Своими регалиями Александр Снегирев заткнет за пояс любого из прочих молодых прозаиков: у него дома хранятся дипломы обладателя премии «Дебют», номинанта «Русского Букера», «Нацбеста» и «Большой книги». Но дело не в призах, а в книгах: вслед за нашумевшим сюром «Нефтяная Венера», про ребенка-дауна, влюбленного в героиню картины, он публикует повесть «Тщеславие», где язвительно и талантливо высмеивает современных литераторов, не исключая себя.
Через несколько дней Димку сократили. Кризис. Он в журнале работал, концепции продвижения журнала в массы придумывал. А с кризисом актуальность продвижения в массы снизилась. Массы стали неплатежеспособны. И Димку уволили. Чтобы Димка не закисал, Юлька позвала его с собой на юбилейный корпоратив, устраиваемый агентством недвижимости, где она работала риелтором. У риелторов дела тоже не ахти, но праздник решили не отменять. Да и не получилось бы отменить при всем желании: агентство заранее арендовало на два дня большой коттедж в Малаховке, а назад деньги никто сейчас не вернет. Кроме сотрудников пригласили нескольких ВИП-клиентов. Праздновать начали в шесть вечера. Выпивали, играли в групповые игры: в монополию, в пантомиму, в мафию. Лично я терпеть не могу все эти групповые игры, мне сразу скучно становится. Может, это потому, что я индивидуалист? Впрочем, какая разница, нравятся мне групповые игры или нет, меня-то на празднике не было. Меня вообще на такие праздники редко зовут. Наверное, потому, что я групповые игры не жалую.
Очень скоро Димка обратил внимание, что Юлька особенно бойко шутит с одним из випов, газпромовским менеджером. Они с ним прямо как влюбленные хихикали. Юлька вызвалась менеджеру глаза руками закрывать в очередной игре, а менеджер поверх ее ладоней свои лапы наложил. Димка обозлился, но не захотел портить вечер ревностью. Да и вообще, он современный мужчина, а не первобытный Отелло. Гости постепенно напились и разбрелись по дому, Димка прилег на полку в неработающей сауне. Лежал и злился на Юльку за ее кокетство с менеджером. Козел, торгует народным богатством, а честных парней вроде Димки сокращают…
Неожиданно забежала Юлька и сочно и мокро поцеловала Димку в губы. А он из вредности не ответил, показать решил, что недоволен ее поведением. Юлька холодность почувствовала и с готовностью смылась, будто только этого и ждала. Димка рассчитывал, что она спросит, отчего он ей не рад, отчего холоден. Он думал, что подуется немного и простит вертихвостку. И менеджер забудется. Но Юлька каяться не стала. Димку это совсем обозлило. Он хлопнул дверью и пошел слоняться по участку.
Когда вернулся, многие уже спали. Кто в зале на диване храпел, остальные по спальням разбрелись. Димка зашел в их с Юлькой комнату – пусто. Она обнаружилась в комнате менеджера. Они спали обнявшись. Оба были одеты, и от этого их объятия казались еще более крепкими.
Димка испытал то же, что и в детстве, ходя по трубе. Жили мы в одном доме, и во дворе было ограждение, сваренное из железных труб. Трубы каждый год заново красили, то желтой краской, то красной. Какая была, такой и красили. Среди нас считалось достижением пройти по ограждению от начала до конца, ни разу не ступив на землю. Однажды Димка соскользнул. Правая нога съехала вправо, левая влево. Димка так ударился яйцами, что окаменел. Вокруг дети, солнце, смех, а он шевельнуться не может. Димка не хотел показывать свой позор, не закричал и не заплакал, кое-как перекинул ногу через трубу и, не сгибая коленей, как робот, пошел к собственному подъезду. Мы все через это прошли, я тоже по той трубе ходил, и Поросенок ходил. Да вы любого спросите из нашего двора – каждый хоть раз, да навернулся об эту трубу яйцами.
Тогда Димка не заплакал не только из гордости, а еще потому, что боль была сильнее слез. Тогда Димка на какое-то время перестал быть собой.
