На страну надвигается тотальный камбэк: в 2009 году выходит сразу несколько продолжений культовых советских картин. Это попытка и повторить то хорошее, что было с нами однажды, и понять, что изменилось вокруг со сменой эпох. Михаил Боярский, вновь облачившись в плащ Д’Артаньяна в фильме «Возвращение мушкетеров», рассуждает о том, что мы живем в цивилизации повторов. А певец Сергей Шнуров, занявший место Виктора Цоя на сцене в картине «Асса-2», уверяет: Россия — государство, где ждать перемен бессмысленно.
Михаил Боярский
В начале «Возвращения мушкетеров» д’Артаньян умирает. Герой должен погибнуть. Потому что если он этого не делает, то, значит, он герой не до конца. Всегда – от Гамлета до реальных людей, таких как Александр Матросов, закрывший грудью амбразуру, и летчик Гастелло, пошедший на таран, – путь героя заканчивается жертвованием жизни ради кого-то или чего-то. Мне всегда было немножко обидно, что у Дюма они уходят так незаметно: Атос в постели, Портоса заваливает в пещере, Арамис просто исчезает, д’Артаньяна убивает ядром – почти случайно. То есть они погибают не в бою, не отдают свои последние силы за друзей, за отчизну, за возлюбленных. В «Возвращении» мы смогли немного изменить это.
Чтобы помочь своим детям в трудный час, мушкетеры воскресают на один день. Лично я был против того, чтобы герои оказывались на том свете: слишком уж это абстрактно для меня. Читая принятый в итоге сценарий, я думал: «Ну что это такое? Загробная жизнь, абракадабра какая-то». А Юра (режиссер Георгий Юнгвальд-Хилькевич. – Прим. ред.) говорил: «Ты ничего не понимаешь, так надо!» К счастью, вся эта потусторонность в фильме показана не пошло: мушкетеры остаются собой, просто люди их не видят, на них не капает дождь.
Я сказал, что буду сниматься, когда согласились все остальные. К тому же роли у нас не главные. Герои продолжения – наши дети, хотя сюжетно они и повторяют путь мушкетеров: едут в другую страну за сокровищами кардинала Мазарини. Важно, что помимо Вениамина Смехова, Игоря Старыгина, Валентина Смирнитского и меня участвовали и Анатолий Равикович, и Алиса Фрейндлих. Уж если Алиса Бруновна согласилась, то мне-то сам Бог велел… По правде говоря, встреча с партнерами по старому фильму, с Георгием Юрьевичем была мне дороже, чем предполагаемый результат, который я пока не имею чести знать до конца.
Если честно, я не могу объективно оценить фильм, в котором снимался. Мне всегда кажется, что можно было сделать лучше. Могу сказать: мне не нравится то, что я делаю. Всегда почему-то кажешься себе лучше, чем есть в действительности. На экране это несовпадение особенно заметно.
Единственное, чего я боюсь: все так любят Дюма и его героев, что очередная встреча с ними может и очаровать, и разочаровать в равной степени. Коммерческая же сторона меня мало волнует: сколько будет копий, отобьется ли бюджет, сколько заработают денег и прочее. Насколько я знаю, уже планируется еще один фильм. Вообще, сиквелы «Мушкетеров» могли бы стать бесконечной историей: «Железная маска», «Дочь д’Артаньяна», «Теща д’Артаньяна»… Если бы у меня были амбиции, я бы поехал за город, взял бумагу с авторучкой и накорябал бы десять вариантов продолжения. Раньше такое могло бы случиться: я сначала делал, потом думал. Теперь наоборот: сперва думаю и уж потом… не делаю. Зачем это надо?
Сейчас многие занимаются повторами, в том числе и в кино. Реанимируют и «Чапаева», и «Александра Невского». Такое ощущение, что они хотят увидеть по-другому. Но видят хуже. Это прямо противоположно идее о том, что «лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянье».
