Книга Сказок

    Леонид Владимирский

По образованию я художник-мультипликатор, окончил ВГИК, где моей дипломной работой стал диафильм «Руслан и Людмила». После этого меня
взяли главным художником в студию «Диафильм». Там я сделал десять работ, одной из которых были «Приключения Буратино». Над «Русла-
ном и Людмилой» я тружусь всю жизнь и до сих пор еще не закончил. Очень
сложно найти образы. Из «Буратино» я сделал свою первую книжку, а второй стал «Волшебник Изумрудного города». Книга Волкова была издана с черно-белыми иллюстрациями, и я предложил Александру Мелентьевичу нарисовать цветные. Я нашел его, посадил в такси и повез в издательство, где нас приняли очень тепло. Книга вышла в 1959 году и имела большой успех. Дети стали писать Волкову, чтобы он продолжил приключения
любимых героев, и за двадцать лет мы выпустили еще пять книг. Мои  любимые герои – Буратино и Страшила. Мне хотелось продолжить их жизнь,
так что я сам написал и проиллюстрировал две сказочные повести: «Буратино ищет клад» и «Буратино в Изумрудном городе». Сочинял свои сказки с колоссальным удовольствием. Ну сами посудите: Буратино деревянный, и дуболомы из «Урфина Джюса» – тоже. Значит, у Буратино в Волшебной стране могли быть родственники! Когда враги превратили Буратино в обычную деревяшку, папу Карло осенило, что в Волшебной стране было снадобье, которое оживляло дуболомов. И вот он в отчаянии стоит перед запертой дверью в Изумрудный город, за которой волшебный порошок, но ничего не может поделать. Он обнимает Буратино и вдруг вспоминает, что золотой ключик может откры- вать любые замки! На этом месте я сам заплакал. Буквально: сам придумал – сам поверил. Техника у меня простая, никаких секретов нет. Я рисую карандашом, а потом использую лампу и стекло. Кладу изображение на просвет и прорисовываю. Следующий лист кладу сверху и опять прорисовываю. А затем раскрашиваю – сначала аква-
релью, потом гуашью, потом акрилом. Иногда пользуюсь масляными мелками. Всю жизнь хотел проиллюстрировать «Пера Гюнта» Ибсена:
и Сольвейг изобразить, и сцену в пещере горного короля, и Анитру. Но никогда уже не сделаю: для этого нужна вторая жизнь.       Владислав Ерко   Пауло Коэльо назвал его лучшим в мире иллюстратором своих произведений, но известен художник прежде всего работами над детскими книгами,
от английских сказок до «Гарри Поттера».

Я не выбирал для себя детскую иллюстрацию. Просто существовала обычная дверь бабушкиного дома, выходящая на Десну, лес и луг, и другая – выходящая на Миссисипи, Шервудский лес и прерию. Дверь, конечно же, была одна и та же, но книжки позволяли изменять пространство, эпоху и себя. Я думаю, это происходит со всеми, кому вовремя попался Жюль
Верн с гравюрами Ферра, Дефо и Свифт с рисунками Гранвиля, Шарль Перро и Сервантес с иллюстрациями Доре. В конце концов иллюстрации и реальность смешались, чему я до сей поры очень рад и лечиться не собираюсь. Каждый художник – носитель единственно правильного метода. Сколько художников – столько и методов. Кто-то системно и старательно проходит стадии эскизов и предварительного макета. Кто-то, подобно мне, рисует как придется, не зная потом, как свести все воедино. Я очень не люблю эскизы и первую половину работы над иллюстрацией, зато получаю огромное удовольствие от деталей. В идеале иллюстратор должен обладать китайской усидчивостью и замедленным обменом веществ. Что касается техники, то здесь никаких ограничений. Это традиционные бумага – акварель – темпера, тушь – перо, гравюра, офорт. Еще холст – масло. Ну и компьютерная графика. Я все еще люблю акварель «Нева», гознаковский ватман и дешевые беличьи кисточки. Моя любимая сказка – «Снежная королева». Андерсен, как ангел, кружил над всем моим детством. Поэтому проиллюстрировать «Снежную королеву» стало навязчивой идеей. Потом желания подобной силы уже не возникало, хотя каждая новая работа очень увлекает. Без этого невозможно рисовать книгу. Нельзя сделать пару иллюстраций и сказать: «Баста, следующие две нарисую в другом стиле». Что дозволено живописцу – не дозволено книжному художнику. Книга – здание. Архитектором может быть Растрелли, Хундертвассер или Корбюзье, но не все вместе на одной стройплощадке. При упоминании о наградах делается неловко. Сколько бы ты их ни получал, всегда есть кто-то лучше. Мне очень нравится мое нынеш-
