Рената Литвинова: «Россия — очень женская страна, мужчины — как бы они ни давили — ничего не решают»

Идея: Яна Милорадовская
Текст: Ксения Гощицкая
Фото: Абдула Артуев
Дрон: Михаил Поморцев
Визаж: Евгения Ленц
Прическа: Юлия Royteam
Стиль: Эльмира Тулебаева
Ассистент стилиста: Елизавета Кольмина

Ретушь: Жанна Галай

Как художник, а значит, человек с обостренным восприятием мира, вы предчувствуете многие перемены и тектонические сдвиги общества намного раньше, пусть даже и безотчетно. По своим фильмам вы это замечаете?

Некая гордыня есть в том, чтобы полагать, что ты сам что-то придумал — художник, в первую очередь, является проводником. Поэтому я ничего глобального не предчувствую, если я что-то и угадываю, то это просто транслируется через меня. Хотя телепатические штуки со мной происходят. Я могу, например, поймать мысль человека, уловить песню,
которую вы напеваете про себя, угадываю коды, пароли. Могу иногда даже предсказать, что случится, но бывает, скажу что-то, а потом думаю: лучше бы молчала! Ведь сбывается. 

Вы что-то делаете, чтобы повысить проводимость, еще больше разогнаться до состояния потока?

Нет, точно не во время съемок. Там уже поздно разгоняться: ты должен быть внятный, трезвый. Мне вот что обязательно хочется сказать: если можешь не снимать кино — не снимай, если можешь не писать — не пиши. Столько сейчас развелось графоманов и ремесленников, которым, в общем-то, не стоило бы высказываться. Я ведь достаточно редко снимаю кино, для меня это душеранимо. Процесс появления фильма — это шаманство какое-то, словами это сложно описать: ты раскачиваешься, раскачиваешься, раскачиваешься и в этих колебаниях вдруг угадываются очертания и рождается тело фильма. Невозможно сформулировать точнее, как и любое колдовство. Я говорю «тело», потому что фильм — живая материя. В МХТ, например, идет мой спектакль «Северный ветер»,
но фильм получился совершенно другим. Театр — удивительно конкретный жанр, а кино — абсолютная мистика, волшебство, сон. Я понимаю, что есть и конкретные фильмы, но у меня кино связано со всем каким-то таким, что в колебаниях вдруг начинает загустевать и превращаться в тело. И оно начинает само монтироваться, вырезать каких-то героев, диктует свои правила. Из тонны материала отрезают всю лишнюю материю, лишние линии, лишних персонажей. И ты понимаешь, что какая-то нить бусинами нанизывается и превращается в кольцо. Вот это и есть сюжет. Причем есть у него достаточно внятные принципы. Я обязательно вырезаю энергетические провалы. Меня, конечно, артисты за это терпеть не могут. Я всегда славилась тем, что у меня вылетают сцены, даже целиком роли. Но мне важнее обслужить фильм, чем актера, — ничего личного, никаких злых намерений. В «Северном ветре» у меня была задача уложиться именно в два часа, не больше и не меньше — я считаю этот хронометраж золотым сечением. Все мои любимые фильмы длятся именно два часа. 

Два часа — это не слишком серьезное испытание для эпохи TikTok’а?

Короткие форматы востребованы только в определенных ситуациях быстрого контента. Обратите внимание, в сети смотрят длинные интересные интервью, сериалы, причем такие, чтобы ты лег — и пятнадцать серий не встал! В крайнем случае сбегал на кухню, что-нибудь там погрызть — и снова к экрану. Я вообще думаю, под сериалы можно было бы изобрести специальную еду. Сейчас такие времена, что мир грез необходим, поэтому не останемся мы без работы.

С идеей времени у вас вообще многое связано.

