Влад Мамышев-Монро

Художник Монро, единственный не только в городе – во всей стране, умеет с помощью одежды и аксессуаров (а также грима, чувства стиля и таланта вообще) превратить самого себя в произведение искусства. Как машина моды и времени, он путешествует по странам и персонажам. С конца 1980-х он перевоплощался несчетное количество раз. Разброс инкарнаций – от ставшей классикой актрисы Любови Орловой до новейшей серии «Лолита», которая, несомненно, тоже скоро станет классикой. Монро – самый живой русский художник. Потому что он никогда не останавливается на достигнутом. И наш главный модный консультант.

Как одеваются в Петербурге?

Ну, в целом, жители Петербурга, увы, перестали «одеваться». Поясню. Мой родной и любимый город – это магический театр, сродни Лондону, где все люди – актеры. Петербург-Петроград-Ленинград спланирован как идеальная декорация, в которой люди автоматически превращаются в литературных героев, разыгрывающих классические сюжеты. Литературные герои, обретшие плоть в лице горожан, выходя на «сцену», непременно должны быть специальным образом одеты, «загримированы» для соответствия своему конкретному «образу», выданному им «каменным режиссером» на их персональное творческое продолжение и развитие. В этом бесконечном движении всегда заключалось мессианство «питерских» по шевелению и раскачиванию сакрального механизма всей русской культуры. Безостановочно проворачивая вечные сюжеты в своих реальных взаимоотношениях и поступках, наши «актеры», как заправские кутюрье, фонтанировали смелыми идеями в абсолютно творческом создании своих «костюмов», после чего выходили красоваться на Невский. Петербург создавал свою моду и ретранслировал ее;питерцы не придерживались какой-то там абстрактной общечелоеческой «моды вообще». Московские панки 1980-х приезжали в Ленинград и копировали свои облачения с наших фантастических панков, то же самое относится к стилягам 1980-х, типа группы «Мистер Твистер» и «Браво». Великий наш живописец Олег Котельников долго пытался обучить «стилю» доставшую его с этой просьбой Жанну Агузарову. Однако, нахватавшись поверхностных представлений о предмете, Жанна осталась эдаким «волшебником-недоучкой» из песни Аллы Пугачевой.

Были времена, когда жители Петербурга одевались наилучшим образом?

Да всегда раньше, вплоть до самого конца двадцатого века, МЫ одевались наилучшим образом. Всегда по-разному, но неизменно – наиучшим.

То есть с городом что-то случилось?

В последние пять-шесть лет и с городом, и с его жителями действительно что-то случилось. Не понимаю, что произошло, так как все эти годы отсутствовал. Такое впечатление, что театр остался без режиссера. Исключения, такие как, например, осевший в своем персональном подполье музыкант и художник Георгий Гурьянов, только подчеркивают общую картину.

Кто сейчас модный король Петербурга?

Валентина Матвиенко. Она одна осмеливается экспериментировать и рисковать, при этом всегда четко следуя своему узнаваемому и яркому стилю. Все остальные современные жители, словно под гипнозом, копируют те «моды», о которых неустанно вещает разгульная московская тусовка, или в лучшем случае считывают последние тенденции западных брендов. Это позор!

По каким чертам сразу узнаешь жителя Петербурга?

Теперь уже и не знаю. Теряем свое лицо, причем в массовом порядке! Какие эмоции вызывали у вас «ленинградская» среда, быт? Красивейшая лепнина потолков, роскошные камины и фурнитура внутри коммуналок, расположенных в бывших дворцах, неизменно создавали торжественный тон эдаких крохотных королевств. Королевства эти могли враждовать и склочничать на коммунальных кухнях, выяснять отношения в общественном транспорте, но всегда как-то величественно. Кстати, моим основным «полигоном» для экспериментов с модой был склад старых вещей в нашей коммунальной квартире на улице Зеленина, принадлежавшей до революции писателю-фантасту, ставшему потом революционером, Глебу Максимилиановичу Кржижановскому.

Есть вещь того времени, которую вы бы могли назвать культовой?

Дамские резиновые сапоги на шпильке и с крылышками сбоку. Как, впрочем, вся продукция фабрики «Красный треугольник».

Насколько вы неравнодушны к одежде?

Я на ней зациклен.

Что вы никогда не наденете? Какая вещь вызывает у вас отвращение?

Не знаю. Даже из засохших пальмовых веток, привязанных к разломанной игрушечной кроватке, можно соорудить «крылья ангела» и не просто надеть на себя, но и блистать затем в этой конструкции на страницах модных журналов (мой образ «Херувим Дворцового моста» 1991 года). А можно проблеваться от вида самого дорогого пиджака из новой коллекции.

Вы в курсе модных тенденций?

По стечению обстоятельств, ибо кроме помоек, блошиных рынков и антикварных галерей в поле моего поиска всегда находятся самые модные бутики во всем мире.

Где вы обычно покупаете одежду?

