Алексей Яковлев: «Литеры — они для меня как дети. Каждый шрифт любимый и неповторимый»

Нашли место в Самаре, где живут буквы: здесь несколько десятков многоквартирных «домов», в которых обитают литеры разных форм и размеров. Отвечает за порядок Алексей Яковлев — основатель музея-студии высокой печати Letterhaus. В этом году у проекта появился свой сайт: там можно посмотреть, как проходят мастер-классы и экскурсии, но гораздо интереснее побывать в гостях у мастера лично хотя бы раз. Встретились с ним в его мастерской: поговорили и про любовь к станкам с первого взгляда, и про оборудование начала и середины XX века, и про чувство несправедливой утраты — ручного и такого ювелирного труда. 

Многие, в том числе и взрослые, думают, что печать называют «высокой» из-за эксклюзивности. Что-то из разряда высокой кухни

Зашла в студию и сразу вспомнила, как на первом курсе университета проходила основы высокой печати. Наверняка студенты — это как раз ваша целевая аудитория?

Не совсем, они, наоборот, приходят редко. Моя целевая аудитория — школьники с четвертого по одиннадцатый классы. Все всегда в восторге от экскурсий. Рассказываю ребятам, как возникла бумага и появилась печать, показываю фильмы и даю попробовать напечатать самостоятельно что-то на старинном типографском станке.

Что удивляет тех, кто приходит на мастер-классы, больше всего?

Многие, в том числе и взрослые, думают, что печать называют «высокой» из-за эксклюзивности. Что-то из разряда высокой кухни.

Ко мне на мастер-классы приходят и из различных компаний, и из творческих объединений. Из последнего — в студии были сотрудники «Додо» и ребята из центра современной культуры «Нулевая комната». А я еще познакомился со многими креативными самарцами в том году на акции «Ночь музеев».

А в этом году не захотели участвовать?

Очень хотел. Подготовил студию, нашел помощников, но просмотрел дату с приемом заявок. В следующий раз начну готовиться с Нового года.

Главное — регулярно заправлять станки маслом, чтобы они были, как беляшики

Уверена, что самый частый вопрос, который задают все, кто приходит на мастер-класс, про старт проекта. С чего началась история Letterhаus?

С видео на YouTube: сын показал мне, как выглядит станок высокой печати. Тогда я работал в банке: менять деятельность не особо хотел, зато об этом мечтали мои близкие. Они говорили, что пора заняться делом для души. Это было 14 лет назад — мне был 41 год.

Не страшно было начинать что-то новое?

А вам не страшно было выходить замуж?

Ну, как вам сказать…

Я увидел станок и влюбился. Сразу стал искать похожие модели в интернете. На тот момент у меня были сбережения. Я знал, что мне нужен Vandercook и Chandler & Price. Нашел первый 1961 года выпуска, а второй — 1906-го: отыскать его на одном из аукционов мне помог реставратор станков в Америке.

Как вы их доставляли? Особенно Chandler — на вид он весит полтонны точно.

Около 800 килограммов. С транспортной компанией никаких проблем не было. Самое сложное — вынести его с третьего этажа. Затем — долгая реставрация. Разобрали до винтика, отпескоструили, загрунтовали, покрасили и наконец собрали. Как сказали реставраторы, «станок прослужит еще сто лет».

А что насчет эксплуатации и ремонта? Насколько это тяжелая и редкая история в Самаре?

Мой папа был главным инженером, так что все, что касается сборки и разборки чего-либо, кажется, передалось мне по наследству. Что-то ломается — я чиню самостоятельно. Главное — регулярно заправлять станки маслом, чтобы они были, как беляшики.

После того, как два станка приехали к вам из-за рубежа, вы проходили какие-то специализированные обучения?

Первым делом я написал коллегам из Москвы, но не получил от них ни одного ответа. Только спустя время понял, почему так произошло. Никакого обучения не было, всему приходилось учиться самостоятельно. Помню, купил несколько банок краски, стол, инструмент на первое время и начал работу.

Получилось с первого раза?

