Монеточка: «Классическая красота обесценилась — сейчас интересно не "как", а "что"»

О путешествии из Екатеринбурга в Москву

Два года назад я поступила во ВГИК и уже, получается, два года живу в Москве. Перебралась потихоньку — сначала жила в общаге. Но мне и сейчас бывает тяжеловато от города, поэтому я часто уезжаю домой. Недавно вообще пропала в лесу на неделю: не видела ни одного человека, и было так хорошо! В Москве я всегда кому-то нужна, и здесь убивающий ритм жизни. Когда я была в лесу, то ничего не делала, ни с кем не встречалась и никуда не ходила. И после этого со мной не произошло никакой трагедии, не закончилась моя карьера от этого. То есть я понимаю, что нет необходимости в моем постоянном присутствии в московской жизни.

Екатеринбург мне нравится тем, что он похож, с одной стороны, на Москву, с другой — на Питер. Люблю его архитектуру: она в чем-то питерская — петровских времен здания, — при этом есть московские по виду многоэтажки и сталинки. Хотя многие считают, что у нас архитектура совмещена достаточно нелепо; где-то читала, что дом купца Севастьянова признали самым безвкусным зданием в мире. А сейчас еще «Ельцин-Центр» появился, который архитектурно никак не привязан к уральской культуре, — это нечто абсолютно новое.

Новое для меня также воплощает Николай Коляда — мой любимый театральный режиссер. У меня есть несколько его пьес, которые мне нравится читать в бумажном виде. Он пишет реалистично, при этом мило и трогательно про жизнь людей из разных эпох. Что-то из 1990-х, что-то современное — он ухватывает такие детали, которые ускользают из литературы. И я очень советую всем, кто будет в Екатеринбурге, сходить на его спектакли. У него если по пьесе идет какое-то застолье, то за столом будут настоящими арбузами хрустеть. И зрителей угостят! Такая душевность — преимущество камерных театров. Я Коляду, короче, обожаю.

Люблю Екатеринбург — езжу туда отдохнуть, перезагрузиться, — но никогда себя не позиционировала в качестве уральской артистки. Потому что, скажем, альбом «Раскраски для взрослых» писался в Москве, и его можно считать уже чисто московской пластинкой. И как я привязана к екатеринбургской культуре, так я привязалась к людям из Москвы. В смысле творчества я хочу, чтобы меня воспринимали как нечто самостоятельное, отдельное, а не в качестве представительницы какой-то группы населения. Например, группы «люди двадцати лет», группы «девочки», группы «люди с кудрявыми волосами» или «люди из Екатеринбурга». Я хочу, чтобы мой собственный путь строился как можно более самостоятельно — параллельно со всем остальным, не пересекаясь.

О голосе поколения двадцатилетних

Я особенно не дружу со сверстниками. Сейчас мои друзья — люди из индустрии, которые занимаются музыкой, и они старше меня. Слушают меня тоже люди старше: вижу аудиторию на концертах — там нет двадцатилетних, у них другие кумиры. Их не притягивают мои темы, поэтому я не считаю себя олицетворением их поколения. Не то чтобы я активно отрицала такую привязку — мне просто кажется, что только при отсутствии ориентиров ты можешь творить свободно, честно и про себя.

Хотя я не зарекаюсь: образ поколения двадцатилетних может вдохновить тех, кто этот возраст миновал. И я в этом смысле в такой образ вписываюсь. Например, люблю YouTube — это для меня релакс, который всегда фоном шуршит. Слежу за странными персонажами — за Геннадием Гориным, прекрасным в своем безумии. Посмотрите фильм Олега Мавромати «Обезьяна, страус и могила», смонтированный из видеодневников Горина, — его в прошлом году показывали на «Артдокфесте». В нем через призму восприятия этого персонажа показана война в Луганске. Он типа юродивый, но очень простой, наивный и добрый. Короче, люблю Интернет за то, что он позволил странным и не вполне здоровым людям транслировать их удивительные взгляды на мир.

