Вячеслав Вершинин: «Невозможно достичь гармонии в мире, когда ты сам встревожен и насторожен»

Когда Вячеслав Вершинин начинает говорить о своем доме, семье и людях, он расплывается в улыбке. Но мы поговорили с человеком, который живет в объекте культурного наследия и трудится над оживлением Тринадцатого квартала, не только о доме и старом городе, но и про кризис коммуникаций и будущем Самары.

Вы не отказываете никому в интервью, потому что для вас важно распространять идеи или есть другая причина?

Я считаю, что одна из главных проблем современного мира — кризис доверия. Люди перестали общаться, отгородились друг от друга социальными сетями и там все упростили: ты фоточку вывалил — тебе сердечко, вот и поговорили. А не дай бог какое-то недопонимание, оно сразу перерастает в военные действия. Во всем мире сейчас 46 вооруженных конфликтов, это о чем говорит? О кризисе доверия: руководители должны разговаривать и договариваться. И это же именно от нас исходит: у нас с соседями нет никакого доверия или договоренностей, поэтому все время идет война – этому не нравится здесь дерево, тому куст не тот. И вот уже люди обращаются в правоохранительные органы, у правоохранительных органов не хватает рук, и они нанимают еще сотрудников. А можно было просто поговорить, пообщаться и обсудить какие-то свои проблемы. И было бы всем от этого лучше.

Ну, вы же наладили общение с соседями?

Ой, это искусство вообще. Невозможно достичь гармонии в мире, когда ты сам встревожен и насторожен. Людям трудно сейчас. Пенсионерам, пожилым - им часто чего-то не хватает, они на всем экономят и с ними сложно наладить контакт. Мы в этом доме живем с 2007 года, конфликтов было много, но на сегодняшний день войны нет.

А как вы думаете, можно ли как-то масштабировать ваш опыт «‎заражения» соседей благоустройством квартала и распространить его дальше: на город, на страну?

Ну, во-первых, в Самаре уже есть «‎Том Сойер Фест»: мы работали параллельно с ними, поэтому не могу сказать, что это я тут сам все придумал. Есть просто результат встреч и жизненных обстоятельств. Честно скажу: я сюда в 2007 году приехал не для того, чтобы сохранять старый город или создать город Солнца. Нет, я просто свои корыстные интересы преследовал. У нас были квартиры в многоэтажках, а я хотел свой дом на своей земле, но чтобы эта земля была в старом городе, потому что у меня родился второй ребенок, и я знал, в какой школе она будет учиться. Потом уже в процессе, когда я сюда поселился, пришлось столкнуться с разными вызовами и непониманием соседей, мне же надо было как-то все это обустроить, чтобы приспособить под комфортабельное жилье. А потом я встретил градозащитников – своих друзей Сережу Малахова и Женю Репину, которые тогда еще в Строительном институте преподавали. Они меня хвалили тогда: «‎Старик, да ты старый город сохраняешь, а можно мы к тебе со студентами придем?» А потом записали на диктофон наш разговор, поехали на архитектурную биеннале и убедили меня, что мой опыт кому-то нужен и для кого-то ценен. И да, возникло движение: с помощью их аспирантов мы взяли интервью у многих жителей 13-го квартала и создали общественную организацию «‎13 квартал», которая сделала своей целью защиту интересов граждан 13-го квартала. В чем идея? Идея в том, что жители дворов могут на первом этапе получить землю в собственность. Тут малоквартирные дома, и, как правило, это все не разграничено. Мы сейчас знаем, что город делает эту работу, но мы, как жители, сами профинансировали все: межевание и планировку. Мы хотим просто участвовать в этом и понимать, что там нам межуют, где там наши дворы. Потому что это всегда конфликт — границы между дворами. Мы купили в соседнем дворе сарай, и это сразу вызвало конфликт: пока там были сараи, это никого не волновало, как только мы снесли эти сараи и просто разбили там газон, все изменилось, это вызвало ажиотаж: люди стали волноваться, говорят: «‎Ничего себе, у вас тут столько земли, вы чего тут». Мы поняли первую ошибку свою: нельзя причинить людям добро, не спросив их об этом. Нужно все им объяснять, разбираться, со всеми договариваться. И потом уже возник весь поток разных живых интересных людей, которым просто надо показывать кого-то в Самаре. Приехали люди и - «‎Давай к Славе? Давай!» И такое возникло движение: к нам так часто экскурсии приходят, что я стал подумывать, может, сделать музей здесь самарского двора или что-то такое. Сейчас я понимаю, что нужно делать центр детского творчества, потому что здесь в каждом дворе маленькие дети, и эти дети, они, в общем, растут хулиганистыми, и им особо нечем заняться. А это важно: кто-то должен о них позаботиться, родители работают с утра до ночи, у них нет на это сил. Современная школа делает их социальными, но взамен забирает их уникальность. И моя мечта, чтобы в квартале возник центр детского творчества, куда могли бы приходить дети после школы, научиться каким-то ремеслам, искусствам. Через творчество вернуть свою уникальность, найти свое предназначение, обрести внутреннюю свободу. Здесь вот старого дерева, уже высохшего, хорошего целые кубометры просто: сараи все уже из готовых досок, из них можно делать мебель, скульптуры; в сараях, которые мы все ломаем и вывозим на свалку, в них тоже масса артефактов. Все это можно было как-то использовать для искусства.