нее состояние, когда нет необходимости делать ненужное ради хлеба
насущного. Это и есть самая большая награда. Вот бы такое состояние продлилось подольше. Но это как Бог даст. Как-то нашли мы друг друга с Иваном Малковичем, издателем и директором «А-ба-ба-га-ла-ма-га», и радуемся простодушно. «Робы, – говорит он, – Ерчыку, що хочеш». Ну я и роблю. Наверное, лучшие награды нашей жизни – это люди, которых мы встречаем. Вдохновение я покупаю в музыкальных магазинах в виде CD или виниловых пластинок: Скарлатти, Рамо, Гендель, Бах, Куперен и так далее. Раньше было больше джаза, сейчас– сплошное барокко. Старею, наверное. Еще, конечно, очень люблю кино. То, которое «другое»: Херцог, Маль, Годар, Дрейер, Ланг, Мурнау. Но это на сон грядущий. Помню, когда рисовал «Сказки туманного Альбиона», не слушал ничего, кроме «Хорошо темперированного клавира», «Гольдберг-вариаций» и «Французских сюит» Баха в исполнении Гульда. Просто ничего другого в уши не лезло. Ну и, конечно, мощнейший стимулятор творческого роста – другие художники. Для
меня это Бруновский, Тюбке, Фукс. Да много кто. Спасибо им.    

Антон Ломаев Иллюстрации для «Стойкого оловянного солдатика» я придумал в отпуске на море, рядом с семьей. Мне хотелось, чтобы сказка была в большей сте-
пени не о солдатике, а о том доме, в котором он живет, о детях и семье вообще. В идеализированном виде там представлено мое семейство, мои друзья.
Именно поэтому эта книга кажется мне более личной, что ли. Выбирая произведение для детей, я выбираю перспективу интересно прожить ту
часть своей творческой жизни, которая относится к работе с книгой. И я только в начале этого пути. Лет семь я был рабочей лошадкой от иллюстрации в издательствах Петербурга и Москвы, выполняя почти все, что мне предлагалось. Рисовал обложки для фантастики и фэнтези, от Брайана Джейкса до Марии Семеновой, после чего решил, что больше не могу и мне
нужно заняться тем, о чем давно мечтал, то есть детской книгой. Болезненное для семейного бюджета решение без особого энтузиазма поддержала моя жена, и я сел за свою первую большую работу – «Русалочку». Это было четыре года назад, а сейчас я тружусь уже над пятой книгой, «Котом в сапогах» Шарля Перро, которую придумываю и делаю самостоятельно, без оглядки на издателя. Эта сказка всегда вызывала у меня улыбку. Остроумие, комедия масок, мистификация, вкус к изящному обману, беззаботность, «вкусная» фактура моды галантной эпохи – вот стихия, в которой находится мой герой. И хотя Шарль Перро жил в эпоху барокко, но мне показался более подхо-
дящим для этой сказки стиль рококо. Кажется, должно выйти интересно. Свою задачу я вижу в том, чтобы развернуть перед ребенком историю, вовлечь его в происходящее. Недостаточно пересказать историю нарисованными образами, нужно снабдить ее новым измерением, подтолкнуть воображение читателя. Вначале я пытаюсь выйти за рамки текста, продлить сюжеты, увидеть за главными героями других персонажей, другие события. Еще я стараюсь режиссировать прочтение книги, пытаюсь задать его ритм, заострить внимание маленького читателя на разных местах истории. Пока все сказки, которые я иллюстрировал, были из тех, что нравились мне в детстве. Андерсен – прежде всего. На фоне прочих детских писателей он оставлял у меня-ребенка смешанные чувства. После его
сказок было трудно заснуть, в них ведь почти нет счастливых концов.