Да, и в фильме у клана «Северного ветра» в сутках есть дополнительный час, в который ты сильнее всего, сильнее всех обстоятельств. У каждого человека свой смысл жизни. В моей версии он заключается в том, чтобы встретить любовь, дождаться ее. Без любви все теряет смысл, начинает гнить, портиться, начинается хаос, разражаются войны. Человек не влюбленный, не любящий — бессмысленен. Он не знает, ради чего ему жить. Еще ничего, если ты никем не любим, но вот если ты никого не любишь, то жизнь твоя совершенно напрасна. Все меркнет. В любви есть какая-то бешеная мотивация, хочется все время мечтать: «А как будет, когда мы встретимся?». Я иногда сижу в кресле, меня зовут: «Рената!», — а я зависаю. В детстве я часто ложилась спать с настроением: «Сейчас я буду мечтать!».

Это потому, что в мечтании каждый становится творцом? 

Я считаю, что самая недооцененная способность человека — это способность мечтать, способность вообразить себе. И все сбывается! Чего же люди к этому так странно относятся? Пожалуйста, мечтайте — и все придет. Иногда, конечно, может затянуться, но придет. Я вам честно говорю. Надо просто уделить этому время.

Вы знакомы с концепцией марафонов желаний?

Я знаю многих, кто занимается всяческой эзотерикой, слушает без конца какие-то лекции, посыпает себя какой-то серебряной пыльцой. И мне говорят: «Я буду стоять рядом с тобой и накрою тебя серебряной пыльцой!». Я всегда на такое отвечаю: «Хорошо!». Это же прелесть!

Ваши мечты сбылись? 

У меня очень медленная планета, понимаете? К некоторым успех приходит рано, как к Земфире, нашему выдающемуся и бессменному композитору: в 23 года она стала звездой. А ко мне — постепенно-постепенно, даже никак не может вскружить голову. У меня, видите, медленное пришествие какое-то. Я и сейчас Фома неверующий, мне кажется, еще ничего не случилось, все впереди. Как будто каждый день — новое начало. Я вообще обожаю все перечеркивать и начинать с нуля. Некоторые люди очень этого опасаются, а я обожаю бросаться в неизвестности. Прямо просто кошмар, иногда даже специально себя провоцирую. Раз — и поменять жизнь радикально. Если бы мне в двадцать кто-то сказал, как резко я буду все менять, я бы не поверила. Я в себе открыла такие люфты!

Есть ощущение, что вместе с обнулением вы себя все время переизобретаете.

Да, у меня нет ничего постоянного. Я чувствую себя такой же незащищенной, как в восемнадцать лет, когда открываешь холодильник, а там два с половиной кусочка лежит, денег нет, а планов — громадье. Я обожаю это ощущение. Не надо бояться идти в неизвестность. Никто не даст тебе гарантий, никакие счета в банках не панацея, даже излишняя горесть, когда их слишком много. Деньгами вообще лучше не дорожить. Я не боюсь разорений, я все время нахожусь на каких-то странных рельсах, когда бах! — все могу утратить и стоять ждать следующего поезда. Я вам открою секрет вечной молодости: все время начинать заново, быть в поиске сохранения любви, оставаться таким в этом смысле неуспокоенным.

Представим вас как планету! Мы, астрономы, видим: на вашей орбите счастливо существуют и другие гигантские планеты — и вы не просто не сталкиваетесь, но и плодотворно, счастливо с ними взаимодействуете. Получается, вы совсем не эгоцентрик?

Это стоит спросить у моих соратников. Но мне кажется, что нет: я не могу к себе серьезно относиться, а эгоцентрики, как правило, на себе зациклены. Со мной действует такой закон: чем человек сложнее, тем это более мой человек. Мне это говорили про Киру Муратову, про Нонну Мордюкову, про Питера Гринуэя, про Рустама Хамдамова, да и про Земфиру, конечно же. Я всегда даю простор рядом с собой, наверное, это такая моя способность, дополнительный бонус-трек, как я это называю.

Как при всем этом вы сохраняете цельность и экосистему собственной планеты?

Мне кажется, себя невозможно потерять: ты либо есть, либо нет. Иногда я утрачиваю проекты, потому что всегда выделяю приоритет. Я не могу размагничиваться на многое, мне нужно концентрироваться на главном.Так же и с людьми. Я общаюсь только на обмене, а не в одни ворота, не могу поддерживать отношения, если их ничего не склеивает. И на структуре мира, основанной на взаимном обмене, я настаивала всегда. Терпеть не могу людей, которые как голодные чайки налетают: «Дай-дай-дай-дай!» — они вызывают у меня глубокую брезгливость. Только брать, потреблять — адски несправедливо, это глупое устройство и когда-то такие люди будут наказаны. Я убеждена, что любым порывом, любым творчеством нужно делиться с любимым человеком.

