Главного балетмейстера и лауреата премии «ТОП 50» в этом году пригласили стать еще и художественным руководителем Академии танца и Детского театра Бориса Эйфмана. Юрий Бурлака решил совместить два города и остался в Самаре в качестве главного приглашенного балетмейстера. Издатель «Смр.Собака.ru» встретилась с мастером и поговорила о современном танце и будущем балета.
Самый главный вопрос. Вы остаетесь в Самаре?
Я теперь не буду здесь сидеть каждый день, за этим столом, но это не значит, что мое общение с Самарой прекращается с этого момента.
Расскажите про ваши планы и новые спектакли?
Во-первых, сейчас прошел балетный XIV Фестиваль классического балета имени Аллы Шелест. Я его художественный руководитель. Приезжали талантливые артисты из Москвы и Санкт-Петербурга, например, Ксения Шевцова – солистка из театра Станиславского и Немировича-Данченко. Она сама из Самары, училась здесь. На этом фестивале состоялась премьера балета «Бахчисарайский фонтан». Партия Заремы Аллы Шелест – самая сложная в репертуаре и ключевая в ее карьере. Гала-вечер был посвящен шедеврам советского балета и выдающимся постановкам Самарского театра Оперы и Балета.
Известная балерина и педагог театра Станиславского и Немировича-Данченко – Маргарита Дроздова, наш оплот классического танца, в конце сезона организовывает вечер известного советского балетмейстера Владимира Бурмейстера. Гостей ждут три одноактных балета: «Болеро» Равеля, нео-романтический балет вариации на музыку Жоржа Бизе, который он ставил для Парижской оперы, и балет «Штраусиана», который был поставлен в июне 1941 года, перед войной он стал неким «солнечным лучиком» и символом надежды.
Сейчас мы везем спектакль «Три маски короля» в Мариинский театр. И того же балетмейстера Юрия Смекалова мы пригласили сделать второй спектакль, он будет совсем другой, но тоже очень контрастный. Ничего на данный момент рассказывать не буду. Премьера будет в феврале.
К какому времени человек в балетном мире приходит к тому, что надо отдавать свои познания и свой опыт?
Знаете, у всех по-разному. Во-первых, если говорить о моем времени, то тогда все «балетные» люди после короткой двадцатилетней жизни на сцене шли в детские коллективы, школы, кружки, и прочие заведения – преподавать. Но, время и жизнь у нас изменились, и все стало немного по-другому. Сейчас люди идут работать во все другие специальности, связанные со спортивным движением. И, как ни странно, в меньшей степени они идут продолжать свою профессию. Чем занимаюсь я, сохранением старинных балетов прошлого – этим практически никто не занимается. По крайней мере, в нашей стране. Когда я заканчивал танцевать, для меня это было естественным продолжением пути, ведь я тогда уже начал преподавать и ставить. У меня не было никаких иллюзий, что я буду, как Майя Плисецкая, танцевать до конца жизни – это единственный случай, такого почти не бывает.
К тому, что вы сейчас находитесь в Самарском театре Оперы и Балета в статусе главного приглашенного балетмейстера, добавляются Академия танца и Театр Эйфмана?
Добавляется и то, и другое. Театр танца Бориса Эйфмана – это одна история, в которой я – художественный руководитель. Вторая история – это театр, который откроется 16 ноября. С одной стороны это – учебный театр академии, а с другой стороны – Детский театр танца. Но в этом здании могут быть любые другие концерты – оперные, балетные.
Есть ли такие отдельные понятия в вашей профессии как сценический интеллект, пластический интеллект, коммуникативные особенности?
Да, конечно. Но знаете, это странно. В моем поколении я – плод советского образования. Я считаю, что это замечательно, поскольку оно – хорошее, расширенное, даже в балетной школе. Конечно, в ней есть большой объем специальных предметов, но мои педагоги всегда старались, чтобы артисты балета были более разносторонними. Например, мой учитель Петр Антонович Пестов один из них. Он столько вложил в нас через свой интерес к опере, литературе, музыке вообще. Только потом я понял, как это складывалось в его систему преподавания.
В том числе и через опыт своих педагогов. Поэтому Академия танца Эйфмана – уникальная, там есть огромное количество предметов, которые не существуют ни в одной балетной школе нашей страны – пластическая выразительность, бальные танцы, акробатика, элементарное укрепление тела через занятия в бассейне. Чтобы из школы, как продукт, выходили разнообразно обученные танцоры современного театра. Ведь сам Эйфман – проводник русского современного психологического балета.
Это ведь и есть сценический интеллект?
Забота мастера о том, чтобы танцовщик был наполнен изнутри. Танцовщик должен быть разнообразно наполнен. У нас в обиходе есть совершенно простой предмет – зеркало. И оно никогда не врет. Также, если почаще ходить в балетный театр, смотреть и анализировать, ты всегда сможешь понять глупый танцор или умный. Это сразу транслируется, и от этого никуда не деться. Очень часто мои коллеги об этом забывают. В современном балете не хватает ярких личностей. Много обыденного, шелухи и наносного.
Как вы, относясь с большим трепетом к классическому балету, и занимая, один из немногих, нишу старинных балетов, относитесь к современному развитию танца? За последнее время я посмотрела постановку «Сказки спящей красавицы» с Дианой Вишневой, «Три маски короля» – балет Смекалова и современную постановку Satori с Сергеем Полуниным.