Напряжение сюжета не разрешается хеппи-эндом, концовка не оставляет тебя в покое, подушка под детским ухом не так мягка. Мне, как человеку ленивому и склонному к праздной мечтательности, проще работать в строго заданных рамках: каждый день определенное количество часов в одном и том же месте. «Состояния», конечно, приходят, но предсказать или призвать их трудно. Самое тонкое и сложное – процесс выдумки, период первых эскизов. Стараюсь привязывать этот период к отпуску и связанным с ним перемещениям в пространстве. Самолеты, чужеземные морские ветры очень способствуют проветриванию мозгов и рождению свежих образов.      
Борис Диодоров Виллюстрациях к «Винни-Пуху» я изобразил места своего детства, деревню Григорчиково под Москвой. Отец каждое лето возил нас туда, меня и
младшую сестренку Лену. А в Англии я до позапро- шлого года не был ни разу. Поэтому я придумывал свою Англию, которая основана на воспоминаниях о летнем дожде и тех состояниях, которые переживались дома, об облачках на небе. Все эти вещи знакомы мне с детства. У Шепарда на картинках, конечно, все иначе (английский художник Эрнест
Шепард – автор классических иллюстраций к Winnie the Pooh. – Прим. ред.). У нас дома не было камина, но, изображая уютные сцены возле очага, я вспоминал русскую печь. Я представлял себе деревню, которая отражалась в реке Пахре, с ее дубами и соснами. Я не ходил туда с этюдником, а просто передал свои детские ощущения. Мой дедушка был книгочеем, библиофи-
лом. Первая книга, с которой он меня познакомил, – «Война и мир Толстого, издание 1912 года. Мне тогда было четыре года. Когда я разглядывал иллюстрации художника Александра Апсита под папиросной бумагой, то видел совершенно другой мир. Он был прекрасен, притягателен и гораздо более интересен, чем мир вокруг меня. Тогда я и понял тайну! А потом были Чуковский, Пушкин, Аксаков, Андерсен. Я уверен, что Андерсен рыдал над историями, rоторые сочинял. Верующий человек испытывает состояние ка-
тарсиса во время чтения таких сказок, а в наши дни его обозвали бы сентименталистом. Но разве возможно воспринимать несправедливость и тонкие психологические моменты, не сопереживая? «Снежная королева» была моей любимой сказкой. Читая ее, я действительно плакал. Из всех писателей Андерсену лучше других удавалось меня взволновать, описанная им несправедливость жизни заставляла задумываться. Отец был художником, и в нашем доме бывали его коллеги из Суриковского института. В одиннадцать лет я самостоятельно пошел в художественную школу, и меня приняли без экзаменов. Начиная со второго курса Суриковского института
рисовал иллюстрации к книгам. Сейчас у нас создаются в основном произведения для торговли. Всеми управляют бренды, галеристы, от которых зависит, будешь ты сыт или нет. Что касается хороших художников, то маршаны ждут, пока они умрут. Тогда они становятся выгодными. Чтобы быть выгодным, надо уметь тиражировать свое творчество. В один день создать что-то действительно достойное не получится. Нужно много вариантов, много труда, много проб, а главное, не сдаться на полпути и постараться довести начатое до конца. Я приучаю студентов Московского художественного лицея, где преподаю, для работы над дипломом выбирать книгу по любви. Какая тогда разница, будут деньги или нет? Стоящее художественное произведение рано или поздно будет издано. Чтобы жить в России, нужно преодолеть невероятный прессинг и совсем забыть про деньги.
Союзы до сих пор существуют для того, чтобы давить всех, кто находится вне их. Но и за границей творческий человек тоже чувствует себя неуютно. Что же остается делать? Я, например, не могу жить dне дома. Я много путешествую, но именно здесь все родное.  