Дочери Ульяне вы тоже давали простор?

Надо сказать, Ульяна — достаточно деспотичная дама, приходилось с ней договариваться. С детьми главное — вовремя их от себя отправить и чтобы они ни в коем случае не пользовались благами. Когда она была маленькой, то у меня прямо была потребность быть рядом, я могла все кинуть и мчаться к ней. У меня было расписание, пока она росла, я, например, не играла в театре по выходным, чтобы проводить вместе время. Как говорится, забирала девочку из продленки. С одиннадцати лет Ульяна живет самостоятельно по заграницам — приняла такой удар чужбины. Теперь зато очень хорошо говорит на трех языках, а остальными овладевает. Она, конечно, сейчас говорит, что поначалу приплакивала, но потом очень быстро расположилась. «Забери меня отсюда!» — никогда не было. Но я летала к ней почти каждые выходные. А к детям из Японии родители вообще не приезжают, представляете? Я даже предложила ее одноклассницу позвать к нам на выходные: девочка от отчаяния так билась головой об стены, что прямо до крови разбивала себе лоб.

Вы вступили на территорию профессии режиссера от того, что вас драматически некому больше снимать?

А зачем мне у кого-то сниматься, если я сама себе могу придумать роли, которые мне нужны. Конечно, встреча со своим режиссером — большое счастье. Я снималась и у Питера Гринуэя, и у Йоса Стеллинга. Совпасть — очень важно: больше нет Киры Георгиевны Муратовой, Алексея Октябриновича Балабанова и мне теперь не хочется ни от кого быть зависимой. Когда работаешь над собственным проектом, то чем больше себе забираешь разных профессий, тем больше он получается твоим продуктом. Мне еще осталось побыть оператором, но тут уже не порвешься. Вы вспомните замечательных выдающихся моих любимых Орсона Уэллса, Чарли Чаплина — они все делали сами: писали сценарии, снимали, играли, Чаплин даже композитором был. Трюффо прямо на площадке все придумывал — выдающееся было время. Сейчас же ты должен нарисовать весь фильм от и до. Но кино — такой удивительный странный жанр, что все равно надо давать свободу. До экспромтов, конечно, не доходит: съемки — это адски дорого! Конечно же, я хочу все контролировать. Мне нравится придумывать свой мир и воплощать его. Я Киру — она вообще не выпивала — все время спрашивала: «Боже мой, из чего же вы извлекаете удовольствие?». А она отвечала: «Самое большое мое удовольствие — это снимать кино». Вот и для меня это наивысшая радость. Любить и воплощать свой мир — большего счастья и не может быть.

Мне кажется или вы избежали попадания в раздел «женского взгляда»?

Если про кино говорят, что оно женское, то это значит, ты что-то не дотянула. В моем воображении существует одно разделение — на талантливое и неталантливое. Факт в том, что кино — абсолютно мужская профессия, которая уже присвоена женщинами. Это тяжелый труд из тех, что подразумевают отказ от личной жизни, концентрацию на творчестве. Есть счастливые творческие профессии, где ты можешь все сочетать: и семью, и профессию, но в режиссуре у тебя нет рабочего дня, ты включен в процесс двадцать четыре часа в сутки и только ему принадлежишь. Так что в этом смысле, видите, я совершенно бросовая жена.

Раньше вокруг священных чудовищ кинематографа был настоящий культ. Сейчас в сфере производства визуального контента достаточно людей без профильного образования. Как вы считаете, может, это полезно?

