Outsider art — «наивное» искусство в мае захватит Центр имени Курехина и Музей стрит-арта. Бывшая журналистка и волонтер Женя Штиль с художником Стасом Багсом нашли новых Баскию и Харринга в психоневрологических интернатах.
Десять лет назад Женя Штиль писала обзоры о концертах и вечеринках в городские журналы, а потом бросила все и стала волонтером в Павловском детском доме для детей-инвалидов и создала организацию «Дети Павловска». Три года она помогала выпускникам получить квартиры и начать полноценную жизнь, а в 2018 году совместно с организациями «Инфакто» и «Дети Павловска» открыла на Гороховой улице первую в городе студию для художников, живущих в ПНИ. Стас Багс —художник с биологическим образованием и десятком персональных выставок в галереях Петербурга, Москвы и Хельсинки десять лет назад по приглашению Жени расписал бетонный забор Павловского детского дома. Год назад он пришел преподавать в «Арт-штабе» и теперь пять дней в неделю помогает художникам из ПНИ реализоваться, изучая работы Хокни и Лихтенштейна.
Как вы ищете художников в ПНИ для своего «Арт-штаба»?
Стас: Мы приезжаем в интернат и ставим перед всеми бутылку кока-колы, ребята начинают рисовать, а я выбираю тех, кому это занятие действительно интересно. Я не хочу рисовать с ними яблочки или цветочки, как на занятиях в ПНИ, я стараюсь раскрывать каждого как индивидуальность через современное искусство. Эти ребята не думают о концепции и конъюнктуре, они делают так, как хотят, я только направляю их в нужное русло.
Женя: Мы погружаем их в мир петербургской арт-сцены, как в настоящей арт-резиденции: водим в галереи и музеи. Летом на уличной экспозиции выставки «Части стен» в «Манеже» ребята оформили одну стену на равных с уличными художниками, в этом году будут делать огромный мурал в Музее стрит-арта. Это и есть социальная интеграция. Моя задача — вкрутить закрытый мир интерната в «большой мир» людей.
Женя, почему ты интегрируешь ребят в социум через современное искусство, а не через выпекание булочек с корицей, например?
Женя: Будем честны — на одном человеческом милосердии далеко не уедешь — на нем нельзя построить устойчивые проекты. Наши ребята многое не могут, не умеют читать и писать, если я открою благотворительную булочную, то булочки буду печь я, а они будут стоять рядом. В мире искусства они могут реализоваться, потому что он демократичней, в нем меньше барьеров. Ты можешь прибивать себя к брусчатке на Красной площади и быть художником. Тебя не будут называть сумасшедшим.
Звучит как злая ирония в адрес мира контемпорари арта, тебе не кажется?
Женя: Да, я с иронией отношусь к миру современного искусства, кружочкам Дэмиена Херста, которые стоят миллионы. Джефф Кунс почти ничего не делает собственными руками. Художником сейчас может быть любой, даже тот, кто не умеет рисовать. И это очень хорошая среда, чтобы люди с ментальными расстройствами, которые живут за забором ПНИ, заходили в этот мир. Первые резиденты «Арт-штаба», ребята из Павловского дома, уже через пару месяцев начали называть себя художниками. И я тоже стала так их называть: не подопечные, не наши дети или воспитанники детского дома. Теперь нужно, чтобы и остальной мир это принял.
Вы не используете для работ ваших художников общепринятый термин «аутсайдер-арт». Почему?
Женя: Потому что делить современное искусство на «обычное» и аутсайдер-арт — это сегрегация. Есть Outsider art fair — специальная ярмарка такого искусства, и с художниками, которые там продаются, не будут работать галерея Саатчи и другие крупные галеристы. У нас, извините, арт, а у вас — аутсайдер-арт. Самые известные художники в этом направлении — это Джудит Скотт и Дэн Миллер, они работали в одной студии в Сан-Франциско и попали на 57-ю Венецианскую биеннале. Что может быть выше Венецианской биеннале? Ничего, это пик успеха, который привел художников к топовой цене — $20 000–30 000 за картину. Это потолок в аутсайдер-арте и копейки по сравнению с ценами на мировом рынке современного искусства.
Стас: Меня история с монетизацией вообще не интересует, мне важно из каждого художника вытащить индивидуальный почерк. Человек никогда не выйдет из-за забора интерната, а его картину увидят люди, она останется.
Откуда взялось название «Новые городские художники» как замена аутсайдер-арту ?
Женя: Художник нашей студии Саша Соколов как-то сказал: «Сколько можно рисовать, где смысл? Где деньги? Когда мы это продадим или на выставку отправим?» Я ответила, что пока сама не умею искусство продавать. Он стукнул по столу, собрал все свои картинки из блокнота и пошел на Гороховую улицу продавать. Я спросила: «Ты скажешь, что ты художник из интерната?» — а он ответил: «Нет, я городской». Так мы и стали городскими художниками. Тогда он продал одну картинку, но это был важный момент, потому что он почувствовал себя нужным. Потом его картину, оммаж на Жан-Мишеля Баскию, купил Андрей Малахов на ярмарке Sam Fair. Саша тогда чуть с ума не сошел. Мы изучали картины Баскии, которые продавали за 100 миллионов долларов. У нас появился челлендж — перерисовать эти работы, хоть Стас и говорил, что это хайп. Ребятам очень нравилось рисовать эту картину, играть в нее. Мы подошли к этой магии как деконструктивисты. Работа еще одного нашего художника ушла с молотка на аукционе в Москве, который был организован при поддержке «Sotheby's-Россия», в собрание крупного коллекционера. На вырученные деньги автор планирует отправиться в путешествие, подальше от интерната.
Выставка «Оргалиты»
Центр имени Курехина
Лиговский проспект, 73
21 мая—1 июня
Термин используют для описания самобытного «наивного» искусства, которое создают люди без художественного образования и знаний о современной визуальной культуре. Чаще всего применяется к работам художников с ментальными особенностями и заключенных. Это искусство не подчиняется культурным трендам и общепринятым представлениям о перспективе, объеме и правдоподобности. Существует еще один, более ранний термин «ар-брют», который для феномена придумал французский художник Жан Дюбюффе.
текст: Александра Генералова
фото: Виктор Юльев.
визаж и прическа: Екатерина Иванова.
Комментарии (0)