О феминизме и новой норме

Каждый человек, наверное, считает себя самым нормальным. Но в целом, если смотреть на мою карьеру, то да — меня можно ассоциировать со странными музыкантами. Во времена, когда я играла и пела под синтезатор, я любила Граймс и моей мечтой было когда-нибудь прийти к такому творчеству. Наверное, так меня воспринимали мои первые подписчики. Однако четкого ориентира не было — я только инстинктивно хотела делать нечто похожее на моих кумиров. Ими также были Ваня Нойз и Святослав Свидригайлов — это пост-бард-звезда такая. Его никто не знает, но вам он понравится, если для вас тексты важнее музыки.

В творчестве для меня не существует непререкаемых авторитетов, ни одной иконы. Я восхищаюсь поэзией Цветаевой и Ахматовой, но считаю, что в искусстве без разницы, какого вы пола и возраста, если создаете что-то красивое. Проблема в том, что женщинам чаще сложнее абстрагироваться от того, что они женщины. Ужасно, когда ваш пол сужает ваши темы до размышлений о мужчине: он пришел, он бросил, вернулся, обиделся, помирились — вот это все… Я благодарна феминисткам, почет им, слава и низкий поклон за то, чем они занимаются. И говорю о том, что в восприятии роли женщины в нашей стране ощущается необходимость культурного сдвига. Я и на себе чувствую эту проблему, когда пытаюсь петь о серьезных вещах, без иронии, то мне приходится писать от мужского лица. Сложно написать песню, где лирическим героем была бы женщина и это было бы не про мужика, не про одиночество... Стремно, что серьезные стихи от имени женщины пишутся тяжелее.

О попсе и поэзии

Попсовую музыку отличает легкость, то есть о попсовую музыку ты не запинаешься и ничто не мешает этой музыке забираться щупальцами в твой мозг. Я начинала с музыки трудной для прослушивания — она была плохого качества, не отработанная ни по мелодиям, ни по текстам, я не умела ничего. Из-за этого слушателям было необходимо приложить усилия, чтобы понять, о чем мои песни, и только затем полюбить их.

У меня же все началось со стихов, которые я куда-то еще в школе выкладывала, и даже в газете «Уральский поэт» публиковалась. Для меня тексты важнее музыки, и мне нравится, когда в словах есть что-то, в чем можно покопаться, какие-то отсылочки. С другой стороны, хотелось бы, чтобы Монеточку было комфортно слушать и без контекста, чтобы мои песни вызывали эмоции у всех и были какие-то словосочетания-триггеры. Можно называть их мемами, но, скорее, эти триггеры относятся к детству или чему-то, что происходило с каждым из нас.

О советском и 1990-х

Я осознаю, что все мои представления о советском прошлом и 1990-х основаны на фильмах и рассказах моего бати и бабушки моей — школьной преподавательницы. К эпохе СССР в моей семье по-разному относятся: одни искренне жалеют о том, что все это закончилось, даже за КПРФ голосуют. А мама моя, например, никогда не участвовала ни в каких собраниях, ее самой последней взяли в пионеры — не любила она это искренне.

У меня же сложное отношение: люблю советскую эстетику, много слушаю музыки, сделанной в Советском Союзе, советские фильмы и мультики обожаю. Вот «Тайна третьей планеты» — там такой странный сюжет с этим инопланетянином, который ворует образы. Можно снять неплохой хоррор на его основе.

С 1990-ми — то же самое: я их не застала, однако у меня больше источников, потому что большинство моих друзей выросли в то время. Витя Исаев (Витя БЦХ — продюсер альбома «Раскраски для взрослых». — Прим. ред.) — он из Ульяновска и постоянно рассказывает дикие вещи про ту эпоху. Что каждый день у него пытались что-то отжать возле его дома. Что буквально было опасно ходить в школу — там куча хулиганских банд орудовала. В Екатеринбурге тоже был Уралмаш («уралмашевские» — одна из самых мощных ОПГ России 1990-х.— Прим. ред.), но для меня это все мифы и легенды, которые образуют довольно мощную эстетику, и она нравится людям моего возраста. Ее сейчас в моде сильно эксплуатируют.

