От Тимура Новикова до бандитов в Versace: мода рейв-эпохи, которую мы потеряли (и скучаем!)

Бурные советские 1980-е завершались под грохот рок-концертов на фоне полномасштабной экспансии в официальные структуры и общественное пространство бывших «неформалов». Некогда дикие рокеры встроились в постсоветскую эстраду подобно советским ВИА и стали колесить с турами по стране, собирая стадионы и заслуженные постреволюционные дивиденды. Буквально через месяц после августовского путча и драматических событий в Москве на тушинском поле, практически без рекламы состоялся последний все еще советский фестиваль «Монстры рока» собрав более 500 000 зрителей и зевак. По остроумному заявлению одного художника, страна сменила название и пол, но многие продолжали жить в советской матрице долгие годы, не понимая, что все уже изменилось и мир уже больше не будет прежним.

Агрессивную рок-стилистику постепенно, но повсеместно стала вытеснять эстетика декаданса и рейв-культуры. Главными чертами направления, которое вскоре назовут «гранж» и «инди» (от independent — независимый), стали неопрятность, многослойность, безразмерность, клетка и джинса. Поклонники такого стиля носили огромные байковые рубашки, линялые футболки, рваные джинсы, массивные тяжелые ботинки. Позднее в молодежной моде вместе с «кислотной» рейверской линией появилась и винтажная. Ренессанс винтажной моды обогатил эту новую субкультуру сквотов и клубов новыми забавными персонажами, одетыми в стиле советского наива: помимо предметов советского шика, большим спросом пользовались советские детские вещи — шапочки, варежки. Все это являлось естественной и качественной альтернативой тренировочным костюмам «братвы», дубленкам обывателя, поддельным джинсам и свитерам «гуччи» и «шанель» торгашей, всего, что в течение 1990-х предлагали вещевые рынки, где поток кооперативного хлама резко вытеснил поток челночного хлама из Турции, Польши и Китая.

Утверждать, что новая электронная музыка и танцевальные вечеринки начались в 1990-х, было бы опрометчиво уже потому, что такие немногочисленные попытки делались и в 1980-х. Их начало было бы справедливо отсчитывать от серии вечеринок на берегу Рижского залива и в рижском Музее космонавтики в 1987 году, когда Совет по культуре Латвии пригласил группу диджеев из Берлина, включавшую дуэт диджеев Максимилиана Ленца (Westbam) и Индулиса Белзнеса (Eastbam). В этом же году ленинградская группа «Новые композиторы» записала и выпустила на виниле Sputnik of life & Sirens of Titan. Сингл выстрелил на площадках Ливерпуля и попал в клубные хит-парады, а «Композиторы» стали первой советской техногруппой, добившейся признания на Западе. 

В том же 1987 году Валерий Алахов с Игорем Веричевым создали клуб «Научная фантастика» в ленинградском планетарии, ставший колыбелью российской хаус-музыки и приватных вечеринок. Чуть позже в 1989-м, в Москве предпринимается ряд попыток провести совместные российско-голландские вечеринки, в рамках чего впервые озвучивается термин «acid party», а в Ленинграде появляется арт-объединение «Клуб речников», члены которого стали основоположниками российских опен-эйров, которые они проводили на территории фортов Кронштадтской дамбы. На рубеже 1990-х в сквот по адресу Фонтанка, 145, заселяются художники-ньювейверы и «Пиратское телевидение» Юриса Лесника, там же открывается «Танцпол» — импровизированный клуб, где проводятся танцевальные вечерины под электронную музыку, которую диджей Алексей Хаас и его товарищи сводят на вертушках Technics. Это питерское объединение диджеев и художников, позже устроило в павильоне «Космос» на ВДНХ в 1991 году в Москве, — «Гагарин пати» — событие, ставшее официальным стартом российской рейволюции. Буквально через десять дней после «Гагарин пати» было объявлено о распаде СССР и начале новой российской истории.