Дело даже не в направлениях, а в том, что есть современный танец, и есть современный балет. Это немножко разные вещи. Есть искусство визуального контекста, которое часто попадает внутрь современного действа. Такие личности как Диана Вишнева или Сергей Полунин пытаются соединить и сделать некий новый жанр балетного спектакля с разнообразием стилей танца, пластики, показав спектакль гораздо шире, чем мы можем себе представить в рамках классического балета. Но прежде всего это держится на их личностях и на высочайшем уровне их мастерства. Они делают то, что им интересно на сегодняшний день. Это продолжение их творческой жизни, их взглядов на профессию, на танец, каким они видят его сегодня. Но это одна из граней. Может быть, следующие спектакли, которые сделают эти личности, будут совсем другими.
Читая Слово Бориса Эйфмана на сайте его театра, я нашла высказывание о новом языке танца. По его мнению, это «авангардные достижения балетного мира плюс академическая школа русской классической хореографии». То, о чем мы сейчас говорили, это авангард? Куда движется вектор современного танца по-вашему?
Все движется по спирали. Балетный театр прошел огромное количество различных трансформаций, естественных переходов из одного состояния в другое. Было все: танцоры впервые встали на пальцы, потом эти пальцы стали крепче, костюмы короче, техника сильнее. С авангарда дошли до апофеоза классического танца, потом начались увлечения свободным стилем, спортом и акробатикой. На самом деле, балетному театру сейчас довольно сложно. Куда двигаться дальше – это вопрос времени. Отдельные личности сейчас активно ищут этот путь и видят его по-разному.
Ваше присутствие в данный момент в Самаре как приглашенного хореографа и в Петербурге как художественного руководителя Академии танца Эйфмана соединят воедино ваши размышления? Или для аудитории этих городов разные цели и задачи?
Эти города отличаются только лишь потому, что в Петербурге больше возможностей, разнообразия. Там большее количество театров. В Самаре их практически нет. Самый основной – театр Оперы и Балета. Здесь не хватает наслушанности, насмотренности, опыта. Я стараюсь воспитывать публику через спектакли. Да, мы не дошли пока еще до серьезных постановок, где существует только танец, музыка и абстрактный сюжет. Хочется ставить и такие направления, и сюжетные спектакли разных времен. Театр должен быть разнообразным, репертуар необходимо составлять из багажа, переданного нам по наследству, а с другой стороны, для тех людей, которые работают сегодня в этом балетном театре.
То есть сегодня хочется соткать такую картину из спектаклей, чтобы было интересно, продвинуть аудиторию, вручить в руки новое, познакомить, но не передавить?
Да. Сейчас наметился определенный интерес, когда люди заново обратили внимание на Театр Оперы и Балета, публика повернулась в нашу сторону и стала ближе. И мне хочется это доверие оправдать, потому что это серьезная задача и вызов для меня. Я знаю историю этого театра, люди петербургских традиций заложили его основы. Особенно времена прекрасного хореографа Игоря Чернышева, когда ставились уникальные постановки впервые в стране в этих стенах, примерно в период шестидесятых и семидесятых годов. Он не забывал о русском наследии. Хочется, чтобы был Самарский балет, чтобы гастроли, которые мы собираемся устраивать в ближайшее время, шли не под чужим именем, а под нашим. Чтобы все знали, что у нас есть свой интересный театр, со своим, отличным от других, репертуаром.
Как получилось, что с прошедшим с успехом здесь мировой премьеры спектакля «Три Маски Короля» вы собираетесь везти его в Петербург?
Это заслуга целой команды. Наши замечательные партнеры театра Килизе, Вячеслав Заренков, который являлся идеологом этого спектакля, автором либретто с Юрием Смекаловым. Композитор Михаил Крылов. У нас была инициатива и желание показать то, что получилось сделать в одном месте, в нашем театре, с большой любовью и энтузиазмом. Хочется поделиться этим, потому что за ту историю совсем не стыдно. И нам хочется, чтобы это увидели за пределами Самарской области тоже. Вот, например, сейчас прошла премьера балета «Бахчисарайский фонтан». Мне хотелось сделать его лучше, чем в Мариинке. И оно получилось. Я лично не зря искал материалы в архивах и пригласил Дашу Павленко. Ее опыт балерины, опыт постановки в Будапеште и особенное отношение к наследию Захарова было бережно перенесено на самарскую труппу. Таких людей мало. Скажите, есть ли такая тенденция сейчас – интуитивное восприятие оперного и балетного спектакля публикой? Мне последнее время хочется окунуться в происходящее без либретто, без представленной в нем канвы. Вы абсолютно правы. Например, «Бахчисарайский фонтан» – это целое направление драматического балета, который возник в тридцатые годы двадцатого века в балетном театре. Когда балетмейстер работал с серьезными драматическими режиссерами. Они брали произведение, прочитывали его хрестоматийно и воплощали на сцене. Это одно направление. Современные же спектакли вызывают гораздо больше своих ассоциаций, и это сознательная история. Они гораздо более философские, дают возможность человеку поразмыслить, создать собственную историю увиденного. Не только созерцать гармоничность всего как в классическом спектакле, но и думать гораздо шире, объемнее, между строк и пластов.
Очень приятно, что вы остаетесь в нашем театре.
Я тоже развиваюсь и двигаюсь. И ставлю спектакли не только в самарском театре, но и в других. Но это не отменяет моей любви к Самаре. Я за эти два года полюбил этот город, театр, людей. Мне хочется, чтобы театр развивался, и развивался разнообразно, не забывал свое лицо. Мне кажется, этот не быстрый путь у нас начинает получаться. Собирается отличная команда профессионалов и болеющих за дело людей, которым есть что сказать, которые не за деньги, а за идею. Одному не справиться. Это, как Дон Кихот. С ветряными мельницами. Но у него ведь был хоть Санчо Панса.
Текст: Наталия Астапова, Гала Мари.
Фото: Тимур Сафин.
Комментарии (0)