  Игорь Олейников
  В детскую книгу я пришел из анимации и долгое время работал параллельно и там, и там. Многие художники «Союзмультфильма» трудились тогда в детской книге, я тоже мечтал рисовать иллюстрации. Потом представился случай, и я его не упустил. Привлекает меня в книжной графике то, что тут ты сам себе хозяин, хотя, конечно, есть верстальщики, дизайнеры, качество
печати в конце концов. У меня нет какого-то особого ритуала вхождения в рабочее состояние. Я просто выбираю ту литературу, которая мне интересна как художнику, а уж вдохновение, или, как я его называю, кураж, приходит само. Самая близкая мне книжка – «Мышь Махалия идет в колледж», сделанная для издательства Simon & Schuster. Для меня это был прорыв, смена техники рисования. А из полученных призов мне дороже всего диплом Таллинской триеннале графики за иллюстрацию к «Дюймовочке». Когда
я делал учебник французского языка по заказу издательства«Просвещение», мне надо было изобразить девочку в желтом платье в красный горох. И вот я рисую красные горохи на платье, а в голове мысль: надо шевелиться, пока она перед глазами стоит, а то ведь уйдет! Во взрослой литературе нет понятия «книга-картинка», а в детской есть, и это мой любимый тип книги. В мире
он существует уже давно, а у нас только-только начал развиваться. Каждая книга рассчитана на определенный возраст, исходя из чего и надо рисовать. Для трехлетних нужно одно, для семилетних – другое, а для  двенадцатилетних – третье. Хотя я сомневаюсь, что в двенадцать лет дети еще читают книги. Половина Кремля выстлана дорожками его мамы,
которая была художником по коврам. Она научила его рисовать, а страсть создавать необычные и очень уютные миры жила в нем уже с детства.


     Андрей и Ольга Дугины   Андрей: Конечно, я никакой не иллюстратор детских книг. Мои книги и для детей, и для взрослых, как Библия. В них совсем нет сюсюканья, микки-маусничанья. Я на детей никак не ориентируюсь, потому что у них вкуса нет: родители покупают книжки, не дети. Как ребенок, которому хочется увидеть то, чего еще не было, я и делаю такое, чего еще не было. Я работал художником в издательстве «Детская литература», и до горбачевской безалкогольной кампании все было нормально. А потом мне дали иллюстрировать книгу фантаста Александра Казанцева «Пылающий остров», как плату за последующую иллюстрацию Гоголя. На обложке я изобразил бутылку шампанского, и книжку не приняли. Мне пришлось бутылку переделывать в пушку, а стаканы – в какие-то колбы. Когда нам позвонили из Штатов от Мадонны, мы послали их куда подальше, потому что у нас не было ни минуты, мы разрабатывали художественную концепцию фильма «Гарри Поттер и узник «Азкабана», преподавали и получали хорошие деньги. Потом нам позвонила сама директор издательства и сказала, кто звонит. Я подумал, что у тетки много бабок и она сейчас будет давить: какие ноздри
героям надо делать, глаза, ресницы. Я отказался работать, но она
настаивала, и мы с Олей сказали: «Ладно, если нам разрешат делать то, что мы хотим». И эта директор действительно не вмешивалась, никуда не влезала. Прислала нам письмо, что для нее честь с нами работать. Очень вежливая дама оказалась. Мадонна – настоящая королева. Надо видеть, как ее играет ее окружение, как готовится ее выход, в какую истерику впадают люди при виде нее. В детстве моей самой любимой книжкой были сказки Афанасьева. Очень нравились «Три мушкетера». А сейчас нравится «Волшебная гора» Томаса Манна. В разные времена мы любим разные книги.
У нас самих детей нет, потому что мы были очень бедны, когда приехали сюда. Я поехал в последних рваных джинсах, в таких зеленых, как у д’Артаньяна. Мы жили с Олей на две марки в день, было довольно тяжело. Но сейчас у нас есть дети, больше сорока, – в школе, где мы преподаем.