Честно скажу: если я увидел рекламу какого-то фильма, то смотреть его уже не пойду. Я не встречал рекламы ленты Алексея Балабанова «Груз 200», или «Возвращения» Звягинцева, или «Простых вещей» Попогребского, а это отличные картины. А если в ролике все бабах, тыдыщ, не захочу смотреть: я уже видел «Спасти рядового Райана». Есть великий фильм про мафию – «Крестный отец», все последующие хуже, возможно, их не нужно было снимать. После «Места встречи…» мне не нужны остальные фильмы про милицию. Снимают парафразы, те же самые сиквелы и ремейки, пусть и под другими названиями, только намного хуже. А это уже даже не вопрос вкуса – это вопрос совести. Вот Гоголь сжег второй том «Мертвых душ», а Иннокентий Смоктуновский отказался сниматься в «Анне Карениной», потому что не получалось. Сейчас же слово «не получается» вычеркнуто из обихода. Из ста двадцати восьми серий нормально получились, например, двадцать восемь. Так покажите их, а остальные сто выбросьте! Нет, весь скопившийся дома мусор нужно, как на таможне, показать. И в чем ужас: не предполагается, что человек может отказаться в этом участвовать. Вот звонят мне: «Михаил Борисович (!), мы предлагаем вам роль в стодвадцативосьмисерийном фильме». – «Любопытно. Сценарий можно прочесть?» – «Нет, сценария еще нет». – «А кого я буду играть?» – «Друга главного героя». – «А кто вы?» – «А я седьмой помреж». Зачем я это буду делать? Если я сижу дома и делать мне нечего, так лучше я ничего не буду делать, чем это.
Не написать вообще ни строчки – лучше, чем испоганить тетрадь. Лучше не читать вообще, чем читать плохую книгу. Лучше смотреть на техническую сетку вещания, чем смотреть ужасные телепередачи. Почему делать лекарство, от которого умирают, нельзя, а делать программы и фильмы, от которых тошно, можно? Душа, которую калечат, в отличие от тела не заживет.
«Ирония судьбы. Продолжение» – это как раз один из немногих фильмов, за которые не стыдно. Он мастерски сделан, снят на одном дыхании, нет провисающих пауз, даже эпизодические роли – у Михаила Ефремова, например, – фантастичны. Хороши артисты, и их персонажи вызывают сочувствие. Но в любом случае сиквел – это такой цветок из старого венка.
Как избавиться от бесконечных повторов и выйти на что-то настоящее, свежее? Может, кризис поможет. Вот обратите внимание, в природе нет понятия «кризис», есть «катаклизм». Например, засуха – во время нее звери идут к водопою вместе: и тигры, и зайцы. Если у зверей и птиц кризисов не бывает, значит, кризис, по Булгакову, у нас в головах. Я помню коммунальную квартиру, где при всей тесноте и ужасном быте было намного человечнее: соседи вместе справляли и коммунистические, и престольные праздники, никто даже не запирал комнаты. Теперь бронированные двери, никто никого не знает, а тепло есть только от батарей. И общее ощущение можно выразить глаголом «ожирели», перебор наблюдается во всем: в сленге, в литературе, в отношениях полов, в преодолении расстояний, в научных исследованиях. Это, наверное, счастье, что кризис пришел. Это как включили свет. Хуже не будет: все самое плохое уже было – война, блокада. Ничего страшного нет в том, чтобы, как у Достоевского, довести человека до бескожного состояния. Наоборот, страшнее золотая маска, золотой скафандр. Кризис – это еще и внутренняя цензура. Убирается все лишнее, остается только необходимое. Не будет креветок, лобстеров и авокадо, а будет хлеб, соль и каша – все сыты и в порядке.
Я не хочу переезжать в Москву. Безумно радуюсь, что живу в Петербурге. Черти варят свое зелье в Москве, сюда запах доходит, но как-то спокойнее здесь. Чеховские три сестры все твердили: «В Москву! В Москву!» – а надо: «Из Москвы! Из Москвы!» На хрен.
Д’Артаньян в новом фильме просит у Бога один день жизни во плоти, и Бог слышит его. Вы спрашиваете, задумываюсь ли о Боге я сам? Конечно, ребята, а о чем еще думать? Больше не о чем… Если вера – не основа и не фундамент, все прочее не имеет смысла. Говорят, что Бог умер или покинул земные пределы, а я не верю. Не может такого быть. Когда ландыши нюхаешь, понимаешь, что не может этого быть.
С церковью у меня отношения светские. Например, митрополит Петербургский и Ладожский Владимир учился французскому и английскому языкам у моей бабушки. Мы тепло относимся друг к другу, он все время пытается заговорить со мной по-французски, а я на этом языке знаю только «мерси боку» и «пуркуа па». Но приятно знать, что моя бабушка, бывало, его журила. Я просил его познакомить меня с самыми учеными богословами, потому что хотел задать им вопросы, которые меня очень волнуют. Что было? Что будет потом? Зачем я здесь? Но я ни от кого не получил убедительных ответов.
