Как я стал человеком. Мария Максакова-Игенбергс

МАРИЯ МАКСАКОВА-ИГЕНБЕРГС

_{Оперная певица, а с недавних пор и депутат Госдумы досконально
знает жизнь бабушки — солистки Большого театра, фонд имени
которой создала на ее родине, в Астрахани.}

Основательницей нашей династии была бабушка, моя полная тезка Мария Петровна Максакова, которая родилась в 1902 году в Астрахани. Ее отец был чиновником речного пароходства на Волге, а мама, Людмила, происходила из мещанской семьи. Женские имена у нас в семье чередуются: Людмила, Мария, Людмила, Мария… Вот и моя дочка — Люся. Бабушкин отец умер, когда ей было восемь лет, а она была старшим ребенком в семье. Мария Петровна, чувствуя ответственность за младших, пошла петь в церковный хор, где получала жалованье — двадцать копеек. Она совсем не знала музыкальной грамоты, написала ноты на стене в доме и все выучила — создавала себя сама. Спустя год ей уже платили рубль, и она существенно поддерживала семейный бюджет. Тогда бабушка решила стать профессиональной оперной певицей, пошла в Астраханский оперный театр, где ей поручили первые небольшие партии, но, как она сама писала в воспоминаниях, вели ее там неправильно, она «мучилась голосом». И тут в Астраханскую губернию приехал знаменитый антрепренер, человек удивительной судьбы Максимилиан Карлович Максаков. Бабушка обратилась к нему за помощью, и очень скоро Макс Карлович сделал ей, семнадцатилетней, предложение, будучи на тридцать три года старше. Они обвенчались. Так псевдоним Максимилиана Карловича Шварца — Максаков — стал нашим родовым именем, ведь бабушка в девичестве была Сидоровой.

В двадцать один год она дебютировала на сцене Большого театра в партии Амнерис, имела успех и следующие тридцать лет была ведущей меццо-сопрано главного театра страны, за исключением двух сезонов в середине 1920-х, когда она, обидевшись на что-то, уходила в Ленинградский театр оперы и балета, нынешний Мариинский. Макс Карлович беспощадно занимался с бабушкой, буквально муштровал ее, доходило до крика и слез, с остервенением ваял свою Галатею, но из класса они всегда выходили под ручку, с улыбкой: «Мурочка, пойдем дорогая!» — «Да, да, Максик». Все партии они готовили вместе, и когда в 1936 году он умер, это была огромная потеря для бабушки. Разбирая бумаги Макса Карловича, она обнаружила паспорт, из которого следовало, что он был родом из Австро-Венгерской империи. В разгар всеобщей шпиономании такая находка ее очень напугала, и она поспешила уничтожить документ.

Затем бабушка встретила дипломата Якова Давтяна, основателя нашей внешней разведки, а позднее посла в Польше. Год они счастливо прожили вместе, ездили в Венецию, где Мария Петровна кормила голубей на площади Сан-Марко, — по тем временам что-то немыслимое. Однако в 1937 году его забрали из ее квартиры, а позже расстреляли. Бабушка долго не знала, какова его участь, мучилась и боялась ареста. Но на каком-то приеме Сталин воскликнул: «А где моя Кармен?» — и ее тут же привезли в Кремль. Видимо, эта история породила слух о том, что отцом моей матери, которая родилась в 1940 году, был будущий генералиссимус. Ходили разговоры и о том, что ее отцом мог быть поэт-футурист Василий Каменский или певец Большого театра Александр Волков, но мне более правдоподобным кажется, что это был генерал Василий Новиков, заместитель начальника СМЕРШа Виктора Абакумова. Они были знакомы с бабушкой еще с Астрахани, и когда генерал умер, вдова Новикова позвала Марию Петровну на похороны. Семья генерала знала, как Василий Михайлович заботился о моей маленькой маме и что он даже отправлял их с бабушкой в эвакуацию. Вдова генерала допускала, что он может быть отцом моей мамы.

После всего пережитого бабушка из веселого, жизнерадостного человека превратилась в очень замкнутого и встревоженного. Маму больше воспитывала моя прабабушка. Она была удивительной хозяйкой, невероятной рукодельницей, все шила сама, что маму в детстве даже раздражало, потому что прабабушка одевала ее по дореволюционной моде. В результате мама возненавидела все старинное и, когда появились собственные деньги, первым делом купила чешскую пластиковую мебель, модную в тот момент. Впрочем, это быстро прошло, мама давно и прочно вернулась к антиквариату. (Смеется.)

