Бережно и неторопливо восстановив городскую усадьбу мещан Поташиных, история которой насчитывает более сотни лет, художник и предприниматель Слава Вершинин трудится над оживлением Тринадцатого квартала и служит примером для владельцев других старых домов, показывая, как их можно преобразить
Одно из правил редакционной политики «Собака.ru» требует, чтобы у каждого героя был дескриптор-определитель. Но в вашем случае я немного запутался в выборе. С каким из статусов вы предпочитаете себя ассоциировать: художник, предприниматель, восстановитель?
Что ж, выходит так, что я этот ваш определитель стираю. Всю свою жизнь живу через отрицание, нахожу какие-то роли и пытаюсь отыгрывать их всерьез, стараясь найти то самое детское ощущение, когда играть в кайф. Социально-то я, конечно, вписан во все свои роли. Я вроде бы предприниматель, потому что что-то предпринимаю, зарегистрирован в налоговой и у меня есть ИНН и какие-то компании, есть, которые мы с разными людьми когда-то регистрировали. Я вроде бы художник, потому что мне не чужда тяга к изобразительному искусству, в детстве я учился рисованию, а совсем недавно рисовал иконы и невероятно погружался в это занятие. Вот уже 35 лет я женат, значит, я еще и муж. В соседнем доме живет моя мать, значит, я сын. У меня есть две дочери, стало быть, я еще и отец. И так далее – это все какая-то игра. Потому что я себе задаю один главный вопрос: кто такой человек? Человек ли я или еще не человек? И каждый день пытаюсь ответить на этот вопрос, сталкиваясь с какими-то вызовами, потому что меня там что-то раздражает и я, скорее всего, тоже кого-то раздражаю. Соседям, например, не нравится, что ко мне часто приходят экскурсии, поэтому они пишут на меня жалобы. Жене не нравится моя борода, но она пока жалоб не пишет. Мать о чем-то беспокоится, все чего-то от меня хотят все время. И мне приходится как-то реагировать на эти вызовы. И учиться сочувствовать всем людям. Потому что счастливые люди не нападают.
А есть у вас какие-то критерии определения человечности? Какой-то набор требований, условий или определений? Потому что эта тема меня тоже в последнее время занимает.
Мне кажется, единственный критерий – это внутренняя свобода. Какая-то естественность расслабленная. Потому что я все-таки с оглядкой на какой-то опыт и традиции живу. Сказано, к примеру: «Царствие Божие внутри вас есть». И в других традициях это формулируется по-другому, но суть остается примерно той же. Так что у нас есть изначально какая-то совершенная природа, естественная. А когда мы, выходя в этот мир нежными и беззащитными, сталкиваемся с реальностью. Мы пугаемся, зажимаемся и прячемся. С недавних пор каждый год, отмечая свой день рождения, думаю о том, что ровно в тот момент, когда я родился для этого мира, я умер для внутриутробной жизни. Представь, вот я нахожусь в водной стихии, на полном обеспечении, мне не нужны никакие деньги, как вдруг начинается какая-то дикая драма. И какая-то неведомая сила меня куда-то выталкивает, в мир, в котором я оказываюсь совершенно беспомощный. Мир, в котором мне нужно было сделать первый вдох. И вот я 54 года в этом теле, но первый год был самым драматичным и невероятным. И та драма во мне до сих пор живет. Я оказался среди людей и вижу, что языка и образования не хватает, чтобы быть человеком. Вижу, что уровень жестокости зашкаливает, что люди стали такими какими-то злыми. И это ощущается буквально даже в каких-то мелочах. Почему? Наблюдая за своими детьми, я нашел вариант ответа на этот вопрос. Вот растут дети, и у них бывают кризисы, когда они становятся жестокими и колючими, когда они захлопываются и не пускают в себя. Может быть, человечество просто еще ребенок и у него как раз тот самый кризис на пути к взрослению?
Счастливые люди не нападают. Получается, то, что в мире растет уровень жестокости, связано с тем, что люди в нем несчастны?
