Сергей Шнуров: «Я петь очень не люблю, но вынужден это делать — платят»

Как вы относитесь к тому, что группировка «Ленинград» стала брендом Петербурга?

Это взаимопроникновение. Вначале мы стали использовать название города и стали самим Ленинградом, а потом реакция пошла в обратную сторону. Мне это льстит. Мне нравится, что Петербург воспринимается уже не только как место страданий, боли и экзистенциальных переживаний, а как город-праздник. Вообще, Петербург – единственный город, где мы выступали всегда: без перерывов и перебоев, поэтому здесь нам можно чуть больше, чем где-либо. Можно делать все, что угодно, потому что на тебя фактически никто не обращает внимания. Даже революцию исподтишка можно сделать, как сто лет назад. Но «исподтишка» – здесь главное слово.

Вы серьезно относитесь к своему творчеству?

Если бы это было так, я бы здесь не сидел. Как вообще можно серьезно относиться к популярной песне? Меня очень смущают люди, которые стремятся объяснить смысл жизни при помощи песенного четверостишия, куплета или проигрыша. Это дико смешно. Потому что это вой на Луну, он бывает более удачный, бывает менее. Даже симфоническая музыка не рассказывает о смысле жизни. Хотя Вагнер пытался. И что, где Вагнер?

А вы поете для себя?

Если честно, петь очень не люблю. Я вообще считаю, что поющий человек выглядит по-дурацки. Я вынужден это делать только потому, что мне платят. Дома петь – идиотизм. А для себя – тем более.

Есть ли номинация, которую вы бы хотели получить?

Я думаю, что получать премии нужно и даже необходимо до 35 лет. А после это уже какая-то бессмысленная штука. Она ничего не дает и не отнимает в плане самооценки. Это только повод поговорить.

Вы такой активный человек, у вас есть предел активности?

У всего есть предел активности. Более того, у всего есть предел жизни. Рано или поздно, но она закончится. Я не знаю, когда. Если бы знал, наверное, было бы спокойнее.

Есть какой-то лимит времени, который вы себе устанавливаете на творчество?

Самое глупое – это давать самому себе честное слово. Ни к чему хорошему никого и никогда это не приводило. Все равно приходится нарушать собственное обещание, а потом из-за него же с собой конфликтовать. Говорить себе: «Ты говно». Хотя с собой все беседуют – есть даже специальное слово «рефлексия».

Вы, правда, скучаете, когда у вас нет концертов? Или это такое заигрывание с публикой?

Нет, действительно скучаю. Я не могу сказать, что это чувство во мне постоянно присутствует. Я могу месяц не играть и жить спокойно. А могу два дня провести без концертов и дико захотеть на сцену.

Смогли бы вы уйти в тень и устроиться су-шефом в «Кококо»?

Моя тень выглядит несколько иначе. Если я буду туда уходить, то стану работать охранником в балетной школе «Айседора»

После достижения какой вершины вы сможете сказать себе: «Все, пора уходить»?

Пора уходить тем, кто занимает чье-либо место. В нашей реальности мест настолько много, что, в принципе, уходить никому и не нужно. Если бы на дворе был 1972-й год, и это был бы эфир, ограниченный по времени и техническим средствам, то была бы нужна сменяемость кадра. Да и откуда мне уходить? Где я есть? Меня нет.

Хотели бы вы выступить на Евровидении?

Это имеет смысл, чтобы потешить публику. Я себе такой задачи не ставлю: не знаю, что это мне может дать. Не совсем понимаю сути этого конкурса. У нас слишком разогретый интерес к этому малозначительному мероприятию. Вообще этот соревновательный дух мне не близок. К чемпионству не испытываю сакрального трепета. Как и к премии. Эти социальные импульсы тебе, как индивидууму, ничего не несут. Это, скорее, сигналы, направленные вовне. Ты о себе знаешь больше, чем журнал Forbes, где ты занимаешь какую-то строчку. Я сейчас не о цифрах, конечно, а о месте.

В недавнем интервью вы сказали, что «Ленинград» ─ это не реализм, а сюрреализм. Но действительность такова, что происходящее в ваших песнях на себя проецирует большое количество людей. Это подтверждает ажиотаж в торговых сетях Louboutin.

Какая сложная конструкция. Ажиотаж в торговых сетях Louboutin» ─ это что? Это магазин «Пятерочка» что ли? А о сюрреализме я отвечу. Мы, действительно, живем в эпоху сюрреализма. Реальность – это концерт. И такая реальность очень совпадает, на мой личный взгляд, с сюрреальностью. Абсурда много. Мы его воспринимаем как некую норму и в нем существуем. Даже наша сегодняшняя встреча – абсолютно абсурдистская. Что может сказать так называемый Шнур молодому поколению? А что вы надеетесь от меня услышать? Я вот не знаю. И это абсурд.