У мамы был и есть голос, но труд оперной певицы — это очень кропотливый процесс, такой каждодневный воробьиный скок, который людям со стороны даже не заметен. Пройдут годы, прежде чем ты придешь в театр и за две недели разучишь нужную партию. Мама, будучи дочерью оперной певицы, никаких иллюзий на этот счет не питала. Когда она поступала в Щукинское училище против бабушкиной воли — та видела дочь на романо-германском отделении в Инязе, — Мария Петровна звонила в театральный институт со словами: «Если таланта нет, вы не берите!» А ей отвечали: «Да все хорошо с талантом, мы ее уже взяли!» Потом мама попала в Театр имени Вахтангова под руководством Рубена Николаевича Симонова, который доверил ей для дебюта роль Маши в спектакле «Живой труп», что предполагало исполнение романсов. Она, дочь великой певицы, должна петь! Конечно, это было испытание. Тогда мама обратилась в цыганский театр «Ромэн», где ей поставили голос, и она до сих пор прекрасно поет романсы, в совершенно другой, нежели оперные певицы, но очень качественной манере. А бабушка ходила на все ее спектакли, методично записывая свои замечания.

В 1974 году мама вышла замуж за гражданина ФРГ Петера Андреаса Игенбергса. Начало их взаимоотношений было сложным и даже опасным для мамы, ведь это пострашней противоборства Капулетти и Монтекки: капиталистическая и социалистическая системы с трудом привыкали к мысли о близком соседстве. Это создавало массу сложностей и бюрократических формальностей в начале их отношений, к тому же и папины родители далеко не сразу приняли выбор своего сына. Но он был очень упорным, эта черта характера у меня, наверное, от него. Когда им чинили всяческие препятствия, мама даже шутила: «Если родится мальчик — назовем Овир, а если девочка — Виза». Со сложностями, но все-таки маму отпускали в Германию, и она благодаря папе увидела мир, а вот в кино ее снимать почти перестали, что очень обидно, учитывая ее фантастическую красоту и большой талант.

Бабушка со стороны отца была дочерью министра транспорта независимой Эстонии. Она проявляла недюжинные способности к математике, и родители отправили ее учиться на факультет статистики в Пражский университет — в Таллине такого не было. Будучи студенткой, она решила еще и зарабатывать на торговле эстонским маслом в Чехословакии. И на этапе согласования документов познакомилась с моим дедушкой из Латвии, который был там консулом прибалтийских государств. Это была красивая история, любовь на всю жизнь. Блестящая пара: он дипломат, знал девять языков, она — семь.

Начало Второй мировой войны кардинально изменило их жизнь: они отказались возвращаться в ставшую советской Прибалтику. С двумя маленькими детьми на руках — моим папой и его братом — бежали из Чехословакии сначала во Францию, потом в Германию, где прятали в подвале друзей-евреев, за что были арестованы. После падения фашистского режима замечательно жили в Мюнхене в собственном доме, оба сына стали физиками, но мой папа бросил науку и ушел в бизнес — отправился торговым представителем фирмы «Сименс» в Москву. Ему хотелось в Россию: дома у них говорили по-русски, бабушка Зинаида была православной и в послевоенные годы стала вице-президентом Общества дружбы ФРГ — СССР.

Папа — настоящий педант. У него на машине были желтые номера совместного предприятия, с которыми нельзя было выезжать за сороковой километр. Но каждый вечер он, рискуя, приезжал ко мне на дачу в Снегири, на сорок четвертый километр, чтобы рассказать на ночь волшебную сказку в духе Льюиса Кэрролла. Мама в воспитании казалась демократом, однако с оговоркой: все методы нажима для нее отвратительны. Она желала, чтобы я делала все, как ей хочется, но по доброй воле и без усилий с ее стороны, — это такой псевдолиберализм. (Смеется.) Приезд мамы на дачу был для меня праздником: она много работала в театре. Зато все ее друзья на Новый год собирались именно у нас на даче: Андрей Миронов, Юрий Любимов, Михалков, Кончаловский, Горин, Высоцкий, Кваша…

Режим упрекал родителей в том, что они распространяли «буржуазный образ жизни», что в основном выражалось в сигаретах «Мальборо» и иностранном шампанском на Новый год. Родители часто выезжали за границу и возвращались в СССР, как правило, с огромным перевесом, за нами ехала еще одна машина-такси с чемоданами, где половину места занимали лекарства для друзей, знакомых и знакомых знакомых, которые нельзя было купить в СССР. Эти лекарства помогали, а кому-то буквально спасали жизнь.

Друзья мамы любили, когда меня в красивом платье сажали играть за рояль, — так меня и увидел Роман Виктюк, назвав принцессой. Когда спустя годы он ставил оперу «Искатели жемчуга» в «Новой опере», то сразу сказал, что партию принцессы будет петь только принцесса. Еще из маминых друзей мне удалось поработать с Никитой Михалковым: он снял меня в небольшой роли институтки в «Сибирском цирюльнике», и я там пела в сцене бала. Никита Сергеевич часто возил меня выступать на фестивале российского искусства в Каннах. А когда я в какой-то момент быстро выросла, папа отправил меня к близкому другу нашего дома Вячеславу Зайцеву, в его школу моделей. В моей жизни был замечательный эпизод, когда Вячеслав Михайлович придумал образы моих героинь для сольного концерта в Большом зале Консерватории, где за дирижерским пультом стоял Ион Марин.