Самое главное, чему следует научиться, – отличать добро от зла.
Я очень хочу, чтобы чудесным образом появилась очень хорошая работа в профессии, не мной придуманная. Чтобы как-то совпало: режиссер, партнеры, именно на этот фильм в условиях кризиса дали денег. Хочу, чтоб была ситуация, где все в порядке. Больше ничего мне не требуется. А еще внуков, мальчиков, хотелось бы много. Выпить с друзьями. А по идее, здесь мы обращаемся к Стругацким: если бы сказали, что все желания кто-то выполнит, я бы не смог ничего попросить. Разве что чтобы всем было хорошо.
А роль д’Артаньяна – что ни говори, я рад был сыграть ее еще раз. Я убежден, что Гамлета или князя Мышкина играть интереснее – хоть на сцене, хоть в кино. Но более прекрасного героя в истории человечества, нежели д’Артаньян, не было и, думаю, не будет. После Христа, конечно.
ОДИН НА ВСЕХ И ВСЕ НА ОДНОГО
Евгений Шаповалов взялся доказать, что д’Артаньян превосходит всех голливудских киногероев, «возвратившихся» в последние годы на экран.
Сверхспособности Бонд отклоняет пули с помощью часов, летает на рюкзаке и стреляет из авторучки – к каждой новой серии неутомимые специалисты МИ 6 подгоняют 007 новые гаджеты, из за которых он, собственно, и имеет репутацию суперагента. Спайдермен способен играючи заниматься промышленным альпи низмом вследствие мутации своего организма. А Индиана Джонс, хотя сам не изрыгает пламя, легко определяет правильную чашу Грааля и разруливает темные делишки с ковчегом Завета и богиней Кали благодаря невероятной для уроженца штата Коннектикут эрудиции. Д’Артаньян же не обладает никакими сверхъестественными способностями, если не считать за таковые умение прыгать прямо в седло с третьего этажа и после этого петь нормальным голосом. Свои подвиги он совершает с помощью таких нехитрых приспособлений, как горсть песка и опасная бритва. Так кто же настоя щий супермен?
Одуряющие яды Спайдермен – результат мутации Паркера после укуса ядовитого паука. Бэтмен – фигура настолько психоделическая, что его изображают на марках ЛСД. Джеймс Бонд смешивает, но не взбалтывает, по подсчетам, каждые 24,3 минуты, то есть являет ся законченным алкоголиком. На этом прискорб ном фоне столовое бургундское, которое попивает с друзьями д’Артаньян, а с ним – пол Франции, выглядит как невинная утеха.
Раздвоение личности Все западные супергерои патологически двойственны: Индиана в миру профессор археологии, Спай дермен – аутичный студент колледжа с комплексом вины, Джеймс Бонд притворяется джентльменом, который лишь притворяется шпионом, а Бэтмен во обще олигарх. Д’Артаньян же прост и понятен: он дер зит кому ни попадя, лапает королеву, ходит по Парижу с узелком, как в наше время ходил бы с борсеткой, – в общем, ведет себя, как и положено человеку, при ехавшему из Гаскони (аналог Краснодарского края или Ростовской области).
Костюм В смысле костюма другие герои выглядят по сравнению с мушкетером жалкими эпигонами и плагиато рами. Бэтмен и Спайдермен слизали с д’Артаньяна плащ, а Индиана Джонс – шляпу. Джеймс Бонд был бы готов слизать с него и то и другое, лишь врож денная британская чопорность и нелюбовь к «лягушатникам» не позволяют ему собезьянничать. К тому же у него контракт с дизайнером Томом Фордом.
Карьера Голливудские герои хотя и добиваются определенных успехов на ниве борьбы со злом, но в обычной жизни устроиться категорически не могут. Студент Паркер из за своих спайдерменских дел не в состоянии даже во время доставить пиццу, отчего его с позором выгоняют с позиции курьера. Брюса Уэйна, судя по всему, ждала бы та же участь, но, к счастью, отец оставил ему прилич ное состояние. Индиану Джонса в последней части саги увольняют из университета, Джеймса Бонда хотя и не увольняют, но и не повышают уже на протяжении более чем двадцати картин, а Рэмбо, например, и вовсе со бираются упечь в тюрьму за бродяжничество. Между тем д’Артаньян, говоря современным языком, увеличивает свою ебитду от серии к серии и в итоге становится маршалом Франции.