Ваша любимая еда в детстве?

Советское детство не предполагает такого понятия как «любимая еда». Еда в таких условиях либо есть, либо ее нет. Наверное, любимой все же была сгущенка. Еще помню, что в столовой я всегда воровал хлеб. Он стоил копейку за кусок, но я все равно не платил. Видимо, очень его любил. А ворованный всегда вкуснее.

Как и ворованные из соседнего сада яблоки?

Где вы видели яблоки?

В Таврическом можно поискать…

Нет, там только морковка. Из-под плаща…

А вы сами воровали?

Бесконечно много раз. Даже те слова, которые я произношу, придумал не я. Это воровство.
Что в действительности находится по адресу Рубинштейна, 24 (адрес из клипа «В Питере – пить» – Прим.ред.)?

По-моему, какая-то чайная комната. И это наш промах. Я ненавижу чай.

Как вы считаете, судьба в большей степени зависит от того, насколько успешно вступаешь в брак, или от того, какой вуз заканчиваешь?

Это зависит от внешности. Некоторым учеба очень идет, потому что никаких других перспектив нет.

Как вы относитесь к творчеству «Оксюморона» (произношение сохранено – Прим.ред.)?

Вообще, Оксимирона. Это такой рэпер. Хорошо отношусь. Мне просто вся эта рэп-история не очень интересна, потому что там всегда одна и та же тематика: «Я бесконечно крутой, преодолеваю чудовищное сопротивление, которое на меня оказывает внешняя среда, но я молодец». И следующая песня будет ровно о том же самом. Мне скучновато. Эта пубертатная проблематика свойственна довольно взрослым людям, и они в этом до сих пор кувыркаются. На мой взгляд, это некоторая патология. Я помню те времена, когда Борис Гребенщиков пел о Жан-Поль Сартре и это вызывало оторопь среди неокрепших умов. Студенчество особенно воспринимало это как некий реверанс в их сторону. В этой плеяде поздней советской поп-музыки мне всегда больше нравился Петр Мамонов.

Как вы относитесь к тому, что на ваших концертах присутствует абсолютно разношерстная публика. Действительно ли «Ленинград» ─ некий культурный код, объединяющий русскую душу независимо от остальных факторов?

Я бы хотел, чтобы так было. Не знаю, как там оно на самом деле. Надеюсь, что это объединяет людей, дает выплеснуть энергии. Помогает, как в песне, строить и жить. Разношерстная публика ─ это хорошо. Мы преодолеваем границы музыкальных жанров, у нас нет стилистических решений публики. Узконаправленные жанры ушли ─ за ними захлопнулась дверь. Если сейчас кто-то играет панк, это всего лишь инерция. Звезда потухла. И мы видим ее свет.

Есть мнение, что классическая музыка становится все более популярна среди молодежи, почему так происходит?

Все дело в том, что в филармонии очень неплохой буфет. Еще рекомендую буфет второго концертного зала Мариинки. А в БДТ хорошее зеркало для селфи. А вообще, если есть интерес к симфонической музыке, – это прекрасно. Она, как и высшая математика, требует некоторой подготовленности. Для человека, который ничего в этой науке не понимает, любой текст цифр будет казаться белибердой и бессмыслицей. То же самое с симфонической музыкой. С эстетической точки зрения некой сложной конструкции оркестр уже внешне удивительно смотрится. Одним своим видом он вызывает в толпе оторопь.

А какую музыку слушают ваши дети?

Слава богу, закончилось время, когда музыка, которую они слушают, определяет их мировоззрение. Раньше можно было посмотреть на молодого человека, одетого в кожу и заклепки, и понять, что он из себя представляет. Сейчас молодые люди спокойнее относятся к вкусовым предпочтениям: сегодня они могут слушать r`n`b, а завтра heavy metal. Сегодня могут быть на вечеринке рэперов, а завтра пойти в филармонию. Эти легкие переходы мне очень нравятся.

С кем из музыкантов любого времени вы бы хотели поработать?

Ни с каким. А зачем? Чтобы чему-то научиться? Это вряд ли. Я бы выпил с Джанго Рейнхардтом. Просто выпил, в качестве такого респекта.

Согласны ли вы что запрет мата в России лишает нас самоидентификации?