***
Димка напился и заснул. Думал, проснется и окажется, что все это был дурацкий сон. Ни фига. На рассвете Юлька заглянула в их комнату за косметикой. К завтраку не вышла. За обедом молчала. Менеджер топтался поблизости и в итоге додумался извиниться перед Димкой. Захотелось дать ему, дураку, кулаком по голове. По темечку. Как стукают барахлящий телевизор.
***
Юлька выгнала Димку. Сказала, что уже давно устала от отсутствия у него деловых качеств. Даже пепельницу украсть не может. А теперь еще и уволили. Хоть бы машину водил, так нет. Права ему купили, а водить не заставишь. «Ты социально пассивный! Не можешь ни на что решиться! По магазинам бы меня возил!.. О’кей, я сама водить буду, но ты хоть кредит оплати! Нет?! Тогда на хрена ты мне сдался?!»
По поводу машины у Юльки пунктик. Она уже и права себе организовала, и «Форд» в кредит взяла, но тут ей зарплату урезали. И оказалось, что за «Форд» нечем выплачивать. Пять штук зеленых не хватает. Все совпало, короче. Ну, Юлька на Димку и накинулась.
Самая главная Юлькина мечта – превратиться в болонку и чтобы ласковый хозяин носил ее на руках, расчесывал, кормил и покупал ошейнички с бриллиантиками. А она бы на мир из-за пазухи смотрела. Димка вроде старался, как мог, соответствовать, но менеджер газпромовский, конечно, оказался надежнее и убедительнее. Тут-то болонка к нему на колени и перескочила.
Не очень я понимаю желание превратиться в болонку или еще в какое животное. Лично я рад, что родился человеком. Могу звонить по телефону, могу рассказывать анекдоты, лепить фигурки из пластилина, покупать выпивку. А болонка не может. Вы когда-нибудь видели болонку, покупающую пиво? Болонка во всем зависима. Хотя вокруг много женщин-болонок… Юльке нужен мужчина, которому надо советы давать, а не тот, которому надо в рот смотреть и борщ с тихой улыбкой подавать. Димка рассказывал, подчиняться она любит только в постели, что он ей с удовольствием и обеспечивал. А машина… Машина – стереотип. Нет машины – значит, неполноценный. Или зарплата маленькая, или дальтоник. Да и зачем машина в Москве? Все равно в центре и живут, и работают. И где Димка пять штукарей возьмет в кризис? Вдогонку Юлька крикнула Димке, что рассказики его никому не нужны. Рассказики.
Димка Юльку любил. Ну, то есть как: ему было с ней хорошо. Он любил просыпаться раньше и смотреть на нее. Любил ее спутанные белые волосы, длинные и прямые, как грива у лошади. Любил ее гибкую спину и припухлость в самом низу позвоночника, над булками. Иногда ему даже хотелось стать капелькой Юлькиного пота и стекать по ее спине, по этой припухлости, по булкам, повторяя все бугорки и впадинки, как дорога среди холмов повторяет рельеф. Ему всегда было о чем поговорить с Юлькой. Они не скучали вместе. А еще он хотел от нее ребенка. Это, наверное, и есть любовь? Хотя существуют и другие версии.
Димка держался бодро, но его показная веселость выглядела как-то истерично. Всегда, когда пытаешься бодриться в тяжелой ситуации, получается жалко. Денег нет, бабы нет, пришлось переехать обратно в двушку к родичам и деду, командиру пулеметной роты. Поселился с дедом в одной комнате. Дедова кровать у окна, Димкина – за шкафом. Начал работу искать – хуюшки. Думал актером в эротические фильмы устроиться, трахаться перед камерой, но тут уже мы отговорили. «Ты впечатлительный, сопьешься», – сказали мы. После этого Димка решил получить наследство от кого-нибудь. Недели три ждал, никакого наследства.
Короче, полная жопа.
***
Пора было парня вытаскивать, мы же все-таки друзья, по одной трубе в детстве ходили. Поросенок сказал, что лучше всего от депрессии помогает цель в жизни. Если есть цель, то не до депрессии. У Поросенка цель в жизни – вилла в Тоскане и особняк на Рублевке.