Далеко нет. До сих пор бывают какие-то промахи. Например, у меня заказывают 20 пригласительных, а я делаю 40: при ручном труде ошибки и брак — это нормально. Даже если у меня весь тираж получился идеально, беру увеличительное стекло и начинаю рассматривать все до мельчайших деталей. Я очень строг с собой.

Вы сказали, что со временем поняли, почему вам не ответили москвичи. В чем же была причина?

Вероятно, не хотели делиться своим опытом, наработками. Это искусство постигается через собственные ошибки, постоянные пробы, эксперименты.

Все ездят на рыбалку на «крузаках», а я на Ferrari. Вот такая аналогия

Если бы сейчас к вам пришел молодой ученик и попросил поделиться знаниями, вы бы отказали?

Наверное, нет. Я понимаю, что нужно будет передавать дальше все, что я собрал и изучил. Хочу, чтобы все досталось моей внучке: когда Маше будет столько, сколько мне, это будет целая антикварная история.

Внучка уже была у вас в студии?

Пока что нет, ей шесть лет. Всему свое время.

Как вы думаете, почему в Самаре у вас до сих пор нет конкурентов?

Это дорого. Оборудование стоит немалых денег: например, Chandler & Price на момент покупки стоил 15 000 долларов, а Vandercook, который, по моим предположениям, единственный в России, — 18 000.

Стоимость одной визитки в среднем обходится в 50 рублей, а есть и те, которые приближаются к 200-м. Многим проще заказать что-то не такое эксклюзивное, зато дешевле на 100 рублей.

Обыватели спросят, почему нельзя напечатать те же визитки в привычной типографии? В чем романтика высокой печати?

Все ездят на рыбалку на «крузаках», а я на Ferrari. Вот такая аналогия. Такой способ печати просто ломает голову: я вижу, как на чистом листе получается шедевр, как краска накатывается на форму и как она потом переносится на бумагу. Для меня это до сих пор остается некой загадкой и вечным открытием. До революции, например, не существовало полиграфии — только полиграфическое искусство. Каждая буква, каждый символ создавались вручную. Наборщик вкладывал в это свою душу.

Важно помнить, с чего все начиналось. Знаете, я достаточно эмоциональный человек. Особенно, когда пытаюсь выкупить старинные литеры на «Авито». Часто бывает такое, что эти бесценные буквы из свинца отправляют на переплавку, а деревянные — просто сжигают в печи. После того, как я это слышу, кладу трубку и у меня накатываются слезы: представляю, как люди сидели, с душой вырезали каждую букву, а потом их труд просто отправили в печку.

Самые ценные — те, которые с 60-70-х годов лежат без краски. Я их называю старыми девами

Люди оценивают литеры по достоинству? Или чаще стараются просто от них избавиться?

Некоторые, как я уже сказал, просто от них избавляются, а некоторые — продают за хорошие деньги. Кто-то выставляет одну букву за 250 рублей, кто-то — в два раза дороже. Алфавит из свинца в среднем можно найти за 4 000 рублей. Литер нужно много: например, чтобы набрать первую страницу книги «Гарри Поттер и философский камень» нужно иметь в запасе 301 букву «о».

Есть ли те «детали общего пазла», которых не хватает в коллекции?

Есть. Так выходит, когда случается пересортица: буква теряется или попадает не в ту ячейку типографской кассы — так называют специальные выдвижные «домики», в которых живут буквы. Они расформированы не хаотично, как мы хотим, а в строгом порядке. Но иногда эта последовательность нарушается, и литеры смешиваются.

Реально ли подсчитать, сколько в вашей коллекции литер?

Думаю, что точное количество назвать не смогу — это нужно измерять в тоннах. Например, одна касса весит 47 килограммов, вторая — 52. Они все настолько разные!

Какие единицы считаются самыми необычными и редкими?

Самые ценные — те, которые с 60-70-х годов лежат без краски. Я их называю старыми девами. А вообще литеры — они для меня как дети. Каждый шрифт любимый и неповторимый.