С Гошей Рубчинским и его мамой мы познакомились на презентации в магазине. Обменялись парочкой вежливых фразочек с ним. Мне кажется интересным все, что он делает, но я совсем не понимаю культа и трепета вокруг него. То есть странно заявлять себя как «новую эпоху» с этими революционными амбициями, а это ведь просто ретроспектива, углубление в прошлое. Я в его коллекциях не вижу эксплуатации образа гопника — сейчас такая одежда больше не связана с хулиганами. Мой батя не был гопником, но у него на чердаке лежат такие спортштаны, все джинсовочки и свитерочки.

Об отделении России от Запада

В связи с Гошей нельзя забывать о том, что наконец-то мы перестали оглядываться на Запад и обратились к нашему собственному контексту. У России нет какой-то своей негативной энергии: все люди в Интернете одинаково реагируют на вещи и похожим образом выражают свои ощущения. Можно зайти под любое видео начинающего американского музыканта и почитать комментарии — в целом ситуация везде похожая.

Меня вдохновляет православная культура, хотя я совсем не религиозный человек и мне нравится русская философия. Русский взгляд на мир гораздо более сложный, чем западное мировосприятие: фильмы Александра Ханжонкова (продюсер. режиссер, сценарист, пионер российской киноиндустрии — Прим. ред.), которые проходили с успехом в дореволюционной России, потом перемонтировали для проката на Западе. Эта сложность и в музыке слышится, и в текстах — вот это самокопание, стремление к истине. И я совсем не представляю себя англоязычной певицей и героиней западных медиа. Если аудитория не понимает все приколы моих текстов, то мне неинтересно на нее работать. Мне не нравится, когда в западных СМИ оценивают только мой медийный образ и пытаются позиционировать меня в связи с политическими штуками. От такого я стараюсь резко дистанцироваться, потому что, как я поняла, в современном мире не получится высказать свою позицию так, чтобы потом ею кто-то не воспользовался.

О красоте и уродстве

На этой съемке не было ничего некрасивого — это все очень характерная одежда для текущего момента. Сейчас ведь никому не интересно просто красивое. Красивые босоножки, красивая внешность — все это оказалось в распоряжении мейнстрима и масс-маркета; красоту теперь ассоциируют с дешевыми вещами и с бросовыми идеями. Пластические операции могут любому человеку на лице изобразить классическую красоту, она обесценилась. Сейчас интересно не «как», а «что»: что за смысл несет этот предмет одежды, какой у него культурный код? Но, если честно, мне не так интересны шмотки, поэтому я разрешаю на фотосъемках стилистам отыгрываться на мне, как они хотят. Почему я должна им что-то запрещать?

Постмодерн? Не знаю, может, я выросла из него. Хипстеров больше нет: кто переобулся в Гошу Рубчинского, кто переехал в Питер, растворился, исчез в толпе. Все пространство заполнила ирония: вы послушайте Славу КПСС. И мне гораздо легче выступать под иронической маской, поэтому интуитивно хочется писать именно так. С другой стороны, в данный момент много талантливых мальчишек-рэперов, которые не могут прыгнуть выше головы именно потому, что брезгуют серьезным подходом. Я стараюсь отучать себя от иронии: послушайте мою песню «Твое имя» — она серьезная.

Фото: Наталья Скворцова
Стиль: Эльмира Тулебаева
Визаж: Андрей Шилков
Прическа: Светлана Шайда
Постпродакшен: Жанна Галай

Благодарим Департамент общественных связей ВДНХ и лично Марию Клейменову за помощь в проведении съемки. Благодарим концертную площадку ВДНХ на крыше павильона «Рабочий и Колхозница» за помощь в проведении съемки.