У меня ответа нет на этот вопрос. Мне трудно понять, почему мы так ожесточились. Вся наша реальность призывает к доверию друг к другу, к объединению. Мы не страдаем от жажды, у нас есть нормальная еда, крыша над головой, климат, в котором не нужно выживать. У нас есть все, чтобы сотрудничать, а у нас получается какая-то разобщенность. И все спорят между собой, кто важнее, католики или православные христиане. И складывается ощущение, что спорят они, сидя в подвале, а Христос в это время сидит на крыше этого дома. Мы просто утратили традиции.
Мне кажется, людям просто трудно поверить в то, что все намного проще, чем им кажется. Что все просто начинается с любви и построено на ней же. И им кажется, что надо все как-то усложнить.
Я согласен с тобой: все очень просто. И все давно написано. И примеров вокруг множество бесконечного количество самопожертвований и простого естественного существования. Но мы все равно пытаемся соревноваться друг с другом, переживаем, что о нас подумают, и на полном серьезе заботимся о количестве строк в социальном статусе. И когда мы успеваем забыть о том, что приходим в мир чистыми и божественными, – вот в чем вопрос? В какой момент столкновение с миром делает нас хитрыми и злыми?
Обычно, когда человек сталкивается с миром, который ему не нравится, он начинает выстраивать свой мирок со своими правилами. Ваш мирок больше, чем обычная квартира. Это упрощает его строительство или усложняет?
Ну, давай начнем с того, что все-таки у нас есть индивидуальное сознание, и у каждого свой уникальный нимб. Наше восприятие работает в полном соответствии с его собственным описанием мира. В этом смысле каждый уникален в своем восприятии реальности, поэтому, когда два человека взаимодействуют, возникает некая как бы согласованная реальность. И у людей может даже возникать иллюзия, что эта реальность общая. Каждый человек – творец. И не только ученые, художники или поэты, а самые обычные обыватели. Просто для кого-то важнее создавать свой уют в своей однокомнатной квартире, чем брать краски или холсты. Мне просто повезло, что творимый мной мир осязаем, в отличие от мира писателя, например, который остается в книгах. Человеку нужен комфорт, который мы все понимаем по-своему. Каждому из нас нужна своя территория, на которой они могли бы ощущать себя защищенным. И мне просто подфартило найти свое место. Я же просто хотел создать свою крепость, грубо говоря, такой городок Вершининск, в котором мне и семье было бы максимально комфортно. Я понимал, что это должен быть дом, понимал, что он должен стоять в старом городе, и хотел, чтобы он был рядом с конкретной школой, а я не тратил полдня на дорогу к этой школе. И эти условия совпали. А потом мои друзья начали меня хвалить: «Старик, ты старый город спасаешь, это классно!» И потом пошло какое-то движение: межевание, спасение старого квартала и журналисты в гостях. Снова повезло? Иногда думаю, что мне не просто так везет: это все из-за того, что я стираю след личной истории и пытаюсь как бы разотождествиться со всеми ролями. И больше всего я боюсь потерять внутренний хохот над собой и начать рассказывать людям, как на самом деле устроен мир. А желающих рассказать об этом сегодня бесконечное количество. А мне просто интересно встречать людей, открывать что-то новое и играть.
Сапольский говорит, что нет никакой свободы воли и все предопределено: мы делаем именно то, что должны сделать. Я, конечно, в эту теорию не очень верю, но интересно: вы ощущаете, что делаете именно то, что должны?
Ну, научно доказано, что у нас точно есть возможность отказаться от своих намерений. То есть у нас как минимум есть воля не делать что-то, что мы не хотим делать. Возможно, мы как-то ее себе немного не так представляем, эту свободу воли, полагая, что ее можно сформулировать в формате: что хотим, то и делаем. Мой друг и учитель Валерий Бондаренко сказал интересно: «Каждое утро я просыпаюсь и думаю, бороться или сдаваться?» Иногда бывает, что сдаться – это не поражение, а принятие ситуации. А выбор борьбы обречет нас на ненужную схватку с дураками и ветряными мельницами. Иногда просто понимаешь, что ты просто катишь камень, который никому не нужен. Надо его оставить, и будет идти легче без камня.
Чего больше в вашей мотивации: сделать что-то для себя и детей или желания спасти старый город?