При удачном раскладе еще и пентхаус в Майами, на Линкольн-роуд. У меня вот цели в жизни нет, правда, депрессий тоже. Ну какая у меня может быть цель? Я люблю кататься на доске под парусом. Люблю, когда нос доски колотит по волнам, люблю ловить ветер парусом. Иногда ветер опрокидывает тебя, а иногда ты обуздываешь ветер. Хочется так и жизнь прожить, играя с ветром. Хотя Тоскана, Рублевка и Майами тоже не помешают. Но все-таки не может же недвижимость быть целью жизни. Мелковато как-то. Правда, что я понимаю…
Короче, мы сосредоточились на поисках для Димки нового жизненного ориентира. Пересекая однажды Пушкинскую площадь, я обратил внимание на рекламный стенд, призывающий принять участие в молодежном литературном конкурсе «Золотая буква». Приз – золотая буква «А», установленная на мраморной плашке, – выглядел очень убедительно. Кроме того, победителю полагались заветные пять тысяч баксов. «Димку спасет только это. Награды вселяют веру в себя и привлекают баб не хуже газпромовской зарплаты», – в ту же минуту понял я и записал адрес сайта конкурса.
На сайте указывалось, что к участию допускаются литераторы до двадцати семи лет включительно. Димке как раз столько стукнуло в сентябре.
Мы с Поросенком забрали у нашего потерявшего интерес к жизни друга его тетрадки с записями и принялись отбирать самое интересное. Оказалось, что Димкины записи довольно сумбурны и хаотичны. Обрывки какие-то. Или начало есть, или середина, или мысль какая философская, блуждающая в полном одиночестве. Я, честно говоря, ожидал большего. Мы с Поросенком скомпоновали все эти обрывки в рассказы по своему вкусу. Подредактировали. А два рассказа, про то, как туристка путает названия на карте и вместо монастыря по ошибке попадает в сумасшедший дом, и про первый поцелуй за школой, мы вообще сами сочинили. А что, один Димка, что ли, писатель? Лично меня еще в школе за сочинения хвалили.
Короче, отправили всю антологию со свежезарегистрированного адреса.
Димка тем временем то впадал в полную апатию, то становился нервным и обкусывал заусенцы. У него даже тик появился – носом дергать. Превратился нормальный парень в неврастеника.
Я стал проверять ящик, а заодно разослал рассказы в несколько издательств. Ответа нет. Месяц нет, второй нет. Ждем, волнуемся. Димка совсем вид потерял, Поросенок стал жаловаться на потенцию, даже у меня бессонница появилась. Эта литература нас всех троих чуть до ручки не довела. Уж лучше каждый день по трубе ходить, чем ждать от кого-нибудь ответа. Наконец из небольшого питерского издательства пришел отказ, написанный высокопарным слогом. Типа, многоуважаемый молодой автор, оттачивайте перо, какие-то нафталинные остроты про музу и вычурное прощание. Все лучше, чем ничего. А еще через неделю получаем уведомление с конкурса.
Димка с нашими, то есть со своими сочинениями угодил в лонг-лист.
Мы с Поросенком купили ноль пять и завалились к Димке отмечать, не врубаясь, правда, что такое лонг-лист. По-любому что-то крутое, раз туда не всех взяли. На середине бутылки Поросенок догадался, что это третья ступень конкурса, типа полуфинал. Мы пошли за второй, и Поросенок забил на семью и работу. Пока бухали, в почтовый ящик упало письмо более значительное. «Уважаемый такой-то… бла-бла-бла… имеем честь сообщить… бла-бла… Вы в шорт-листе… приглашаем Вас в исторический писательский дом отдыха “Полянка” для участия в пятидневном обсуждении литературных трудов участников конкурса». На шестой день, согласно присланной программе, было запланировано вручение премий в каждой из заявленных номинаций. Димка с нашими, то есть со своими историями угодил в номинацию «рассказы». Еще имелись: «крупная проза», «поэзия», «драматургия» и «литературная критика». Слет в «Полянке» назначили на двадцатое января.