Я на стороне великого стиля, великого кино, когда к каждому фильму относились как к проекту всей жизни и в буквальном смысле за него могли умереть. И как раз на эту тему я сейчас ставлю новый спектакль в МХТ по моей пьесе «Звезда вашего периода»: оду уходящей эпохе в истории про забытую кинодиву. Премьера, я надеюсь, состоится в феврале. При этом я так давно нахожусь в ожидании вот этих нераскрытых гениев, потому что это место до сих пор вакантно, нет никакой новой и очевидной священной коровы. Должны быть новые герои, новые лица, какая-то новая манера существования. Но пока все, что я вижу, — плохо говорящие, невоспитанные, с нечленораздельной речью, еле образованные кадры, устремившиеся в актерскую профессию. Некого снимать. Пусть хлынут! Но без толщи знаний ты не можешь пестрить хорошими картинами. Все-таки твое кино — это твоя концепция. Помню, мы как-то сидим с Кирой Георгиевной, смотрим фильм, и она вскрикивает: «Что такое! Я не могу различить, где начинается реклама супа, а где заканчивается фильм!». В кино столько стало полухалтурщиков.

Сейчас вам интереснее снимать или сниматься?

Я тут нашла рецензию на «Три истории»: «сексуально озабоченная, пришептывающая, маниакальная, с ужимками актриса, со своей этой безумной Кирой Муратовой обе отщепенки». Я вообще не планировала играть в «Северном ветре». У меня были переговоры с Изабель Юппер, которую я планировала на главную роль. Ей очень понравился сценарий, но не получилось технически: слишком много съемочных дней нужно было провести на территории России. Я надеюсь, что мы обязательно еще поработаем — она совершенно гениальная актриса. Поэтому мне пришлось играть самой, но это еще больше собрало все эпизоды. Я назначала роли главнее, но не выходило. Все равно я своим странным этим клеем склеиваю картину.

И фильм стал более личным?

Да, получился такой концентрат. Когда я выпускала свой фильм «Последняя сказка Риты», то мне пришлось основать кинокомпанию. И я назвала ее «Запределье». Полная дурка! В творчестве у меня есть девиз, который я могу всем пожелать: маловато безумия! Надо больше!

Не все его себе позволяют?

Нет, это уж кому сколько дадено. Но люди слишком много занимаются самоцензурой. Если у тебя зажата голова, надо ее раз! — и освободить. Парадокс в том, что, несмотря на все декларирующиеся свободы, с каждым годом человек становится все несвободнее, все больше оков.

Ваш мир хрупкий? Вы как будто и правда посыпаны серебряной пыльцой.

Между прочим, как бы он ни был хрустален, он ужасно силен. Вы не думайте, что его легко разрушить. Он прямо существует, и у него есть своя сила и защита. Магические!

А вы хрупкая?

Я очень внятная. Кто со мной знаком поближе, понимают, где я, а где образ. Я абсолютно рабочий человек. И у меня почти все на интуиции. Как вы думаете, умею ли я понравиться?

Я в этом абсолютно уверена.

Иногда, конечно, я могу… Вы наслышаны, наверное, о моей плохой репутации?

Ни от кого не слышала ничего подобного.

Со мной может быть очень сложно, я дико требовательная. Я вот иногда слышу, что меня прямо опасаются. У меня есть нетерпение. Если я понимаю, что зря где-то оказалась, что это ошибка или что-то меня не устраивает, я не могу ничего с собой сделать — ухожу. Не трачу время.

По-моему, это подарок — не тратить ничье время на плохой результат. 

Кстати, люди не всегда понимают, что это действительно подарок.

Как вы ощущаете ветер перемен: новую этику, правила расового разнообразия «Оскара», ответственное потребление?

Моя мама меня призывает к ответственному потреблению и экологии, все время говорит мне: «Почему столько электричества жжется в квартире? Льется вода все время, что ты там стираешь так долго?». На «Северном ветре», кстати, работала самая что ни на есть интернациональная съемочная группа: грузины, осетины, Земфира пройдет по линии башкирской, а два персонажа в фильме — представители сексуальных меньшинств. Как раз по новым правилам «Оскара» все соблюдено. А моя героиня вполне феминистка! И я все время настаиваю, что это фильм про матриархат, скрытый, с которым никто не хочет соглашаться, но он царит.

Это то, о чем я говорила: художник предвосхищает события и снимает фильм по новым правилам задолго до появления этих правил.