Ольга: Главным в нашей совместной работе является Андрей. Он
был моим учителем еще в художественной школе и продолжает им
быть. Я теперь тоже преподаю, в общем, мы друг друга учим. В последних книгах я отвечала за цвет, за сбор материала, костюмы. А в общем, с Андреем тяжело, он же всегда прав. (Смеется.) Германия – рай для иллюстратора. Нас сюда пригласил издатель Герхард Шрайбер (издательству J. F. Schreiber сто семьдесят пять лет, оно считается одним из старейших и самых уважаемых в мире. – Прим. ред.). В это время Андрей иллюстрировал Гоголя, «Вечера на хуторе близ Диканьки». Картинку, где казак играет в карты с ведьмой, нари-
совал быстро, за три-четыре месяца, а вот полет Вакулы над Петербургом делал год. Редактор издательства «Детская литература» ему и сказал: «Вы нас обманываете, чем-то другим занимаетесь». А ведь Андрей не хотел со Шрайбером работать, говорил: «Ну что я поеду к этой капиталистической акуле?» Однако после такого оскорбления согласился, и мы приехали сюда.
Как-то нам предложили выставиться в Лос-Анджелесе. Вдруг оттуда раздается звонок: «Хай, у нас тут певец Майкл Джексон, он хочет вас видеть. Вы можете заглянуть завтра?» Я думаю, Майкл Джексон не мог себе представить, что нам нужны визы, что у нас нет своего самолета. Мы вышли на балкон, Андрей курил, глядя на уютненькие немецкие домики, и сказал: «Теперь дело осталось за Мадонной». Но с Майклом Джексоном мы так и не встретились. Ему надо было ехать на день рождения к Нельсону Манделе, а потом у него начался какой-то судебный процесс.       Геннадий Спирин   Моя жизнь сказочно изменилась с помощью Божьей и людей, через которых Он творит чудеса. В середине 1980-х годов издательство «Детская литература» неожиданно и без объяснения причин разорвало со мной
контракт на книгу Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки». Я лишился работы и средств к существованию. Но Бог милостив. Через три дня после этого из Всесоюзного агентства по авторским правам сообщили, что со мной хочет встретиться издатель из Германии Герхард Шрайбер. Он сразу предложил мне целый список мировой детской классики и попросил начать немедленно. Я приступил к работе с большим подъемом. Так началось мое сотрудничество с западными издательствами, которое продолжается по сей
день. Я учился в художественной школе при Институте Сурикова в
Москве, где нам задавали иллюстрировать детскую классическую
литературу. Каждое задание превращалось в конкурс, необыкновенно интересный и поучительный. В старших классах задания стали меняться в сторону соцреализма, но перспектива стать еще одним художником, отражающим «дух времени», не привлекала. Я выбрал то, что ближе и интересней, – работу в книге. Слово «ритуал» не совсем подходит к описанию моего творческого процесса. Сначала я читаю текст, потом изучаю необходимый материал и наконец рисую. Эскизов я не делаю, потому что так интереснее и избегаешь двойной работы. Читатели в Америке наслышаны – большей частью из клише или фильмов – о Достоевском, Чехове, Толстом, а некоторые даже о Пушкине, но это совсем не означает, что они читали
их книги. Российские читатели кроме родной литературы интересуются и мировой, они с почтением относятся к авторскому слову. Сомневаюсь, что они предпочтут подлиннику Пушкина редакторский пересказ, хотя тот и короче. А в Америке это делают беззастенчиво. Да и не только в Америке классика для детей редко выходит в подлиннике. Это вина не читателей, а издателей. Считается, что детская книга должна быть иллюстрацией с небольшими вкраплениями текста, который несет чисто информативный характер. Ребенка «оберегают» от чтения, чтобы у него больше времени оставалось на
телевизор и кино. Главное качество художника – его работоспособность. Все препятствия во время работы преодолеваются опытом, который не появится без труда. Проблема воплощения авторского слова на бумаге, холсте или доске и есть главная проблема художника книги. Я считаю важным не только «слышать звон», но и знать, откуда он, то есть следовать стилю и духу времени, в котором происходит действие. Важно пропустить через себя авторский текст и донести его детям.   Текст:  Игорь Шнуренко, Виталий Котов