18+
  • Развлечения
  • Театр
Театр

Поделиться:

Морихиро Ивата

6 октября руководитель балетной труппы Нижегородского театра оперы и балета имени А.С.Пушкина отмечает свой юбилей. Первый иностранный солист Большого театра и бывший художественный руководитель балетной труппы Бурятского театра уже год работает в Нижнем Новгороде. В честь пятидесятилетия прославленного танцовщика и балетмейстера-постановщика мы поговорили с ним о его творческом пути и вместе прошли по маршруту: Токио – Москва – Улан Удэ – Нижний Новгород. 

Как балет оказался в вашей жизни?

Мой папа был балетным педагогом, поэтому моя старшая сестра тоже стала заниматься хореографией. Мама водила ее на занятия, а дома она повторяла движения, и в какой-то момент ее подружка стала приходить к нам и заниматься вместе с ней, потом соседка, потом еще одна, и так постепенно образовалась целая танцевальная школа Ivata ballet school. Сейчас, кстати, ее возглавляет моя сестра.

Я тоже все время был поблизости, видел эти уроки, но меня они не очень-то интересовали. Однако раз в год ученики балетной школы давали отчетный концерт, и за участие в нем моей сестре всегда покупали подарок. Когда мне было 9 лет, я сказал маме: «Я тоже хочу подарок», она ответила: «Пожалуйста, занимайся, будут тебе подарки», так я начал заниматься балетом. Сначала мне все это было не слишком интересно, тогда я считал, что я – лучший танцовщик, так мне казалось. Я был не особо трудолюбивым ребенком, но многое у меня получалось легко, и пока все занимались, я мог просто дурачиться и «висеть на станке», в общем, относился к делу несерьезно.

Когда ваше отношение к балету изменилось?

В 16 лет.  Тогда я в первый раз принял участие в балетном конкурсе, на котором были другие ребята, превосходившие меня в искусстве балета, и во мне вдруг проснулось чувство соперничества. Я увидел, как они крутят пируэты и не падают, и подумал: я буду делать еще лучше!

С того момента я стал настоящим фанатом, одержимым балетом.  Я танцевал везде и всегда, даже на улице. В то время я еще не задумывался всерьез, что из этого получится, я просто делал то, что обожал. И вот в Токио открыли Институт Советского балета, туда приехали педагоги из Московского хореографического училища, и что особенно ценно – они учили по системе русской балетной школы. Напоминаю, речь идет о советских временах – никакого интернета еще не было, и найти какое-то видео с русским балетом было очень трудно. А я всегда любил именно русский стиль, моими любимыми танцовщиками были Барышников, Васильев, Соловьев. А учителем моего отца, кстати, был Алексей Варламов, бывший репетитор из Большого театра, приехавший в Японию.

Я поступил в этот Балетный Институт. Самым лучшим студентам была обещана стажировка в Московском хореографическом училище. В то время, чтобы иностранец попал в Россию, было что-то почти невероятное, так что это был бесценный шанс. И я получил его.

Какое впечатление произвела Россия?

Помню, мне показалось, что вокруг – темно и тихо. Своеобразно. Россия, конечно, очень отличается от Японии, а я в то время кроме Японии ничего не видел. Но все равно мне сразу понравилось, я влюбился в то, как здесь относились к искусству, какая чувствовалась культура и энергетика духовности.

Расскажите об учебе в Московском хореографическом училище. Было трудно?

Начну с того, что я очень хотел попасть в класс к Петру Алексеевичу Пестову, это была настоящая легенда. Он учил Николая Цискаридзе, Виталия Малахова, Александра Ветрова и многих других знаменитых артистов балета. Я мечтал стать его учеником, а он меня не принял. Зато я попал в класс к Александру Ивановичу Бондаренко. Сейчас понимаю, что это было великой удачей. Знаете, неспроста говорят, что, когда ты стучишься в какую-то закрытую дверь, рядом обязательно откроется другая, и именно за ней – твоя судьба. Пестов – совершенный гений, но сейчас я понимаю, что его стиль преподавания – это подготовка «суперпринцев» – идеальных, высоких, академически безупречных красавцев. Но я не такой, у меня маленький рост, который мешает изображать принца, да мне это и не интересно, мне нужно совсем другое – динамика, много прыжков, энергия, движение. И Бондаренко давал мне как раз все, что нужно. У него необычное видение – он как будто смотрит внутрь человеческого тела и понимает все закономерности. Это его умение помогло мне больше, чем мог бы дать любой другой «гений техники»! Я бесконечно благодарен ему. Кстати, мы познакомились еще раньше – он готовил меня к Московскому Международному конкурсу артистов балета в 1989 году. Этот легендарный конкурс, как и Олимпиада у спортсменов, проходит раз в четыре года, в Большом театре. Я тогда страшно волновался, ничего не помню кроме того, что я был раздавлен тем, что я вылетел на первом же этапе. Я плакал в буфете, когда ко мне подошел какой-то артист Большого театра, поставил передо мной стопку и сказал: «Выпей!». Я не знаю его имени, но лицо запомнил навсегда.

Какой главный урок вам дал Александр Бондаренко?