А вы согласны с фразой «‎спасение города — дело рук горожан»?

Конечно, я убежден, что всем этим люди должны заниматься: мы не можем ждать, пока у нас финансирование достигнет уровня столицы, не можем ждать, пока политика выстроится таким образом, что средств хватит на все. Тенденция такова, что мегаполисы укрупняются, города увеличиваются, а малые города исчезают. Но параллельно мы видим, что возникает такое явление, когда на окраинах строят огромные торговые центры и многоэтажки, а центр деградирует. Самара этому подвержена: хожу по городу и вижу, как в некоторых домах, в которых жили люди, перестал гореть свет. Кого-то расселили, что-то снесли, что-то сгорело. То есть, с одной стороны, вроде бы укрупняется мегаполис, а с другой стороны, старый город деградирует.

Если вернуться к опыту: «‎Том Сойер Фест» приходит и помогает, а вы помогаете сами себе.

Да, жители объединяются, чтобы поддерживать друг друга и обмениваться опытом. Но могут и скинуться, например, чтобы сделать межевание квартала или нанять компанию, которая сделает геосъемку. Я считаю, это дорогого стоит, когда местные жители объединяются. «‎Том Сойер Фест» — это волонтерское движение, которое учит нас думать о Самаре как о нашем родном доме.

Как думаете, хватит вашего энтузиазма, чтобы спасти весь старый город?

Мне сложно сказать, потому что мы в процессе: у нас еще не все жители стали собственниками своих дворов. Когда это произойдет, я смогу с уверенностью утверждать, что получится, хотя внутренняя убежденность у меня и так есть. Нам никто не мешает это делать, администрация помогает, мы все делаем по закону. Пока что мы медленно, но идем к этой цели, нас немножко подкосила пандемия.

Когда вы решили переехать в этот дом, вы знали, что это усадьба Поташиных?