Ульяна, кстати, считает, что новые правила «Оскара» — это круто. У нас очень женская страна, мужчины — как бы они ни давили — ничего не решают. Здесь правят женщины. Я называю эту территорию Северными полями — но это моя версия.

В фильме царит матриархат, а в России этот матриархат кривенький. И растут дети от манипулирующих женщин, и плодится нелюбовь. Ваш дипломный сценарий во ВГИКе ведь так и назывался — «Нелюбовь».

Да, я писала его как диплом, но мне им не разрешили защититься. Такого слова в принципе тогда не было ни в каких словарях, ни в речевом употреблении. Я удивилась, когда узнала, что Андрей Звягинцев так назвал свой фильм.

Сама идея любви изменилась за это время?

Говорят, что люди сейчас вообще живут без секса. С одной стороны, он до такой степени стал доступен, что перестал интриговать, а с другой — все стали настолько сами по себе, что не хотят иметь с кем-то отношения. При этом они могут заниматься сексом с самим собой или каким-то интернет-поиском. Это все дико интимно. А если встречают живого человека, то вдруг боятся. Для того чтобы пойти навстречу, нужна смелость. Наверное, в наше время должна быть какая-то упрощенная схема, по которой можно было бы действовать. Люди нуждаются в каких-то тактильных ощущениях. Они настолько несчастны, если избегают этого. Происходит преумножение несчастных людей, потому что они для себя придумали какие-то другие ценности. Даже те, для кого одиночество — это концепция, нуждаются в любви. Настоящую любовь нельзя ни с чем перепутать, если ты ее встретишь. Невозможно не узнать. Многие, кстати, не встречают.

Вам ближе аполлоническое или дионисийское?

Я бы хотела не ограничивать себя и во все воды войти.

Сначала вы открыли мир театраГеоргию Рубчинскому, дав его творчеству новое измерение — костюмы для спектакля МХТ «Северный ветер» вывели его из башни авангардного фэшна.

Не факт, что он с этим бы согласился.

А теперь стали феей-крестной для Демны Гвасалия — специально для «Северного ветра» он сшил просто потрясающие костюмы.

Я посмотрела трейлер нового фильма Педро Альмодовара «Человеческий голос» — а там Тильда Суинтон в платьях Balenciaga. Я ему говорю: «Демна!!! Это же Альмодовар!!! Почему ты мне не сказал?!». А он: «Ой, а я забыл! Я же не специально их шил, они из последней коллекции бренда». Вот такой удивительный скромный человек. И его костюмы настолько потрясающе кинематографичны, что просто вросли в канву фильма. Они абсолютно совпадают с моей героиней. Это уровень, к которому нужно стремиться всем художникам по костюмам. Он прекрасно знает русское кино, фанат Цоя, Земфиры. Мы с ним говорили про то, что нас объединяет: конечно же, нас объединяет русский язык. То, что мы говорим на одном языке. У нас одинаковый менталитет: мы все оттуда, из чего-то советского, из чего-то страшно неблагополучного. Мы все оттуда выросли и стали сильными. Мы закалились и вышли оттуда, знаете, неуязвимыми. Демна уникален — такими были Кристобаль Баленсиага, Коко Шанель — он произвел революцию и создал свой визуальный код. Выдающийся человек и человек слова: если он что-то обещает, то сделает это железобетонно. Это поразительное качество подлинно состоявшихся людей. Кстати, Земфира такая же. Если обещает — умрет, но напишет музыку. Никогда не подведет. К «Северному ветру» она создала совершенно выдающийся саундтрек. В нем есть такая песня, ради которой я придумала сцену. И она держит! Я могу открыть вам тайну, я даже хотела назвать картину «Злой человек», так поется в заглавной песне: «Я злой человек, я твой человек». Но Земфира сказала, что такое название слишком узко для этой картины. Но удивительная расшифровка нашего времени именно в том, что «я злой человек, но я твой человек». Принятие. Я это так чувствую.

Благодарим Светлану Сергееву, директора по внешним коммуникациям АНО «Остров фортов», за помощь в организации и проведении съемки.