Это сильное преувеличение. И потом запретить мат не удавалось никому. Это можно делать формально, но вы от него никуда не денетесь. Я обещаю. Сколько бы ни принималось законов, сколько бы ханжества ни было, мы будем материться. Потому что это ─ неотъемлемая часть русского языка. Он так звучит в своем объеме.

А как вы относитесь к тому, что Троицкий назвал лукавством ваши слова о том, что какие-то эмоции нельзя выразить без мата?

Троицкому видней. Вообще ему действительно очень трудно материться, потому что он заикается. В таком виде это звучит уже комично.

Если вы против показухи и самолюбования, зачем вам блог в Instagram?

Почему я против? Я очень даже «за». Вы можете себе представить человека, который выходит на публику и заявляет: «Я отрицаю самолюбование!»? Тогда какого черта он вышел на сцену, хочется спросить.

В чем счастье? Неужели в больших сиськах?

Покажите свои. В вашем случае нет… Ищите в другом месте.

Вы говорили однажды, что не смотрите телевизор. Но зачем вы тогда стали работать на Первом канале?

Я действительно не смотрю телевизор, так как у меня его нет. По поводу передачи на Первом: я писал в своем Instagram длинный пост на эту тему. Меня долго уговаривали на участие в этом проекте. Зачем я там – не знаю. Но, наверняка, что-то важное для себя я в этой истории обнаружу.

Что вам нравится в вашем творчестве?

Из того, что я делаю, мне не нравится ничего. Хотя нет. Мне нравится песня «Ехай-***» (отсюда).

Как бы вы отнеслись к тому, что ваша дочь Серафима приняла бы участие в конкурсе красоты?

Конкурсы красоты меня всегда смущали, честно говоря. Они напоминают мне рынок работорговцев: выходят девушки, а мужчины с пузиками сидят и оценивают их. Да и вообще ходить на конкурсы в поисках женской красоты – это последний путь. Для того, чтобы увидеть красивую девушку, достаточно спуститься в метро

Что должно произойти в жизни мужчины, чтобы он перестал понтоваться: хвастаться количеством женщин, например?

Я абсолютно не психолог, я понторез. Колотить понты мужчине свойственно. Иначе как он завоюет очередную красотку? Если завоевал, то все, успокойся. Пока.

Какой момент своей жизни вы бы хотели прожить еще раз?

Для чего? Чтобы что-то изменить, как в фантастических фильмах? Чтобы повторить момент? Это делается с помощью одной руки и называется онанизм.

Как может себя охарактеризовать человек, учившийся на философском факультете?

Я не закончил обучение, за что благодарен судьбе. Довольно страшно однажды проснуться и осознать, что ты дипломированный философ. Не самозванец типа Платона, а настоящий…

Вас можно назвать сентиментальным человеком?

Я плаксивый, но не в тех ситуациях, когда этого можно ожидать. Вот кошечка мило перевернулась под солнышком – меня это трогает.

Как понять девушек?

Неправильный посыл. Девушек понимать не нужно. Им можно угождать, но понять женскую логику невозможно. Потому что ее нет.

Кого можно назвать героем нашего времени?

К счастью, у нашего времени нет героев. У нас герой тот, кто на экране. Но это не есть герой в прямом смысле. Это его симулякр.

Сейчас актуально мнение, что «из этой страны нужно валить». Как вы относитесь к этой тенденции?

Мой опыт неприменим к другим людям. Я существую в этой языковой и культурной среде. Мне нет никакого смысла уезжать. Нашу страну можно ругать, как угодно. Но то, что у нас интересно, - это очень важно.

Как вы относитесь к запрету курения в общественных местах?

Как видите, уважаю закон. Я хулиганю. Курю везде. Плачу штрафы. У нас не запретили курить, просто это стало чуть дороже.

Музыка должна нести протест?

Протест против чего? Против самих себя? Можно протестовать против человечества. Но музыка тут при чем?

Что бы вы сказали себе 20-летнему?

Предохраняйся. А что еще можно сказать? Это дельный совет, к которому никто не прислушивался. И я в том числе. Вообще я помню себя двадцатилетнего. Я был в такой серьезной спортивной форме и бесконечно дрался. Боюсь, что тот я нормально бы так себе вломил.

Где вы купили такие классные кроссовки?

Вот, наконец-то, вопрос по существу. А то все остальное было какой-то интеллектуальной мастурбацией. Эти кроссовки я купил в городе-герое Лос-Анджелес. Магазин не помню.

Встреча прошла в рамках проекта В Петербурге #можноВСЁ "Билайн" и Ассоциации выпускников СПбГУ

Текст: Камилла Джа

Фото: Камилла Джа