Здесь история с переездом не сразу получилась. В первый раз у нас не получилось сюда переехать: когда мы начали вести переговоры с жителями, чтобы поменяться, поняли, что нашего ресурса — две квартиры — не хватает. Пришлось отказаться: слишком высокие были запросы. Потом прошло три года, и здесь произошли изменения: коммунальную квартиру на втором этаже расселил человек, начал делать ремонт и у него случился пожар. И он понял, что не тянет, плюс возник конфликт с местными жителями, поэтому он подешевле нам продал. И у хозяйки на первом этаже тоже изменились обстоятельства, поэтому нам удалось сюда переехать, и потом мы просто начали обустраиваться в однокомнатной квартире на первом этаже: все остальное было непригодно для жилья, еще и крыша аварийная после пожара. До этого я пытался узнать что-то про дом, но в архиве мне говорили: «‎А вы собственник?», а потом отправляли, узнав, что нет. Как только мы переехали, я сразу заказал в Минкульте исследование: пятнадцать, по-моему, тысяч рублей это стоило. Тогда мы узнали, что это городская усадьба мещан Поташиных Земля принадлежала им с 1874 года. Постепенно мы стали проникать в историю этой усадьбы. К нам люди приходили, которые тут жили в войну, например, и приносили фотографии. А потом, через пять лет примерно, у нас соседи выставили на продажу флигель, и я уговорил маму продать свою квартиру. Мы поменялись с соседями, дали им другой дом, и тогда на нас обрушились раскаленные угли, потому что флигель совсем оказался слабый. Это изба крестьянская, которая стоит на каменном цоколе, обложена в полкирпича, и там страшно затапливался этот цоколь. К тому же фундамент настолько просел, что можно было чихнуть, и все бы осыпалось. Пришлось его укреплять: все откапывать, отводить грунтовые воды и заливать в землю реки бетона. А когда деньги кончались, я брал тележечку с корытцем и начинал мусор, копившийся там годами, потихоньку носить на помоечку. Потом деньги появлялись, я нанимал людей и машины, чтобы вывозить сгоревший дом. Потом поняли, что нужно освобождать пристроенные сараи, потому что грунтовая вода приходила под флигель с соседних дворов. В итоге все сараи мы выкупили потихонечку. И так постепенно рождалась идея, как можно здесь жить и сотрудничать с людьми: это не сразу меня осенило, понадобилось получить опыт проживания в старом городе. Тут еще сложно потому что экономическая ситуация все время меняется: я несколько раз разорялся уже, проекты открываются-закрываются и стабильного финансирования нет. Когда деньги кончаются, у тебя есть время просто подумать, как применить полученный опыт. Попробовал сломать сарай и посадить яблоню — работает! Начинаешь предлагать соседям, говоришь: «‎Давайте мы договоримся, чтобы нанять машину, чтобы вывезти ваш сарай, а вы дерево посадите», — потому что квартал рыхлый, и много всяких развалюх, сараев разных, раньше они были нужны, чтобы дрова хранить, потому что печное было везде отопление, погреба везде. Можно как-то с этим работать, заниматься.

Если бы вы изначально знали, что с флигелем так будет непросто, вы бы решились на это?

Ха! Ну, храбрец — это не тот, кто думает о последствиях. Слабоумие и отвага — вот наш девиз. В начале я ходил по ночам здесь и пытался понять: мое это место или нет, мой дом или нет. Как здесь мои дети будут ходить, не набросится ли на них кто-нибудь с ножом, например? Как здесь дышится? Что здесь происходит? Мне нужно было принять решение: стоит ли продавать две благоустроенные, чистые, просторные, хорошие квартиры, чтобы въехать сюда. Я знакомился с местными жителями и видел, что здесь живут очень хорошие люди, на самом деле, приветливые. Просто многие очень уставшие, настороженные, а есть испуганные, измученные алкоголем. И я бы, может, не принял это решение, если бы знал, какой объем работы придется проделать и сколько денег потратить. Может быть, испугался бы просто. Но я был слабоумный и не понимал всю глубину этой пропасти. Когда дело касалось второго дома, денег не хватало, друзья помогли . После этого у меня уже не было сомнений: я уже понимал, что дом слабый, но хотел здесь сделать город Солнца. Хотел поселиться здесь и жить, чтобы что-то осталось, потому что мы Иваны, не помнящие родства. Знаете, я учился у одного человека, он подростком приехал из Китая в Питер и всю жизнь прожил в России. Его звали Константин Викторович Он мог перечислить восемь своих поколений. Мы же — перекати поле! Мотаемся, как будто никогда не умрем. И от этого, может, мы инфантильные и безответственные какие-то, все ждем, что придет государство, что какой-то хороший начальник все предоставит нам. А мы сами-то вообще кто? И если я — Иван, не помнящий родства, то могу хотя бы с чего-то начать, ну как-то корни пустить где-то? У меня дети есть, что я им могу дать? Только образование. То есть все остальное они сами себе добудут. Я с этим мыслями здесь укрепляюсь, вот в этом квартальчике. И надеюсь, что количество единомышленников будет расти. Мой сосед тоже стал в соседнем дворе укрепляться. У всех дети тоже завелись. И какая-то идет простая жизнь такая, просто живем тут, возимся.

