Сергей Шнуров: «Главное, что появилось в 1990-х, — это шаверма»

В самом конце 1980-х, в разгар перестройки в позднем Советском Союзе начали открываться первые кооперативные кафе. Кормили в них и самым обычным тогдашним набором оливье — борщ — котлета по-киевски, и экзотической восточной кухней, как в кафе «Воды Лагидзе» на Белинского, которое, кстати, до сих пор работает. Массовую популярность приобрел жюльен — до этого его никто в глаза не видел: грибы, запеченные в духовке с условным пошехонским сыром, подавали в невиданной кокотнице с длинной ручкой. И еще откуда-то стали появляться шампиньоны в промышленных масштабах. И хотя кафешек наплодилось довольно много, длительность их жизни была как у бабочек — возникали и закрывались. В 1990-х все было скоротечно. Менялось законодательство, менялись «крыши», менялся курс — менялось все ежедневно: люди меняли свой социальный статус с утра до вечера. Ты мог проснуться одним человеком, а лечь спать уже другим. Динамичное было время.

Главное, что появилось в 1990-х, — это шаверма. Ларьки и кафе, торгующие ею, открывали условные студенты инженерно-строительного института, приехавшие из Сирии. У каждого из нас была своя любимая шаверма, поэтому все гастрономические споры велись вокруг того, где она самая крутая: на «Пионерской» или на «Василеостровской». Бывало, мы устраивали гастрономические туры. Собирались у Александра Адольфовича (Пузо), который говорил: «Я вам сейчас покажу высший класс шавермного искусства», — и мы ехали компанией пять человек на «Василеостровскую»: там рядом с выходом из метро была арка с ларьком. Раньше шаверму заворачивали чуть ли не в туалетную бумагу, это потом появились пакетики, гондончики и она приобрела более цивилизованный вид.

На Петроградской до сих пор существует забегаловка «Троицкий мост» — сектантская вегетарианская срань. И поскольку она была в соседнем доме с радиостанцией «Модерн», на которой я тогда работал (должность называлась «промоушен-директор». — Прим. ред.), волей-неволей раз в неделю я туда захаживал в обеденный перерыв. Брал все эти имитации мяса, фигню эту. Кроме того, у «Модерна» был договор по бартеру с рестораном «Невские мелодии». Поэтому нам прямо на рабочее место доставляли еду в пластиковых контейнерах, что по тем временам было признаком дичайшего прогресса и неимоверной крутизны. В них лежала фигурно вырезанная картошка фри, а с ней обычные курица или мясо по-французски. Плюс салат «Столичный» или овощной. Деликатесов не было. Но к этой доставке отношение было, как к пище богов: откуда-то сверху тебе спускали пластиковый контейнер с фри.

Когда в 1997 году только появилась группа «Ленинград», я приятельствовал с бас-гитаристом и гитаристом группы «Наташа». А они спилили амбарный замок с подвала одного из жилых домов на Марата и само­захватили там помещение. Скорее даже это было бомбоубежище с толстыми бетонными перекрытиями, поэтому соседи не жаловались на шум, когда мы довольно долго репетировали. А на углу Невского и Марата стоял ларек, который назывался «Невский кармашек». В народе все его называли «Невский кошмарик». Внутрь питы там укладывали не курятину, а говядину с жилами и дикое количество перца. Тяжеляк. По сравнению с шавермой это была еда плотная, мощная, которую было довольно сложно прожевать. А на другом углу работал «Макдоналдс». И между «Макдоналдсом» и «Кошмариками» мы выбирали «Кошмарики».

А затем у нас появилась студия на Гороховой, 53, в которой мы до сих пор сидим. Ровно на выходе из нее в этом же здании лет десять существовала рюмочная — конкретно разливочная с нехитрым выбором спиртного и бутербродами с килькой. Она была организована совершенно … (офигительным) образом: по периметру всего помещения был приколочен классический портик. И чтобы люди не задерживались, доска этого портика была шириной ровно со стакан — локоть с нее соскальзывал. Застаиваться и засиживаться там было невозможно. Выпил — … (топай)!