель теперь стал еще и писателем — его роман «Равинагар» разошелся в Рунете, а философ Александр Секацкий выдвинул его в лонг-лист премии «Национальный бестселлер — 2017».
Вы занимаетесь литературой, театром, танцем, но стали профессиональным математиком. Почему?
В юности я оказался созерцателем разрушительного процесса, который повлиял на мой образ мышления. Страна развалилась, люди, которые были носителями идеологии, стали ненавидеть то, что только что проповедовали. Тогда я понял, что людям, системам, форматам не стоит доверять, и увидел единственный ход выживания — он связан с игровыми пространствами, символическими дорожками и, соответственно, математикой.
Вы выросли в небольшом городке в Латвии, потом долгое время жили в Москве, работали в Индии, Европе и Америке. Как в итоге оказались в Петербурге?
В середине 1990-х в Латвии я видел только разрушение культуры, науки и человека, а в Москве были гигантские потоки разнообразия. Отучившись в МГУ, защитив кандидатскую, уехал в Индию, в Аллахабад. До сих пор рассматриваю его как второй дом. Четыре года назад меня позвали в Питер. Я имею основания находиться в Петербурге — моя бабушка блокадница, ее родители, брат, сестра умерли здесь от голода. Это очень трагичное и тяжелое пространство, в первую же зиму меня качнуло в лютую болотистую депрессию, хотя раньше подобного не случалось. Но для меня честь и ответственность здесь находиться. На Западе невыносимо — чувство такое, как будто внутренняя свобода пропущена через соковыжималку и стерильно упакована.
Как получилось, что вы написали «Равинагар» — роман о безумии, действие которого происходит в вымышленном индийском городе, но смешано с мифами, отрывками из дневников сумасшедших, историями из вашего опыта работы в психбольнице?
Появился страх, он начал писать текст и просуществовал где-то неделю. Я начал взаимодействовать с ним как с ритмической сущностью, как с орнаментом, используя наработки, которые вел годами, — так проявилась теория праузоров. «Равинагар» писался как спонтанное существование, это не способ реализации, это был мой дом. Не часть меня, а пространство, где я жил и ходил. Этот текст — карта города, который находится в осаде.
И как вы отреагировали, когда текст номинировали на «Нацбест»?
Да особо никак. Я не очень знаком с литературными премиями, ощущения как от участия в телешоу «Танцуют все», на которое я ездил в 2013 году как внеформатный танцор. Текст и так прочли несколько тысяч человек. Он уже сыграл свою роль, чуть-чуть согрел пространство, теперь пусть распространяется или растворяется. Даже не знаю, что лучше: чтобы он жил или сгинул.
Почему, по-вашему, на «Равинагар» обратили внимание?
Люди ищут новые форматы, они очень устали от махрового искусства. Они ждут, когда появится литература нового ритма, движения. А им впаривают очередные подделки, исторические романы, написанные высокопарным языком, или полностью просчитанные лицемерные тексты, правильную литературу, нацеленную на успех. «Равинагар» — это честный пористый метатекст, в каждый фрагмент которого возможно проваливание, в котором есть нелинейные потоки, это текст нерегулярной сборки.
Не собираетесь его издавать?
На данный момент не вижу в этом смысла. И нет ощущения, что этот текст стремится оказаться на множественной бумаге, слиться с гигантским лесом. Кажется, что пока он остается явлением Сети, он способен странно действовать, а после бумажной публикации зафиксируется, превратится в книгу гаданий, перестанет быть домом и городом.
Вы откровенно рассказываете, что состояли в сектах. Как они появились в вашей жизни?
В двенадцать лет начал путешествовать по сектам, и это был чудесный опыт. Одно дело, когда ты сидишь в школе и тебе вливают в уши всякую чушь, другое — когда приходишь в сообщество братьев, вы беретесь за руки и говорите о том, что спасете вселенную. Это потрясающе. Да и альтернативы тогда было не много: прозябать или стать бандитом. Многое из сказанного там позже я воспринимал метафорически, но это были мощные пульсации. Почерпнул оттуда не парадигмы, но ритм и способ общения людей.
Продолжаете ежегодно надолго уезжать в Индию?
Лет в семнадцать-восемнадцать я был адептом одной околоиндуистской секты и перед сном каждый день молился, чтобы попасть в Индию. И видимо, настолько сильно молился, что не могу туда не ездить. Теперь вожу туда свою семью, детей, для них это очень яркие впечатления. Индия — это пространство тайных ходов. Дети могут смотреть на другой мир. Я могу там спокойно отпускать их гулять. А здесь не могу, у нас пространство непрерывной войны, надо постоянно биться за существование. Но я здесь счастлив. Сколько себя помню, идет война. Может, это и есть нормальное состояние русского человека.
Математика и религиозность не мешают друг другу?
Вера — моя сущность, иного себя не мыслю, трудно оценить помехи и помощь. Математический мир довольно странен, те объекты, которыми мы занимаемся, взламываются нерегулярными ходами. Более того, я не верю в стандартное образование. Мистический подход к вещам, объектам, связям раскрывает иные грани мира.
Текст: Ксения Морозова
Фото: Алексей Костромин
Комментарии (0)