А дети ваши не хотят переехать другой город учиться или просто жить?

Конечно, хотят! Они и должны переехать. Ну, вот у меня старшая дочь, например, когда ей восемнадцать исполнилось, переехала в Питер и закончила там академию художеств имени Репина. Работала там в музее, а потом вернулась сюда и вышла замуж. И она может сейчас куда-то еще захочет уехать, это не важно. Потому что птенец должен расправить крылья, должен ощутить свой полет. И я не пытаюсь их здесь привязать или удержать. Просто они знают, что у них есть дом, и если вдруг им захочется отдохнуть недельку, они могут здесь попить и поесть что-нибудь вкусненькое.

То есть для вас уже сейчас восстановление старой архитектуры — это уже больше общественная позиция?

Ну, человек же меняется, мнение меняется, конечно, мой контекст расширился. Тем более, меня ребята так хвалили, что я в это поверил и проникся идеей сохранить город. Я все время учусь, потому что восточная мудрость говорит, что лев — самый сильный хищник, слон может больше всех съесть, а человек рожден, чтобы учиться. И это единственная позиция, с моей точки зрения, чтобы человек оставался самодостаточным. То есть вот настал день — я чему-то учусь. И я вот так живу открыто, что любая ситуация — это урок. Поэтому сейчас это общественная позиция по восстановлению этого дома, по восстановлению этого квартала. У меня есть ощущение, что это просто необходимо, потому что мы можем потерять этот невероятный город. Вот у нас были голландские архитекторы, которые сделали совместное исследование с местными архитекторами Женей Репиной, Сережей Малаховым и Александром Гниломедовым, результатом которого стала книга «‎Самарский двор». Эта книга есть у всех желающих. В ней очень простые выводы: Самара деградирует, а старый город может просто исчезнуть с лица земли, стать безликим. Мы можем все это потерять. И если от меня что-то зависит, чтобы хоть как-то это сохранить, я сделаю это. Пусть я не могу найти деньги, чтобы отреставрировать все дома в этом квартале, но я хотя бы могу постараться сохранить то, что мне дано, и поговорить с другими людьми, рассказать им, какую ценность они имеют.

Вы, кстати, не хотели бы преподавать?