Комплексы Д’Артаньян обладает самой здоровой психикой в истории приключенческого кино. Спайдермен тяготится комплек сом вины – не уберег опекуна, Бэтмен – обоих родителей. Джеймс Бонд, за которым тянется грязный шлейф британского империализма, делает, вероятно, хорошую мину при сомнительной игре. За время жизни д’Артаньяна население Франции в результате преследования гугенотов со кратилось как минимум на четыреста пятьдесят тысяч человек – при его живейшем участии, а он и в ус не дует.
Любовь Д’Артаньян – человек дела. Пока Арамис только мурлы чет про белошвейку, гасконец охмуряет Кэт и заводит шашни с замужней Констанцией. Но при этом он гораздо разборчивее главного любовника в жанре экшн – Бон да, который просто занимается сексом со всеми героинями второго плана и некоторыми эпизодическими. Агент 007, без сомнений, позволил бы Миледи совра тить себя, прежде чем убить ее, а мушкетер смотрит на кокетничающую интриганку так же укоризненно, как Жеглов – на Маньку Облигацию.
Сергей Шнуров
Некоторые сочли идею продолжения «Ассы» сомнительной и даже кощунственной. Какие были у вас мысли на этот счет?
Во-первых, «Асса» – это целиком и полностью детище Сергея Александровича Соловьева. Что с ним делать, как распоряжаться, снимать ли вторую серию – это абсолютно в его власти. А всем остальным нытикам, для которых «Асса» почему-то является чем-то большим, нежели просто кино, каким-то фетишем, я предлагаю все-таки в церковь ходить и молиться там Богу. Дело в том, что в России культурному продукту всегда придают чрезмерное значение. «Поэт в России больше, чем поэт» и все такое прочее… Это, по-моему, совершенная глупость. Фильм – всего лишь пучок света, направленный на экран.
Вы помните, как посмотрели «Ассу» образца 1987 года?
Даже не знаю, что сильнее на меня повлияло: увиденная в видеосалоне жесткая порнуха немецкого производства или увиденная в кинотеатре «Асса». Посмотрел я и то и другое практически в одни и те же дни. Честно говоря, я все же за порнуху.
Расскажите о своей роли в «Ассе-2»: кто вы там и что делаете?
Я играю музыканта. Фактически самого себя, только чуть лучше. Как в любом, например индийском, фильме должна присутствовать гипербола, так и у Соловьева получился преувеличенный я. Романтические же отношения у моего героя, слава богу, ни с кем не развиваются. Для меня съемки в этом фильме значат только то, что в итоге мы с Сергеем Александровичем Соловьевым стали добрыми приятелями, даже, наверное, друзьями. Все остальное – побочные эффекты.
Можно провести какие-то параллели между вашим персонажем и героями первой «Ассы»?
Абсолютно нет. Никакие аналогии не предусматривались, «Асса-2» – самостоятельное произведение, совершенно другая история. Единственный смысл названия в том, что из фильма в фильм переходит героиня Татьяны Друбич.
Но ведь помимо Татьяны Люсьеновны там снова Баширов фигурирует?
Дело все в том, что от Баширова уже не деться никуда. И, я бы сказал, никому. Новый фильм Соловьева нельзя, скорее всего, назвать сиквелом. Он о той современности, которую мы наблюдали еще полгода назад.
Первая «Асса» для многих прозвучала чуть ли не как политическое высказывание. Во всяком случае, ее называли «голосом поколения», «манифестом эпохи». Со второй может что-нибудь подобное произойти? Или время не то и так далее?
Это кино нельзя назвать культовым – дурацкое слово. Да и вообще кино как таковое, по моему убеждению, не может быть культовым. То, что началось с прибытия поезда, всегда было развлечением, времяпрепровождением, чем угодно. И сегодня кино окончательно вернулось к развлекательной функции. Тарковский сейчас неуместен. А в конце 1980-х ажиотаж возникал вокруг всего. Ведь на выставку любого авангардного художника выстраивались километровые очереди. Так что речь идет об абсолютно разных исторических контекстах. Кто сейчас будет так ломиться на выставку или концерт? Русский человек может в любую эпоху стоять в очередях только за водкой – и я, кстати, надеюсь, что вскоре увижу такие очереди.
