Народный артист России 10 сентября отмечает 85-летие. К юбилею актера, который более 50 лет служит в Александринском театре, «Собака.ru» публикует интервью, взятое несколько лет назад. А уже 15 сентября Николай Сергеевич снова выйдет на сцену – в моноспектакле «Вертинский. Русский Пьеро».
Вы помните, когда и как вам пришла идея стать актером?
Я деревенский ребенок, рос в в селе Мотыжин в 42 километрах от Киева. Однажды к нам в школу приехали актеры Театра Франко: играли отрывки, пели. И в душе осталось ощущение красоты, чего-то небытового, необычного. Вот такая предыстория. Потом, после седьмого класса, я поехал учиться в Киев — ремесленное училище № 4, профессия «токарь по металлу». Но там была библиотека. Библиотекаря звали Клавдия Игоревна Дорнер. Она вела драмкружок, и я переиграл много ролей: Олега Кошевого, Назара Стодолю, Самозванца в «Борисе Годунове». «Мне кажется, тебе надо служить в театре», — сказала она, и я стал стремиться к поступлению в театральный. Работал на заводах, а по вечерам учился и недостающие три класса окончил за два года. В итоге стал студентом института имени Карпенко-Карого в Киеве. Пятьдесят лет занимаюсь актерством и никогда не жалел о своем выборе.
Как вы, украинец, оказались в труппе Русского театра Симферополя?
Я его выбрал. Меня многие спрашивали, зачем: «Ти ж украiнська людина». А я отвечал, что при всей моей горячей любви к украинскому языку русский мне кажется более пригодным для театра. В Симферополе я работал напряженно: за четыре сезона сыграл двадцать две роли. На гастролях в Ленинграде меня увидел легендарный Леонид Сергеевич Вивьен — в спектакле «Уриэль Акоста». И пригласил к себе в труппу. У меня было три приглашения: от Малого театра в Москве, Театра Леси Украинки в Киеве и Театра Пушкина в Ленинграде. Но я выбрал город Пушкина и Лермонтова.
Вас называют голосом театрального Петербурга. Откуда у вас такая фантастическая культура речи?
Я думаю, тут сыграла роль моя работа на радио, которую, кстати, я не прерываю: читаю стихи на «Нева FM». В первый же мой ленинградский сезон, 1962–1963 годов, меня пригласил на радио режиссер Владимир Ярмагаев. Он в то время руководил направлением радиотеатра. Сурово критиковал: «У вас красивый тембр голоса, радийный, но с речью непорядок. Как вас могли взять в Пушкинский театр? У вас же сплошные украинизмы, завывания, пение какое-то. Русский язык — это жесткий язык». Пришлось мне перековываться.
На смену Вивьену в вашем театре вскоре пришел Игорь Горбачев, ставивший спектакли производственной тематики на злобу дня. Я слышал, он не любил вас за «несоветское лицо».
Было время, когда я оказался совсем невостребован. Для меня это страшная мука: я человек неуемный, не могу жить без работы. Даже были мысли уйти из Пушкинского театра. Надо сказать к тому же, что я был не очень хорошо принят молодым поколением актеров. Стариками — нормально, а сверстниками — не очень дружелюбно. Чужак, провинциал. Нет, были какие-то роли. «Ивушка неплакучая» — я там выходил ближе к финалу в образе агронома. Не хочу хвастать, но за кулисами к началу этой сцены собирался настоящий аншлаг: работники цехов, монтировщики, разные сотрудники. Видимо, было что-то в моей игре, раз они приходили на нее смотреть.
Получается, что ваш настоящий актерский расцвет пришелся на вторую половину жизни.
Именно так. Тогда я встретил режиссеров, с которыми смог полностью раскрыться. Таким был покойный Владимир Егорович Воробьев, с ним мы сделали спектакли «Колпак с бубенчиками» и «Хозяйка гостиницы». Таков Андрей Анатольевич Могучий, работой с которым я очень горжусь. Перерепенко в его спектакле «Иваны» — роль из самых важных, причем Андрей настаивал, чтобы я растил ее из собственных воспоминаний, из больной памяти о рано ушедшей матери, словом, из самых важных тайников души. Ну и конечно, наш худрук Валерий Владимирович Фокин, который поднял Александринский театр на такую высоту, которая мне, старожилу, когда-то просто казалась невозможной. Я очень дорожу возможностью играть у этого режиссера.
А что за роль у вас в «Воспоминаниях будущего»?
Этот спектакль Валерий Фокин ставит по «Маскараду» Лермонтова, причем с использованием мотивов и даже аудиозаписей хрестоматийной постановки Мейерхольда 1917 года. А я играю Неизвестного. Эта роль мне хорошо знакома, да и пьеса любима с юности. Первой книгой, которую я взял в библиотеке у Клавдии Игоревны Дорнер, как раз был «Маскарад».
Откуда у вас такая открытость к неожиданным предложениям? Вы же даже у некрореалиста Евгения Юфита согласились играть — в фильме «Серебряные головы», про человекодерево!
А почему нет? Мне все интересно попробовать, и эксперименты я люблю. У Могучего в «Садоводах» я с удовольствием играл молодого парня. А у Виктора Мережко в сериале «Хуторянин» — армянина Сурена. Казалось бы, какой из меня армянин?
 |
Николай Мартон выступает с чтецкими программами — и самостоятельно, и в сопровождении симфонического оркестра. Давняя дружба связывает его с руководителем Академической капеллы Владиславом Чернушенко. В фильме Сергея Дебижева «Золотое сечение» Мартон играл вместе с Алексеем Серебряковым и Ксенией Раппопорт. Любит оружие, иногда на даче стреляет по мишеням. |
Текст: Андрей Пронин
Фото: Алексей Костромин
Комментарии (0)