Я много лет занимаюсь проектом «‎Человек» и все время задаю себе вопрос: человек я или нет? Кто такой человек? Потому что родиться в человеческом теле — это хоть и большая удача, но это еще не значит быть человеком. Человеком нужно состояться. И мне везло в жизни: встречал настоящих человеков с большой «‎Ч», у которых многому научился. Я исследую восприятие, как оно работает, исследую сознание 30 лет. За эти годы накоплен огромный опыт, которым я с радостью делюсь с людьми. Человек велик и уникален, а жизнь, которую он живет, банальна и примитивна. Эта ситуация порождает огромный конфликт. То, что мы думаем о себе, и то, кто мы на самом деле,- между этими двумя понятиями пропасть. Методы, которым я обучаю, помогают расслабиться, преодолеть этот конфликт, обнаружить фундаментальные ошибки восприятия, научиться жить с опорой на интуицию. Часто 4-5 индивидуальных занятий бывает достаточно. Человек приобретает инструмент, благодаря которому может эффективно развиваться, работать, решать свои задачи. Иногда я провожу групповые занятия, если кто-то берется за организацию этой работы. Есть варианты обучения с выездом на природу для более глубокого погружения в материал. Иногда мы помогаем людям, оказавшимся в сложной жизненной ситуации. Они какое-то время живут у нас, трезвеют и потихоньку выздоравливают. Вообще, если говорить о теме преподавания, то сегодняшняя система образования нуждается в переосмыслении. Я в советской школе учился, где нас учили разным формам, – великолепная была школа. Нам дали возможность посмотреть на мир сквозь призму химии, например, сквозь призму физики, математики. И это все очень важно, важно иметь образование. Но нас никто не научил, как создавать семью и другим простым, житейским вещам. И сейчас я смотрю на это из будущего, и мне кажется, что главное, чему надо научить человека, - это, во-первых, культуре обращения со своим умом – это дает иммунитет от манипуляций. Потому что идет борьба за наше внимание. Люди все время погружены в какой-то контент и какие-то ютюбы бесконечно. Мы просто прожигаем свою жизнь, погрузившись вот в этот бесконечный контент. Да, есть два момента: либо ты учишься, либо ты развлекаешься. Если ты отдаешь себе отчет каждый момент, учишься ты сейчас или развлекаешься, тогда ты — не жертва манипуляции. А если себя в этот момент не осознаешь и не ощущаешь, то это беда вообще человека, искажение в восприятии. У нас есть иллюзия, что мы способны одновременно видеть, слышать, ощущать и обонять. На самом деле наше внимание все время скачет: от ощущения к зрению, от зрения к слуху, от слуха к обонянию. Как простой пример, можно привести кино, мы смотрим на экран и видим непрерывно движущуюся какую-то картинку. Но если мы поинтересуемся, то это 24 кадра в секунду, 24 статических кадра прокручивается перед лампочкой. И у нас возникает иллюзия непрерывности. Вот точно так же с нашим восприятием. А восприятие - это процесс опознавания чего-то уже описанного. И у нас все время есть иллюзия, что он представлен из каких-то объектов, мы их видим, ощущаем, одни нам нравятся, другие — нет. Мы думаем, что все одновременно видим. Так возникает наш мир, полный страданий, если мы начинаем заглядывать вглубь себя, мы обнаруживаем напряжение, которое не замечали, так мы расслабляемся, раскрепощаемся, успокаиваемся, можем обнаружить основу: интуитивное восприятие. Когда мы действительно можем одновременно и слышать, и видеть, и ощущать, и обонять. У нас от этого становится чуть ярче жизнь, чуть ярче восприятие, все вкуснее, как в детстве. Например, зрительный канал: мы можем смотреть а можем видеть. Смотреть — это приобретенный навык. Мы смотрим, выделяем какие-то объекты, называем их, вспоминаем их названия и как-то вписываем в свою историю, свой контекст. А есть способность видеть: мы рождены зрячими и можем видеть свет, цвет и формы различать. То же и другие органы чувств. Мы возвращаем базовые настройки и начинаем более ярко воспринимать мир, чтобы сделать его более прозрачным, легким и процессуальным, чтобы сделать себя причиной этого мира. Чтобы научиться обнаруживать, как этот мир рождается на каналах ваших ощущений. И это дает только пользу, потому что человек от этого становится более работоспособным, более естественным, открытым, теплым и отзывчивым. И вот это я преподаю: приятно делиться знаниями, которых у тебя избыток.

Можно сказать, что у вас здесь сформировалась своеобразная община или коммуна?

Нет, у нас здесь не община, не коммуна: у нас здесь семья! Наша семья. Просто так сложилось, что мы помогаем иногда людям, которые в сложных ситуациях находятся. Они приходят, и потом через какое-то время они уходят от нас. И мы больше их никогда не видим.