Выходит, что за эти двадцать лет в стране все поменялось?
Нет, при всем при этом глубокое заблуждение – думать, что эпоха переломилась и произошли какие-то изменения. Бывшие коммунисты точно так же, как в 1987-м, сидят в Кремле. Они просто сдали партбилеты, а может, и не сдали. Вообще реально ничего не изменилось.
А молодежь, которой адресована «Асса»? Разве не стали сегодняшние молодые люди другими, типа европеизированными потребителями?
Знаете, сложно быть европейцем, когда у тебя нос картошкой. Конечно, образно говоря, но, б…, сложно. Ты можешь одеваться как эмо или, я не знаю, в «Топшопе», но это все равно часто какая-то пародия. У нас сейчас вся культура стала пародийной: есть своя Кристина Агилера, свой Барак Обама есть. Но они не истинные, понимаете?
А кто у нас Барак Обама, интересно?
Да в любого плюньте, и попадете в Барака Обаму. (Смеется.)
Возвращаясь к «Ассе-2»: долгое время был вариант названия «Кинг-Конг мертв». Это же вы предложили Сергею Александровичу? Как в свое время Африка уговорил его назвать первый фильм собственно «Ассой»… Что вы имели в виду?
Название, опять же, очень подходит к нынешней культурной ситуации. Очевидные вещи почему-то не называют очевидными для них именами. Почему тот старый фильм, где убивают Кинг-Конга, называется «Кинг-Конг жив»? Это же неправда. Мне страшно от этого становится. Почему на стенках пишут: «Цой жив»? Ну он же мертв, он умер, братцы! Я видел безумные граффити: «Цой жив», а внизу подпись «Спасибо, ребята!».
Это, возможно, русская вера в то, что правду скрывают, всех обманывают, а все на самом деле не так.
Ну да, очередной Китеж-град.
Полтора года назад в Зеленом театре снимался концерт, он же финал новой «Ассы». Ваше выступление там сильно рифмуется со знаменитым цоевским номером «Мы ждем перемен»?
Финал был решен как сознательная стилизация под те времена. Когда люди, наверное, еще ходили на концерты. В фильме есть как специально сочиненные песни, так и пара вещей «Ленинграда». Должен сказать, что, конечно, невозможно проводить параллели между мной и Цоем. Во-первых, я еще жив, во-вторых, и композитор я попроще. И тексты мои ни на что не претендуют. Да во всем огромная разница: тогда, несмотря на наличие «железного занавеса», русский рок являлся частью мировой культуры. Появление групп «Кино», «Аквариум» было полноценным вкладом во всемирный культурный контекст. Сегодня то, что происходит в остальном мире – в музыке, кино, искусстве и так далее, происходит параллельно российским делам. Мы реально страна третьего мира. В культуре не производится ничего оригинального. Виктор Цой, безусловно, слушал группу The Cure, но при этом он, условно говоря, с Европой был на равных.
Все-таки может ли быть именно сейчас актуальным вот это «ожидание перемен»? Перемены грядут?
Я боюсь, что со времен Ивана Грозного перемен в России так и не случилось. Движуха временами есть, перемен – нет. Я понимаю, что сознание людей вообще не меняется, веками. Достаточно прокатиться в метро, чтобы это понять. Тот же отечественный рок-н-ролл в 1980-е все равно возник от комсомольского коллективного задора, и даже до сих пор он мало чем отличается от комсомола. Это не Вудсток, нет, у нас такого никогда не было и не будет.
У многих есть ощущение, что время закольцевалось. И возрождение застойно-перестроечной эстетики, и возвращение Соловьева к «Ассе» дают повод для таких выводов.
Неправда, если честно, тогда все же было страшнее. То есть мы бы с вами поговорили не более минут трех.
АССА2: МЫ ЖДЕМ ПЕРЕМЕН
Премьера фильма «Асса-2», как и входящей в оригинальную кинодилогию Сергея Соловьева «Анны Карениной», предположительно все же состоится в апреле 2009 года. Между фильмом 1987 года и новым проектом общего крайне мало. «Собака.ru» сравнила некоторые важные моменты обеих картин.
Интервью: Артем Лангенбург, Егор Яковлев
Фото: Александр Ботков
Комментарии (0)