– Здравствуйте, я Коз… Пушкер. Михаил Пушкер, – сказал Димка полной даме с завитым париком на голове и с какими-то бумагами в руках.
Димка еще не привык к псевдониму, который мы с Поросенком ему придумали, когда отправляли рассказы на конкурс. Поросенок тщательно изучил сайт и всмотрелся в фотографии членов жюри. Читая их фамилии, биографии и названия их произведений, Поросенок дальновидно рассудил, что к таким людям лучше подкатывать с правильным псевдонимом. Ведь они вполне могут испытывать симпатию к начинающему еврейскому писателю типа Димки. То есть они, разумеется, будут судить по справедливости, но лучше подстраховаться. Поросенок тот еще пройдоха. Недаром он не только сохранил свое место, когда всех увольняют, а даже на повышение пошел.
– Дмитрий Козырев, – произносил вслух Поросенок. – Надо что-то делать, звучит простовато, им что-нибудь другое подавай. – Поросенок стал прямо бродвейским импресарио, сочиняющим псевдоним для начинающей танцовщицы-певицы мюзикла. – Нужно что-то запоминающееся, типа Пушкин, Путин… – Поросенок посмотрел на бутылку пива. – Паулайнер…
– Слышь, мне, честно говоря, по хер.
– Похер! Есть у тебя все-таки талант! – воскликнул Поросенок. – Похер, Похен, Гретхен, Пушкин, Пушкер… Пушкер! Гениально!
«Пу», как у Путина, «пушк», как у Пушкина, и звучит вполне по-еврейски! Имя мы уже придумали! – Поросенок обнял меня за плечо, подчеркивая таким образом, что сочиняли мы вместе.
– Имя тоже менять надо? – без энтузиазма вздохнул Димка.
– Миша! Теперь ты не Димка, а Миша Пушкер, молодой еврейский гений поднимающейся с колен русской литературы!
Последние слова Поросенок произнес с раскручивающейся интонацией телевизионного шоумена, приглашающего на сцену очередного участника. Димка взъерошил волосы, изображая на лице полную потерю понимания того, что происходит.
– У тебя залысины! – заметил Поросенок.
– У меня всегда так было, – смутился Димка.
– Малыш, ты лысеешь!
– Да не лысею я! У меня лоб такой формы!
– Малыш, не кокетничай, мы все не молодеем! Да ты вообще на русского не очень-то похож! Если бы тебя на самом деле звали Миша Пушкер, никто бы не удивился!
– Да пошел ты! Какой я тебе малыш!
– Не грусти! Это даже хорошо для нашего дела. Ты не просто молодой гений. Ты молодой лысеющий еврейский гений…
– …поднимающейся с колен русской литературы! – закончил я.
Короче, Димкины рассказы были подписаны Михаилом Пушкером, и на конкурс был отобран именно Михаил Пушкер, а не Димка Козырев. Димке надо было привыкнуть откликаться на «Миша» или на «Пушкер», а также на «Миша Пушкер». Мы его даже подрессировали немножко: «Пушкер, ко мне!» или «Мишенька, пора играть на скрипочке».
– Пушкер? Прекрасно! – певуче ответила дама, окинув Димку плотоядным взглядом, и вычеркнула что-то в своем листке.
Вскоре «Икарус» был укомплектован и тронулся.
В 2005 году Александр Снегирев получил премию «Дебют» за рассказы, опубликованные в журнале «Знамя»: председатель жюри писатель Евгений Попов пропел ему дифирамб как самобытному и независимому писателю, свободному от модных веяний. Новая книга «Нефтяная Венера» – витиеватое произведение, где мальчик-даун похищает дорогую картину и влюбляется в изображенную на ней женщину, – получила широкий резонанс и, как следствие, полярную прессу. Одни критики во главе с писателем Павлом Крусановым славили «Венеру» как «сильный, очень сильный» роман, другие сравнивали его с поделками Дарьи Донцовой, а его включение в шорт-лист «Нацбеста» комментировали словами «просто стыд». Снегирев тем временем пообещал в одном из интервью изобразить в следующем тексте «адский жесткач» про мир литераторов – и не соврал: в издательстве АСТ выходит повесть «Тщеславие», самая энергичная самопародия последних лет.