Подробности о жизни бабушки Марии Петровны я знаю от ее учениц, и особенно от Ираиды Григорьевны Нагаевой, которой бабушка заменила маму, сделала ее певицей. Когда выяснилось, что мне не с кем заниматься музыкой, она в течение нескольких лет ездила к нам каждые выходные из Минска — так она отблагодарила свою наставницу. Центральную музыкальную школу я окончила по классу фортепиано, и это было настолько серьезное образование, что и сейчас, спустя семнадцать лет, я могу сыграть балладу Шопена. Но в пятнадцать лет мне очень захотелось петь, и рассказы Ираиды повлияли на отношение к профессии как к служению, существованию на Олимпе. Заворожила она меня оперным пением, я ни о чем другом и думать тогда не могла.

Я росла очень пытливым и любознательным ребенком, были случаи, когда я сама находила себе педагогов по тем предметам, которые были мне нужны для поступления в вуз. Но в профессиональном смысле я нашла себя не сразу, отчасти повторив судьбу бабушки, правда так и не встретив на своем пути второго Максимилиана Карловича Максакова. Я долго пела в театре «Новая опера» партии для высокого сопрано, пока сама не спустилась к своей природной тесситуре меццо-сопрано.

Возможно, удача поздно улыбнулась мне, но улыбнулась же. Два года назад исполнилась моя заветная мечта, я стала солисткой Мариинского театра и теперь по-настоящему счастлива здесь! Сотрудничество с Валерием Гергиевым — большая ответственность и огромная радость для меня. Совместная работа с маэстро за последний год была действительно плодотворной: гастроли в культурной столице Европы 2011 Турку с «Ариадной на Наксосе» (я исполнила партию Композитора), «Сказки Гофмана» (роль Никлауса). Валерий Абисалович удивительно точно понимает, какой именно репертуар мне подходит. Я никогда не устаю вокально, работая с маэстро, — он действительно гениален.

Помимо вокального у меня есть еще и юридическое образование. В Гнесинке я на первом же курсе сдала почти все экзамены за пять лет вперед, и когда папа почуял, что у меня много свободного времени, то потребовал от меня учиться «чему-то нормальному» — пение он профессией не считал. Поэтому я окончила Юридическую академию, на недавнем юбилее которой выступила с такой речью: «У людей часто возникает вопрос, чем же мне в моей повседневной работе певицы помогает юридический диплом, тем более с уголовно-правовой специализацией. Но кто глубже меня способен проникнуть в роль? Возьмем Кармен — арестована по 188-й статье УК РФ за контрабанду, толкает на превышение должностных полномочий Хозе — 276-я статья, бросает его, а он в состоянии аффекта наносит ей ранения, несовместимые с жизнью, — 107-я ста- тья, часть 1. По совокупности прокурор запросил бы для него не менее пяти лет лишения свободы. Дамы и господа, а теперь я спою вам очаровательную музыку, которую композитор Бизе написал на этот совершенно не очаровательный сюжет!» Хабанера прошла с большим успехом!

Сейчас юридическое образование очень пригодится мне в работе в качестве депутата Госдумы, я подготовлена к законотворческой деятельности. Нам необходим закон о меценатстве, который бы создавал налоговые льготы для людей, тратящих деньги на искусство. Например, ведущий американский театр «Метрополитен-опера» не берет ни цента бюджетных денег, существует только за счет спонсоров. А у нас сейчас остаточное финансирование культуры, выживают только сильнейшие коллективы и то не без сложностей, в маленьких городах уже закрываются детские музыкальные школы. Так откуда в будущем вырастут великие артисты? В этом сезоне текущий репертуар в театре вполне позволит мне совмещать пение с работой в Госдуме, да и Валерий Гергиев с пониманием относится к моему желанию что-то изменить в наших законах, хотя иногда подшучивает надо мной на репетициях: «А теперь пусть депутат нам споет».

Дань памяти бабушки — фонд ее имени в Астрахани. Особенно горжусь программой «Музыка детских сердец»: мы собирали талантливых детей по всем районам Астрахани. Недавно я озвучила президенту Медведеву свою идею создать единую электронную базу данных одаренных ребят — живой, интересный интернет-ресурс с возможностью модерировать свою страницу, такой «Фейсбук» для талантливых. Это информационная помощь, которая повлечет за собой финансовую. Люди смогут адресно помогать участникам программы: вот ребенок, а вот он уже играет на подаренной вами скрипке. Детское арт-бюро «Да!» заработает через два месяца.

Что касается воспитания собственных детей, здесь я не такой либерал, как мама. Когда родился Илюша, было видно, что он способнее меня, поэтому я его активно развиваю. Накануне Нового года он сыграл свой первый экзамен по классу фортепиано в ЦМШ на пятерку, я горда! Дочке три с половиной года, в четыре надеюсь отдать ее в класс арфы.