Вообще никак не поддерживаете связь?

Человек пришел, получил помощь и ушел – это лучшее для меня, как для преподавателя. Потому что часто бывает так, что человек, который получил помощь, чувствует, что он чем-то обязан, и начинает формально пытаться как-то себя отдать. А если все сделано правильно, у человека будет ощущение, что он сам научился. И это его опыт. И это действительно так: никого ничему нельзя научить. Просто мы оказываемся в сложной ситуации, когда нужно действительно по-настоящему что-то менять, и начинаем быстро всему обучаться. Мы все приходим в этот мир, совершенно голенькие, беспомощные, и не можем ни говорить, ни ходить. И вот мы такие уже классные все, нарядные, спешим в детский сад, потом в школу и так далее.

Но для вас в целом важно поддерживать связь с людьми, которых вы встречаете? Например, с людьми, которые раньше жили в этом.

В определенном смысле все люди — это одна связь, одно Целое. Это сильное переживание, на этом фоне гораздо интереснее жить. Часто забываю об этом, тогда по-человечески есть что-то недосказанное, какие-то могут возникать обиды, но когда у тебя есть понимание, что ты часть Целого, то это все очень легко растворяется, и это все очень легко проживается. Конечно, для меня очень важно, чтобы приходили люди, которые здесь жили в этом доме и в этом месте. Хочется с ними просто поговорить и какие-то вещи узнать, какие-то нюансы. Этот дом, как машина времени: когда здесь живешь, отсекаешь все лишнее. Здесь были многоуровневые потолки, шесть слоев линолеума и гипсокартона, а я просто все это убирал потихонечку, отрывал, чтобы дойти до основы, до того состояния, в котором дом был, когда его только построили. И у тебя возникает такой глюк, что ты как бы чувствуешь этих людей, понимаешь, что Поташины вообще никуда не спешили: жили как-то без соцсетей, строили на века, не экономили и не мудрствовали лукаво. Когда ты живешь в старинном доме, понимаешь, как мельчает человек. Как в погоне за прибылью люди строят вот эти железобетонные коробки, где друг на друге живут, просто толпами. Я понимаю, это, конечно, было такое время, да, индустриализация была, крестьян переселяли в города, нужно было строить самолеты и ракеты. Поэтому эти все хрущевки, они сыграли свою роль: люди переехали из бараков с земляным полом без удобств в обустроенные пятиэтажные дома. Это очень важно, это наша история, это все нужно уважать, нельзя это перечеркнуть просто и снести. Но мы снова приходим к кризису доверия: у нас принято все только критиковать и не принято хвалить. Люди не говорят друг другу хорошие слова, не поддерживают друг друга. Я хочу, чтобы люди просто чувствовали себя хозяевами на своей земле, чтобы они были счастливы, чтобы мои дети привели сюда своих детей и внуков.

А чтобы вы посоветовали тем, кто тоже хочет как-то сохранять историческую Самару или другой город, но у него нет возможности купить дом или землю?

Последние два года в Краеведческом музее работает проект «‎Сохранить как…»: там такие люди собираются, общаются и делятся опытом, контактами юристов и строителей. Мой дом всегда открыт для ищущих: можно подобрать в квартале квартиру или комнату. Всегда можно с чего-то начать. Опять же волонтером записаться на «‎Том Сойер Фест», научиться реставрировать деревянные наличники или чему-то еще. Возможностей в этом направлении более чем достаточно. Сейчас поговаривают, что старые объекты культурного наследия будут отдавать в аренду за рубль: будет какая-то программа, когда можно получить здание на сорок девять лет в обмен на обязательство отреставрировать его. Но для этого нужно сделать проект, согласовать его с государством и реализовать: может, для кого-то это тоже вариант. Я думаю, дадут возможность людям это осуществить, потому что все это содержится за счет муниципалитета. Полно желающих, полно бизнеса, люди могут прийти в этот город старый, открыть какие-то мастерские, кофейни – дайте им возможность, они все это отреставрируют и восстановят. Нужны только понятные правила игры, и все.