В бутиках (трех московских, трех питерских, пяти лондонских, двух парижских), на антикварных рядах Le Vernizon (внутри рынка La Puss), на самом помоечном из всех блошиных рынков мира – платформе «Марк» в Лианозово, в блошиной части Измайловского рынка (Москва). Иногда в театрах или в «сельпо» городов, куда меня заносит..

Есть ли бренды, за которыми вы следите?

Да я на бренды и внимания-то не обращаю. Голову забивать таким количеством информации! Меня поражают люди, способные безошибочно назвать имена дизайнеров, из вещей которых состоит мой
конкретный наряд. Это профессионалы моды. Я же любитель. Основная моя работа – быть художником и писателем.

Какие известные персонажи нравятся вам своей манерой одеваться?

Из известных – никакие. Но иногда буквально потрясают, причем до
глубины души, некоторые городские сумасшедшие, особенно в городе
Вена.

В какой одежде вы чувствуете себя наиболее комфортно?

В парадном королевском облачении Людовика XIV.

Самая любимая и важная вещь в гардеробе?

Ткань.

Повседневная одежда для вас – это...

Халат и пижама.

Ваш лучший повседневный наряд и ваш лучший наряд для вечеринок?

Скажу на данный момент. Повседневное: черное, аутентичное кимоно
в пол из одного буддистского монастыря в Японии. Вечернее: костюм
кхмерского божества ручной работы из темно-синего бархата с золотым шитьем и обилием золоченых аксессуаров.

Самый приятный комплимент, который вы слышали.

Все комплименты приятны! Правда, часто они бывают обманчивы.

Легко ли вы расстаетесь с вещами?

Да. Как правило, надену один-два раза – и дарю кому-то из друзей.

То есть у вас нет коллекции собственных костюмов?

Ничего не храню. Раз в полгода раздаю знакомым, остальное – выбрасываю. Внешняя оболочка должна постоянно меняться, соответствуя не только настроению конкретного образа, но и каждой минуте нашего общего времени.
Ваш самый неудачный выход или образ?
Таких было много, когда я стал спиваться в 1998–2001 годах.
***
Вы всегда выходите из образа или бывает, что ваши герои остаются с вами?

Выходить-то я выхожу (корректнее будет сказать, что это они из меня
всегда выходят, после того как вселяются). Но мне кажется, что потом
они все же где-то рядом продолжают оставаться. Получается, что за
мной таким веселым хороводом собирается и следует очень пестрая и
неоднозначная компания.

Какая из ваших работ-масок сегодня наиболее близка вам по духу?

Вот сейчас, совсем с недавних пор (как когда-то), опять Любовь Орлова.

Вам кто-нибудь помогает в работе над костюмами?

Нет. Все сам. Это важное условие.

Расскажите о костюме, над которым было особенно интересно работать.

В прошлом году – это «Барби-терминатор» и «Елизавета I». Для «Елизаветы» один только воротник я четыре дня выкладывал из кружев и бусин на гофрированной бумаге. Двое суток я мучался с париком, а ведь надо было расшить камнями рукава и узорами лиф «королевского платья». Мои мучения не  возымели должного результата: на фото из-за обилия красных тонов многие детали «провалились», ничего не видно. Про работу над созданием «Барби» боюсь даже рассказывать – выйдет целый роман о каторжном труде, долгих мучениях, чудесных находках и безвозвратных потерях на фоне природных катаклизмов и всепоглощающей любви.

Кто ваши арт-конкуренты?

Никакой конкуренции в искусстве нет и быть не может. Случается, что в одно и то же время художники на разных континентах открывают новый язык или новые формы. Делают это они каждый по-своему благополучно и драгоценно дополняя  друг друга. Но бывает, что на священную территорию заползают паразиты, которые воспринимают искусство как легкий способ заработка. Подобных людей много расплодилось в последние годы. И не только в искусстве. Человек не на своем месте – вообще символ нашего времени. Такое впечатление, что человечество попало в страшную сказку Юрия Олеши «Три толстяка». Зато данное обстоятельство гарантирует всем нам неожиданный и счастливый поворот в этой сказке на триста шестьдесят градусов, когда опять все встанет на свои места и сапоги начнет тачать сапожник, а пироги печь пирожник.

Кто главная надежда русской моды?

Нужно подождать, пока вырастет совсем другое поколение. Сегодня
дизайнеры помешаны на коммерции и успехе, а с такими установками ничего родиться не может, все будет провинциальным копированием или пережевыванием навязываемых индустрией штампов и целевых идеологических установок.

А надежда перформанса?

Подождите же пика коллапса, он не за горами! А потом уж совершенно сказочные вещи начнут твориться вокруг, обомлеете!

Что будет происходить с модой в Петербурге в дальнейшем?
Придет ли достойная молодая смена или 1990-е повторить невозможно?

Фарш невозможно провернуть назад!

Тексты: Яна Милорадовская, Игорь Кузьмичев, Ксения Гощицкая 
Фото: Александр Ботков, Владимир Дроздин, Сергей Усовик