Жить в пересменок, когда одна страна закончилась, а другая еще не началась, было достаточно тревожно. И ночная клубно-сквоттерская жизнь стала возможностью для богемы отгородиться от всеобщей нищеты, инфляции, бандитов и стремительно разрушающегося социума. Творческие тандемы между музыкантами и художниками все еще сохранялись, будь то серии костюмированных балов Новой Академии Тимура Новикова или рейверских мероприятий «Речников», везде генерировались новые и альтернативные образы 1990-х. Что же касаемо альтернативной моды, случались и такие эпизоды: так художник Константин Гончаров, приверженец эстетики «нового дендизма», вместе с Алексеем Соколовым открыли мимолетный модный дом «Строгий юноша». В одной из коллекций Гончаров использовал работы своего наставника Тимура Новикова примерно так же, как спустя почти 20 лет это сделает стилист Гоша Рубчинский. К теме вещей обращались и художницы Наталья Першина-Якиманская (Глюкля) и Ольга Егорова (Цапля) в рамках проекта «Фабрика найденных одежд».

С распадом СССР и наступлением 1990-х годов изменилась парадигма альтернативной моды. Если в 1980-е годы альтернативные дизайнеры противопоставляли себя замшелому стилю советской официальной моды, то после разрушения государственных институций генерировавших запреты и ограничения новые условия диктовали поиск иной мишени. Дизайнеры 1990-х направляли свою энергию на противостояние китайскому ширпотребу, постсоветскому кооперативному китчу и первым проблескам гламура, который выражался в вычурной и безвкусной моде «новых русских». В истории альтернативной моды 1990-х вместе с клубами и сквотами появились новые имена — Ольга Солдатова, Маша Цигаль, Андрей Шаров, братья Полушкины и другие. В основных тенденциях этого феномена считывалось то, что происходило и с музыкой на стыке «новой романтики» и «постиндустриального», дикого прошлого и технологичного будущего.

В своих первых авангардистских коллекциях Катя Рыжикова иронично сочетала этнические элементы с популярным в богемной среде стилем «industrial», в дальнейшем совершенствуясь в соединении архаики и транскультуры. В конце 1980-х образовался тандем с Александром Лугиным, участвовавшим в пост-панковском проекте «Микрохирургия». Новорожденная арт-группа «Север», образованная на рубеже 1990-х, делала перформансы в духе шаманистских и неоязыческих обрядов. К середине 90-х «Север» превратился в достаточно сложную междисциплинарную перформативную практику с десятками участников. Художники и музыканты в костюмах, украшенных рунами, танцевали и содрогались в флуоресцентных костюмах на танцполах столичных клубов под первые образцы «северного видео», постсоветского радикально-индустриального видео-арта Романа Аникушина. Перформанс превращался в ритуальную структуру, в сеанс оперативной магии на стиле рейвов 1990-х, часто заканчиваясь пожарами или скандалами. 

История сценического коктейля под названием «Север» закончилась со смертью Александра Лугина в декабре 2010 года, хотя его совместные выступления с Екатериной Рыжиковой завершились еще в 2002-м. Начинавшие как модели группы Ирэн Бурмистровой и Кати Рыжиковой, Лариса Лазарева и Регина Козырева образовали дуэт «Ла-Ре», сделав собственную карьеру дизайнеров-модельеров. «Ла-Ре» продолжили футуристическую линию альтернативы, однако их главным козырем стал, кроме нетрадиционных материалов, технический фокус в моделях. Помимо этого, каждая модель воспринималась как объект, в который вкладывалась своя жизненная философия с трогательно девичьим подтекстом.

Несмотря на использование в костюмах необычных материалов, как в моделях из чашечек от купальников или опилок ДСП, дуэт тяготел к утонченности и женственности форм. Самой интересной коллекцией, основанной на технических фокусах, была киберпанковская коллекция «Не теряй времени», которая оказалась у «Ла-Ре» практически последней. Вуаль двигалась на пульте, в ботинки на пластмассовой подошве были вставлены часы, из костюмов выпадали шарики — словом, все двигалось и изменялось. Дуэт принимал участие в многочисленных показах — на фестивалях мод, клубных сценах, подмостках Петровского бульвара — и прекратил существование в конце 1990-х.

Андрей Бартенев влился в альтернативное модное движение уже на излете 1980-х. Как и Гоша Острецов, Бартенев не занимался модой как таковой, а работал в жанре костюмированного перформанса. Вдохновившись выставкой удивительных конструкций Жана Тэнгли, он создал свой тип костюма-объекта и шоу. После успеха первого спектакля Бартенев принял участие в Ассамблее неукрощенной моды в Риге в 1992 году, с постановкой «Ботанический балет», которая произвела настоящий фурор, а Андрей влился в фантомную историю «о моде до прихода моды». Наивную, беззаботную и некоммерческую, ведь уже в 1990-х альтернативные дизайнеры, пытавшиеся создавать носибельную одежду и аксессуары, столкнулись с той же проблемой, что и советские модельеры, — с невозможностью воплотить свои модели, требующие технического мастерства и современных технологий в отечественном производстве. 