Через несколько дней Димку сократили. Кризис. Он в журнале работал, концепции продвижения журнала в массы придумывал. А с кризисом актуальность продвижения в массы снизилась. Массы стали неплатежеспособны. И Димку уволили. Чтобы Димка не закисал, Юлька позвала его с собой на юбилейный корпоратив, устраиваемый агентством недвижимости, где она работала риелтором. У риелторов дела тоже не ахти, но праздник решили не отменять. Да и не получилось бы отменить при всем желании: агентство заранее арендовало на два дня большой коттедж в Малаховке, а назад деньги никто сейчас не вернет. Кроме сотрудников пригласили нескольких ВИП-клиентов. Праздновать начали в шесть вечера. Выпивали, играли в групповые игры: в монополию, в пантомиму, в мафию. Лично я терпеть не могу все эти групповые игры, мне сразу скучно становится. Может, это потому, что я индивидуалист? Впрочем, какая разница, нравятся мне групповые игры или нет, меня-то на празднике не было. Меня вообще на такие праздники редко зовут. Наверное, потому, что я групповые игры не жалую.
Очень скоро Димка обратил внимание, что Юлька особенно бойко шутит с одним из випов, газпромовским менеджером. Они с ним прямо как влюбленные хихикали. Юлька вызвалась менеджеру глаза руками закрывать в очередной игре, а менеджер поверх ее ладоней свои лапы наложил. Димка обозлился, но не захотел портить вечер ревностью. Да и вообще, он современный мужчина, а не первобытный Отелло. Гости постепенно напились и разбрелись по дому, Димка прилег на полку в неработающей сауне. Лежал и злился на Юльку за ее кокетство с менеджером. Козел, торгует народным богатством, а честных парней вроде Димки сокращают…
Неожиданно забежала Юлька и сочно и мокро поцеловала Димку в губы. А он из вредности не ответил, показать решил, что недоволен ее поведением. Юлька холодность почувствовала и с готовностью смылась, будто только этого и ждала. Димка рассчитывал, что она спросит, отчего он ей не рад, отчего холоден. Он думал, что подуется немного и простит вертихвостку. И менеджер забудется. Но Юлька каяться не стала. Димку это совсем обозлило. Он хлопнул дверью и пошел слоняться по участку.
Когда вернулся, многие уже спали. Кто в зале на диване храпел, остальные по спальням разбрелись. Димка зашел в их с Юлькой комнату – пусто. Она обнаружилась в комнате менеджера. Они спали обнявшись. Оба были одеты, и от этого их объятия казались еще более крепкими.
Димка испытал то же, что и в детстве, ходя по трубе. Жили мы в одном доме, и во дворе было ограждение, сваренное из железных труб. Трубы каждый год заново красили, то желтой краской, то красной. Какая была, такой и красили. Среди нас считалось достижением пройти по ограждению от начала до конца, ни разу не ступив на землю. Однажды Димка соскользнул. Правая нога съехала вправо, левая влево. Димка так ударился яйцами, что окаменел. Вокруг дети, солнце, смех, а он шевельнуться не может. Димка не хотел показывать свой позор, не закричал и не заплакал, кое-как перекинул ногу через трубу и, не сгибая коленей, как робот, пошел к собственному подъезду. Мы все через это прошли, я тоже по той трубе ходил, и Поросенок ходил. Да вы любого спросите из нашего двора – каждый хоть раз, да навернулся об эту трубу яйцами.
Тогда Димка не заплакал не только из гордости, а еще потому, что боль была сильнее слез. Тогда Димка на какое-то время перестал быть собой.
***
Димка напился и заснул. Думал, проснется и окажется, что все это был дурацкий сон. Ни фига. На рассвете Юлька заглянула в их комнату за косметикой. К завтраку не вышла. За обедом молчала. Менеджер топтался поблизости и в итоге додумался извиниться перед Димкой. Захотелось дать ему, дураку, кулаком по голове. По темечку. Как стукают барахлящий телевизор.
