ТОП 50. Александр Шишкин

Для меня успех совершенно не актуальное понятие, даже порочное. Он не может быть мотивом для открывания каких-то дверей. И успех в сценографии в принципе ближе к дизайну, это некие понятные, адаптированные вещи, которые публика в состоянии считывать. В искусстве же основной критерий не зритель, а ты сам или тот путь, которым идешь.

Я постоянно нахожусь в очень узком кругу из двух-трех режиссеров, но это результат не селекции, а моего эмоционального напряжения. Известный способ: мне достаточно чего-то как следует пожелать, чтобы оно возникло. Если рядом с тобой появился какой-то человек, то это не случайно, в жизни больше иррационального. Хотя художник все-таки материалист, у него огромное количество структурной деятельности, связанной с production, с производством. В театре я превращаюсь в гипермашину, которая может за короткое время проделать серьезную работу.

Публика — многорукий, многоглазый бог, которому все время надо приносить жертвы. В определенный момент театр для меня в чем-то исчерпал себя, и я пытаюсь найти другие истории: живопись, графику, перформансы. Хотя пока я не готов совсем исключить театр из жизни, но нахожусь с ним в цинично-формальных отношениях. Пытаюсь отдавать ему процентов двадцать творческой силы, а еще два года назад он полностью занимал мое время.

Новые технические возможности в театре — это не хорошо и не плохо. Важно владеть и старыми, и новейшими техниками, смешивать их. Я могу совершенно свободно работать как с рукодельным макетом, так и с компьютерной графикой. Компьютер позволяет проверить множество возможных вариантов за более короткое время, — в этом смысле макет более косная штука.

Для меня важны тело, пластика человека, характер, лицо, а декорации вырастают сами. Я не рисую город, в который потом вставляю людей, — прежде всего рисую людей. Мои окна выходят на Литейный проспект, и я каждый день фотографирую одно и то же место. Как шпион, фиксирую, приближаю изображение на компьютере, всматриваюсь в лица — и начинаю этих людей «полюблять». Сделал даже проект: печатал эти фотографии и дорисовывал — по сути, создавал разные спектакли.

Все эти бесконечные награды способствовали тому, что появилась волшебная палочка, «машина исполнения желаний», как я ее называю. В театрах, с которыми сотрудничаю, финансовая и творческая ситуации выстроены так, что они идут на многое в выполнении моих требований: готовы вкладывать деньги в свет, в видео, в высокоинтеллектуальную технику, понимая, что это еще один рычаг, чтобы получить кассу.

Эскиз лишь обозначает направление. Нужен он во многом для директора, для людей, которые обсчитывают спектакль. Я играю роль немного незнающего человека: «Ой, извините, был не прав». Специально закладываю ошибки, чтобы путь был как можно длиннее и появлялась возможность маневрировать. Это для всех мучительно, но прямой путь — не самый близкий. Я знаю, чего хочу, другой вопрос, что не знаю, как это сделать. Поэтому мне приходится идти извилистыми путями. Конечно, это в чем-то аутсайдерская технология. Негативный опыт, который потом неожиданным образом оборачивается позитивным. «Счастье» — это колоссальный негативный опыт и для меня, и для актеров, и для технологов. Я больше не могу ходить в Александринку, у нас теперь очень напряженные отношения. Но именно это называется счастьем.

Фото: Сергей Мисенко

Текст: Дмитрий Циликин