Как вы считаете, как прошлое города, влияет на его настоящее и будущее?

Любое целое – живое, Самара, как целое, тоже живая. Ну, сегодня это старая нищенка просто, заброшенная, всеми покинутая, неухоженная тетка, бомжиха. И мы должны ее просто приобнять, отмыть, почистить ей зубы, импланты вставить. В конце концов, если мы здесь родились, постараться не выбить ее последний зуб. У человека, который не знает свое прошлое, нет будущего. И если мы не сделаем выводы, что у нас ценного есть, а за что мы должны покаяться, мы не сможем дальше что-либо делать. Реально, у нас просто на это не будет сил. Надо учиться разговаривать и договариваться, тогда у нас будет возможность сохранить уникальное наследие, которое нам оставили.

А у города, который не знает своего прошлого, есть будущее? Если представить, что через двести лет не будет никакого исторического центра, а люди скажут, что он им и не нужен?

Если мы не сделаем попытку проинформировать о том, какая ценность у нас в руках, если мы не поддержим какие-то инициативы по сохранению города, ничего не останется. Все просто превратится в руины, сотрется и забудется. И в этом наша ответственность зрелых людей! Что мы детям оставим: кредиты, дома или рассказы о том, что это ценность, которую нужно сохранять?

А если бы переехали в другой город или страну, продолжали бы заниматься сохранением исторической среды уже нового города, страны?

У меня было несколько возможностей переехать в другой город, в другие страны. Но я никогда не представлял себя без Самары, потому что я люблю этот город и родился здесь. Возможно, в этой своей любви я неадекватен. Глупо полагать, что если в этой стране не нравится, то в другой будешь счастлив. Человек — сам творец своего счастья. У меня сейчас вообще нет мыслей куда-то поехать, потому что я здесь не доделал дела. Конечно, когда я завершу этот проект «‎13 квартал», хотелось бы просто путешествовать. У меня есть друзья в разных странах, в разных городах, они с удовольствием бы меня приняли на неделю или две. Мне бы хотелось посмотреть Японию, например, Китай и Европу. Но там видно будет.

У меня был еще один вопрос о доме, какая у вас самая ценная находка?

Это атмосфера дома – тот ритм, который мы поймали, когда отсекли все лишнее. А если говорить о каких-то предметах, ну, мы находили здесь какие-то монетки и свидетельства прошлых лет. Например, когда вскрывали на башне полы, нашли пачку старых папирос, на которой четким и каллиграфическим почерком было написано: «‎Сегодня бросил курить». И было понятно, что тот, кто бросил, бросил навсегда: он на этой пачке последней написал записку и бросил в щель, где она пролежала много лет. Ко мне знакомые, которые любят искать клады, приходили с надеждами найти тут сундуки с золотом. Но золота, конечно, никакого тут не было – это же мещанское поместье. У Поташиных была лавка, но не долго – несколько лет всего. Они, видимо, были крестьянского рода: может, просто нанимались куда-то, может, сдавали комнаты. Но они точно не были богачами – это было понятно по тому, что их поместье началось с деревенской избы, обложенной кирпичом. Они купили участок в 1774 году, к 1886 году у них была одноэтажная каменная лавка, потом в 1890 году они сделали пристрой, а дом во дворе построен в 1882. Когда стал я отковыривать все во дворе, нашел там брусчатку, по которой телеги ездили. А еще у них была конюшня, в которой мы нашли подковы и всякое такое. Интересно: когда ночью выходишь и все затихает, слышится эхо: будто цокают копыта и тени прошлых хозяев здесь еще шелестят.

Что мы должны сделать для светлого будущего?

Информационный обзор редакции. 16+