***
Юлька выгнала Димку. Сказала, что уже давно устала от отсутствия у него деловых качеств. Даже пепельницу украсть не может. А теперь еще и уволили. Хоть бы машину водил, так нет. Права ему купили, а водить не заставишь. «Ты социально пассивный! Не можешь ни на что решиться! По магазинам бы меня возил!.. О’кей, я сама водить буду, но ты хоть кредит оплати! Нет?! Тогда на хрена ты мне сдался?!»
По поводу машины у Юльки пунктик. Она уже и права себе организовала, и «Форд» в кредит взяла, но тут ей зарплату урезали. И оказалось, что за «Форд» нечем выплачивать. Пять штук зеленых не хватает. Все совпало, короче. Ну, Юлька на Димку и накинулась.
Самая главная Юлькина мечта – превратиться в болонку и чтобы ласковый хозяин носил ее на руках, расчесывал, кормил и покупал ошейнички с бриллиантиками. А она бы на мир из-за пазухи смотрела. Димка вроде старался, как мог, соответствовать, но менеджер газпромовский, конечно, оказался надежнее и убедительнее. Тут-то болонка к нему на колени и перескочила.
Не очень я понимаю желание превратиться в болонку или еще в какое животное. Лично я рад, что родился человеком. Могу звонить по телефону, могу рассказывать анекдоты, лепить фигурки из пластилина, покупать выпивку. А болонка не может. Вы когда-нибудь видели болонку, покупающую пиво? Болонка во всем зависима. Хотя вокруг много женщин-болонок… Юльке нужен мужчина, которому надо советы давать, а не тот, которому надо в рот смотреть и борщ с тихой улыбкой подавать. Димка рассказывал, подчиняться она любит только в постели, что он ей с удовольствием и обеспечивал. А машина… Машина – стереотип. Нет машины – значит, неполноценный. Или зарплата маленькая, или дальтоник. Да и зачем машина в Москве? Все равно в центре и живут, и работают. И где Димка пять штукарей возьмет в кризис? Вдогонку Юлька крикнула Димке, что рассказики его никому не нужны. Рассказики.
Димка Юльку любил. Ну, то есть как: ему было с ней хорошо. Он любил просыпаться раньше и смотреть на нее. Любил ее спутанные белые волосы, длинные и прямые, как грива у лошади. Любил ее гибкую спину и припухлость в самом низу позвоночника, над булками. Иногда ему даже хотелось стать капелькой Юлькиного пота и стекать по ее спине, по этой припухлости, по булкам, повторяя все бугорки и впадинки, как дорога среди холмов повторяет рельеф. Ему всегда было о чем поговорить с Юлькой. Они не скучали вместе. А еще он хотел от нее ребенка. Это, наверное, и есть любовь? Хотя существуют и другие версии.
Димка держался бодро, но его показная веселость выглядела как-то истерично. Всегда, когда пытаешься бодриться в тяжелой ситуации, получается жалко. Денег нет, бабы нет, пришлось переехать обратно в двушку к родичам и деду, командиру пулеметной роты. Поселился с дедом в одной комнате. Дедова кровать у окна, Димкина – за шкафом. Начал работу искать – хуюшки. Думал актером в эротические фильмы устроиться, трахаться перед камерой, но тут уже мы отговорили. «Ты впечатлительный, сопьешься», – сказали мы. После этого Димка решил получить наследство от кого-нибудь. Недели три ждал, никакого наследства.
Короче, полная жопа.
***
Пора было парня вытаскивать, мы же все-таки друзья, по одной трубе в детстве ходили. Поросенок сказал, что лучше всего от депрессии помогает цель в жизни. Если есть цель, то не до депрессии. У Поросенка цель в жизни – вилла в Тоскане и особняк на Рублевке.