Спаси себя и вокруг тебя спасутся тысячи – так говорят. Я начал с того, что хотел сделать что-то для себя и своих детей. А мои друзья расширили этот контекст, поэтому некоторые вещи, которые я сейчас делаю, они на коротком этапе идут в ущерб моим детям и семье. Но один из моих учителей как-то сказал: «Если вы о себе заботитесь, то замыкаетесь на себе. А когда вы заботитесь о других, то растете и развиваетесь». Вот этот принцип служения, он очень рациональный, эффективный и перспективный. Проявляйте заботу, и вам воздастся – я живу под таким девизом. Нет, я не просыпаюсь с мыслью, что же мне еще сделать для своего квартала. Я понимаю, что мой мир рождается в моем восприятии. Встаю с утра, пью чай и ловлю равновесие, в котором мне становится очевидным, где я сейчас нужен и что надо делать. Может, мое восприятие мира связано с тем, что в юности я столкнулся с индустрией гостеприимства. И хотя у меня никогда не было идеи открыть ресторан, все время возникали ситуации, когда, благодаря доверию, вокруг меня создавались какие-то проекты. В те годы я получил колоссальный опыт решения каких-то задач и взаимодействия с разными людьми. И просто опыт: я несколько раз разорялся и оказывался в критической ситуации на грани жизни и смерти. Мне повезло, что на пути встречались те, кто протягивал мне руку помощи: у меня сформировалось доверие к этому миру. Я не жду по отношению к себе какой-то несправедливости или жестокости. Есть ощущение, что в мире есть гармония.
А не возникает ли порой желания заглянуть вперед? Посмотреть, что ждет впереди?
Я ориентируюсь на традиционную восточную мудрость: все составное непостоянно, все меняется. Что будет? В какой-то момент наступит момент, когда я буду прощаться с этим телом. И единственное, что можно сказать точно, – этот момент неизбежен. Конечно, я привязался к этому телу и готовлю себя к тому, чтобы не стать в этот момент серьезным, не запаниковать. А в целом, мы живем на территории, которая образовалась на месте распада империи. Здесь почти не осталось огня духовности, поэтому произойти может все что угодно – глупо даже пытаться что-то предсказать. Тем не менее, свой мир я, можно сказать, предсказал: когда я первый раз подошел к этому дому, у меня возник образ, каким бы он мог быть. У меня есть такая способность «оживлять» места и наполнять их энергией: мы так «Бумажную луну» делали, пытались Элеватор спасать. Тут самое важное – довериться этому образу и начать взаимодействовать с реальностью, чтобы его материализовать: с другими людьми, с финансами и так далее. Так и возникают миры. Это творческий процесс, для него особая энергетика нужна – можно провести аналогию, что не все зарядки подходят к телефону. И самое главное, что мешает созданию мира – это нарратив, который мы создаем о себе. Когда личной истории становится слишком много, и она требует много сил. И мы приходим к тому, с чего начинали: для того, чтобы создавать миры и жить в гармонии с собой, нужно найти равновесие и перестать заботиться о пустяках. Но людям кажется, что все, что слишком просто, не может быть правильно. Им нужно что-то сложнее.
Сразу вспоминается Аль Пачино из «Адвоката дьявола»: «Гордыня! Мой любимый грех!»
Да, наверное. Я прекрасно помню, как мы с семьей жили в четвертинке дома, и когда я пошел в первый класс, отец обустроил мне собственную комнату: отодвинул книжный шкаф, обклеил стенку обоями – и у меня получилось свое собственное пространство с окошком. Как же я был счастлив! А потом наш дом сгорел, и мы переехали в квартиру на Ташкентской. И это вообще было что-то невероятное! Просторно, из крана течет вода, и не нужно идти к колонке с бидончиками! Все и всегда познается в сравнении! И каждый день как урок. Сегодня моя мечта сбылась: у меня огромный дом в старом городе, который я сам себе построил. Но я часто ловлю себя на мысли, что я все тот же мальчишка, который играл во дворе нашего старенького дома и запускал кораблики в ручьях, которые текли в апреле. И больше всего мне хочется сохранить в себе этого мальчишку. И кажется, у меня это получилось.
Фото: Тимур Сафин
Комментарии (0)