Тем не менее рукодельные мимолетные образы «альтернативного хаут кутюр» были востребованы в новых российских изданиях, претендующих на трендсеттерство в клубной и молодежной среде, таких как «Птюч» и «Ом». Клуб «ПТЮЧ» в подвале в Монетчиковом переулке, где на танцполе смешались в единый винегрет богема и бизнесмены, стал одним из форпостов московской рейволюции. Именно там электронная музыка становится по-настоящему модной — а благодаря одноименному журналу об этом узнает вся страна. 

Герои модной истории 1980-х, уже попавшие на страницы и обложки таких изданий, как The Face, I-D, Actuel, как нельзя лучше подходили на роль икон стиля для нового клубного движения, разбавляя статьи провокационного толка и рекламу модной одежды. Но вскоре, оттолкнувшись от этой местной истории как от трамплина, новые молодежные рупоры обратились к западным историям и занялись импортом западных ценностей и имен, все реже и реже обращая внимание на прогрессивное постсоветское. Рейволюция, набравшая обороты к середине 1990-х, превращалась в коммерческое предприятие, требующее больших площадок, интерьеров, шоу и зажиточных посетителей, из-за чего клубная молодежь все чаще и гуще разбавлялась криминальными элементами, предпочитавшими уже не только тренировочные костюмы, но и вечерние от Версаче и Армани, охотно сдававшие оружие на входе заведений, но атмосферы беззаботности этот факт не добавлял. «Золотая» молодежь, окунувшись в рейверский угар, колесила по Европе в поисках модных вещей и брендов для демонстрации собственного благополучия, превращая вещи в атрибут статуса, как это было в СССР. Закат этой истории рейверы встречали в дорогостоящих декорациях «КаZантипа» атомной станции, на Крымском полуострове. Но альтернативно модная история продолжала существовать в виде клубных сценических шоу, очередной раз доказав свою востребованность. В середине 1990-х благодаря усилиям Федора Павлова-Андриевича появляется неделя показов «Альбо Мода» в казино «Метелица», где альтернативные модельеры были частыми гостями.

Не менее активно альтернативная мода развивалась в Прибалтике. Еще в Советском Союзе Прибалтика играла роль эрзаца заграницы, где проходила Таллинская неделя мод — самое престижное общесоюзное мероприятие. Но не в Таллине, а в Риге возникло альтернативное модное движение, которым руководил Бруно Бирманис. В 1987 году Бруно вместе с Угисом Рукитисом собрал свою первую коллекцию, а вскоре группа энтузиастов организовала настоящий театр с огромным количеством костюмов и модным спектаклем «Бал постбанализма», с которым они объездили весь СССР. 

Политические перемены, хлынувшие в Прибалтику, вдохновили молодых художников на создание коллекции в стиле соц-арта — дерзкой коллекции тюремных роб, предназначенных для художников, милиционеров, проституток, священников и других категорий граждан. В 1990 году Бруно Бирманису удалось организовать масштабное событие — Ассамблею неукрощенной моды. Первый же выпуск ассамблеи посетила звезда британской альтернативной культуры Эндрю Логан, другая звезда альтернативной моды, Зандра Роудз, не смогла приехать лично, но передала с Логаном целую коллекцию платьев. Уже на вторую ассамблею поступило множество заявок, и в ней приняла участие крутая по лондонским меркам компания Red or Dead, занимавшаяся хулиганской модой. В третьей ассамблее участвовал со своей новой коллекцией и председательствовал в жюри Пако Рабан. Контраст между делегатами из СССР и зарубежными гостями был поначалу очевиден, но постепенно дизайнеры постсоветского пространства прогрессировали, и разница стиралась. Появились и первые альтернативные модельеры из Литвы, такие как Сандра Страукайте и Йозас Статкявичиус. Просуществовав до конца 1990-х, ассамблея стала одним из самых значимых событий в моде 1990-х, не только для Прибалтики, но и для восточноевропейской модной коммуникации. Последний же «асса-парад» состоялся в московском клубе «Титаник» незадолго до его закрытия.

Купить книгу Миши Бастера «Перестройка моды» можно на ozon.ru, designbook.ru или в «Подписных изданиях» в Петербурге