При удачном раскладе еще и пентхаус в Майами, на Линкольн-роуд. У меня вот цели в жизни нет, правда, депрессий тоже. Ну какая у меня может быть цель? Я люблю кататься на доске под парусом. Люблю, когда нос доски колотит по волнам, люблю ловить ветер парусом. Иногда ветер опрокидывает тебя, а иногда ты обуздываешь ветер. Хочется так и жизнь прожить, играя с ветром. Хотя Тоскана, Рублевка и Майами тоже не помешают. Но все-таки не может же недвижимость быть целью жизни. Мелковато как-то. Правда, что я понимаю…
Короче, мы сосредоточились на поисках для Димки нового жизненного ориентира. Пересекая однажды Пушкинскую площадь, я обратил внимание на рекламный стенд, призывающий принять участие в молодежном литературном конкурсе «Золотая буква». Приз – золотая буква «А», установленная на мраморной плашке, – выглядел очень убедительно. Кроме того, победителю полагались заветные пять тысяч баксов. «Димку спасет только это. Награды вселяют веру в себя и привлекают баб не хуже газпромовской зарплаты», – в ту же минуту понял я и записал адрес сайта конкурса.
На сайте указывалось, что к участию допускаются литераторы до двадцати семи лет включительно. Димке как раз столько стукнуло в сентябре.
Мы с Поросенком забрали у нашего потерявшего интерес к жизни друга его тетрадки с записями и принялись отбирать самое интересное. Оказалось, что Димкины записи довольно сумбурны и хаотичны. Обрывки какие-то. Или начало есть, или середина, или мысль какая философская, блуждающая в полном одиночестве. Я, честно говоря, ожидал большего. Мы с Поросенком скомпоновали все эти обрывки в рассказы по своему вкусу. Подредактировали. А два рассказа, про то, как туристка путает названия на карте и вместо монастыря по ошибке попадает в сумасшедший дом, и про первый поцелуй за школой, мы вообще сами сочинили. А что, один Димка, что ли, писатель? Лично меня еще в школе за сочинения хвалили.
Короче, отправили всю антологию со свежезарегистрированного адреса.
Димка тем временем то впадал в полную апатию, то становился нервным и обкусывал заусенцы. У него даже тик появился – носом дергать. Превратился нормальный парень в неврастеника.
Я стал проверять ящик, а заодно разослал рассказы в несколько издательств. Ответа нет. Месяц нет, второй нет. Ждем, волнуемся. Димка совсем вид потерял, Поросенок стал жаловаться на потенцию, даже у меня бессонница появилась. Эта литература нас всех троих чуть до ручки не довела. Уж лучше каждый день по трубе ходить, чем ждать от кого-нибудь ответа. Наконец из небольшого питерского издательства пришел отказ, написанный высокопарным слогом. Типа, многоуважаемый молодой автор, оттачивайте перо, какие-то нафталинные остроты про музу и вычурное прощание. Все лучше, чем ничего. А еще через неделю получаем уведомление с конкурса.
Димка с нашими, то есть со своими сочинениями угодил в лонг-лист.
Мы с Поросенком купили ноль пять и завалились к Димке отмечать, не врубаясь, правда, что такое лонг-лист. По-любому что-то крутое, раз туда не всех взяли. На середине бутылки Поросенок догадался, что это третья ступень конкурса, типа полуфинал. Мы пошли за второй, и Поросенок забил на семью и работу. Пока бухали, в почтовый ящик упало письмо более значительное. «Уважаемый такой-то… бла-бла-бла… имеем честь сообщить… бла-бла… Вы в шорт-листе… приглашаем Вас в исторический писательский дом отдыха “Полянка” для участия в пятидневном обсуждении литературных трудов участников конкурса». На шестой день, согласно присланной программе, было запланировано вручение премий в каждой из заявленных номинаций. Димка с нашими, то есть со своими историями угодил в номинацию «рассказы». Еще имелись: «крупная проза», «поэзия», «драматургия» и «литературная критика». Слет в «Полянке» назначили на двадцатое января.
– Здравствуйте, я Коз… Пушкер. Михаил Пушкер, – сказал Димка полной даме с завитым париком на голове и с какими-то бумагами в руках.
Димка еще не привык к псевдониму, который мы с Поросенком ему придумали, когда отправляли рассказы на конкурс. Поросенок тщательно изучил сайт и всмотрелся в фотографии членов жюри. Читая их фамилии, биографии и названия их произведений, Поросенок дальновидно рассудил, что к таким людям лучше подкатывать с правильным псевдонимом. Ведь они вполне могут испытывать симпатию к начинающему еврейскому писателю типа Димки. То есть они, разумеется, будут судить по справедливости, но лучше подстраховаться. Поросенок тот еще пройдоха. Недаром он не только сохранил свое место, когда всех увольняют, а даже на повышение пошел.
– Дмитрий Козырев, – произносил вслух Поросенок. – Надо что-то делать, звучит простовато, им что-нибудь другое подавай. – Поросенок стал прямо бродвейским импресарио, сочиняющим псевдоним для начинающей танцовщицы-певицы мюзикла. – Нужно что-то запоминающееся, типа Пушкин, Путин… – Поросенок посмотрел на бутылку пива. – Паулайнер…
– Слышь, мне, честно говоря, по хер.
– Похер! Есть у тебя все-таки талант! – воскликнул Поросенок. – Похер, Похен, Гретхен, Пушкин, Пушкер… Пушкер! Гениально!
«Пу», как у Путина, «пушк», как у Пушкина, и звучит вполне по-еврейски! Имя мы уже придумали! – Поросенок обнял меня за плечо, подчеркивая таким образом, что сочиняли мы вместе.
– Имя тоже менять надо? – без энтузиазма вздохнул Димка.
– Миша! Теперь ты не Димка, а Миша Пушкер, молодой еврейский гений поднимающейся с колен русской литературы!
Последние слова Поросенок произнес с раскручивающейся интонацией телевизионного шоумена, приглашающего на сцену очередного участника. Димка взъерошил волосы, изображая на лице полную потерю понимания того, что происходит.
– У тебя залысины! – заметил Поросенок.
– У меня всегда так было, – смутился Димка.
– Малыш, ты лысеешь!
– Да не лысею я! У меня лоб такой формы!
– Малыш, не кокетничай, мы все не молодеем! Да ты вообще на русского не очень-то похож! Если бы тебя на самом деле звали Миша Пушкер, никто бы не удивился!
– Да пошел ты! Какой я тебе малыш!
– Не грусти! Это даже хорошо для нашего дела. Ты не просто молодой гений. Ты молодой лысеющий еврейский гений…
– …поднимающейся с колен русской литературы! – закончил я.
Короче, Димкины рассказы были подписаны Михаилом Пушкером, и на конкурс был отобран именно Михаил Пушкер, а не Димка Козырев. Димке надо было привыкнуть откликаться на «Миша» или на «Пушкер», а также на «Миша Пушкер». Мы его даже подрессировали немножко: «Пушкер, ко мне!» или «Мишенька, пора играть на скрипочке».
– Пушкер? Прекрасно! – певуче ответила дама, окинув Димку плотоядным взглядом, и вычеркнула что-то в своем листке.
Вскоре «Икарус» был укомплектован и тронулся.
В 2005 году Александр Снегирев получил премию «Дебют» за рассказы, опубликованные в журнале «Знамя»: председатель жюри писатель Евгений Попов пропел ему дифирамб как самобытному и независимому писателю, свободному от модных веяний. Новая книга «Нефтяная Венера» – витиеватое произведение, где мальчик-даун похищает дорогую картину и влюбляется в изображенную на ней женщину, – получила широкий резонанс и, как следствие, полярную прессу. Одни критики во главе с писателем Павлом Крусановым славили «Венеру» как «сильный, очень сильный» роман, другие сравнивали его с поделками Дарьи Донцовой, а его включение в шорт-лист «Нацбеста» комментировали словами «просто стыд». Снегирев тем временем пообещал в одном из интервью изобразить в следующем тексте «адский жесткач» про мир литераторов – и не соврал: в издательстве АСТ выходит повесть «Тщеславие», самая энергичная самопародия последних лет.
Комментарии (0)