Однажды я спросил его: «Что такое балет? Что в нем главное?» Он сказал: «Балет – это культура». В этом ответе для меня – все. Сейчас много артистов балета, в прекрасной форме, технически развитых, но для меня важно – содержание, та самая культура. Не просто движение, но и взгляд, выражающий чувства, не просто танцовщик держит балерину, но как он относится к ней в этот момент, как он защищает и оберегает ее. Мне больно, что это пропадает из балета, для меня это очень важно. 


«Я влюбился в то, как в России относились к искусству, какая чувствовалась культура и энергетика духовности»

После учебы вы попали в труппу театра «Русский балет»?

После выпуска из училища я искал, где мне можно продолжать заниматься. Я был этим одержим, у меня была единственная мысль: мне нужно заниматься каждый день, без остановки. Одна моя старшая коллега работала в Московском государственном театре «Русский балет». Она договорилась, чтобы я мог использовать зал для занятий. А руководитель театра Вячеслав Гордеев, народный артист СССР, пригласил меня работать в его труппе, так я остался в «Русском балете». Мы очень много гастролировали – Англия, Германия, Мексика, увидели весь мир! Это было интересное время: переезды, путешествия, много выступлений. Там я познакомился с будущей женой. Сначала стал помогать ей – носил ее тяжелый чемодан во время гастрольных поездок, ухаживал за ней, и постепенно у нас сложились очень хорошие, близкие отношения. Я благодарен ей за то, что она всегда во всем меня поддерживала, всегда была рядом, несмотря на то, что в советское время на отношения с иностранцем смотрели неодобрительно.

Это правда, что вы получили приз Гран-при на Открытом конкурсе артистов балета «Арабеск», который после вас никто не получал 18 лет?

Да, в 1992 году я стал обладателем «Гран-при» и Приза Михаила Барышникова «Лучшему танцовщику конкурса». После меня в течение 18 лет никто не поучал эту награду. А в 1993 году я получил золотую медаль на Московском Международном конкурсе, помните, тот самый, где я вылетел со страху в 88-м. После победы на этом конкурсе отношение ко мне стало другим – меня стали воспринимать всерьез и уважать.

Как складывалась ваша карьера дальше?

Как я и сказал, с «Русским балетом» мы очень много путешествовали, хорошо зарабатывали по тем временам, это было здорово…  Но в какой-то момент я почувствовал, что зашел в тупик – выступлений очень много, но мне не хватало качества, я же привык в Московском училище оттачивать каждое движение, мне хотелось снова такой детальной работы. Тогда мы с Ольгой, моей женой, узнали, что у нас будет ребенок, и я понял, что не хочу ее оставлять и уезжать на гастроли, хочу быть с ней. Тогда я решил искать работу в Москве, я сразу знал, что хочу в Большой театр.

Разве это было возможно для иностранца?

Совершенно невозможно! Это было так легкомысленно с моей стороны, ведь в то время иностранец просто юридически не мог попасть туда.  Я обратился к ректору Московского училища – Софье Николаевне Головкиной, великолепному человеку, и она договорилась, чтобы мне выписали пропуск в Большой театр. Работать и выходить на сцену я не мог, но зато мог заниматься. И так прошел целый год – я просто ждал, очень много трудился и хранил надежду, что однажды что-то изменится. Было сложно – у нас был маленький ребенок, много забот, но в молодости, наверное, все дается как-то легче.

Все это было рискованно – я вообще не знал, что дальше будет, но двигался по зову сердца. А потом в театре произошла смена власти, изменилась структура. Театр стал работать по контрактной системе, и иностранцы тоже получили право на работу. Я стал первым иностранным артистом балета, официально принятым в труппу Большого театра! Так началась моя деятельность в Большом, это был 1995 год.

Как это было?

Сначала психологически было очень сложно. Большой театр – это отдельный, закрытый, неприкасаемый мир. Там очень высоко ценят традиции, и все подчинено строгой системе, чтобы дойти до сольных партий, нужно пройти много испытаний. А я вошел в театр со стороны, был эдаким «выскочкой» и чувствовал, что многие ко мне относились не по-доброму, это было большой проверкой, но это меня закалило.

Мне долго не давали никаких партий, видимо, из-за нестандартного роста, а все парни были вокруг меня – такие красавцы! И вот, наконец, мне дали первую партию…  и представляете, я провалился! Ничего не смог сделать из-за волнения. Но все равно, конечно, продолжил работать, а потом начался профессиональный рост, пришел успех.

Я танцевал в театре 16 лет. С труппой Большого побывал в Ковент-Гардене в Лондоне, в Гранд-Опера в Париже, и я все равно могу сказать, что Большой театр – особенный. Это не просто здание, это – живое существо!

Как вы приняли решение завершить карьеру танцора?

Мне был 41 год, я был еще в хорошей форме и мог бы продолжать танцевать. Но почувствовал, что пришло время что-то изменить в жизни. Это было тяжелое решение, но я все больше и больше задумывался о том, что мне не нравятся те процессы, которые происходили в балете, когда форма, а не внутреннее содержание стала выходить на первый план. Я придерживаюсь того мнения, что балет – это элитарное искусство, и мне больно, когда я вижу, как в него добавляют посторонние жанры, и становится больше гимнастики, чем классики. Я считаю, что через адский физический труд балет всегда должен выражать высокие идеи.

Так я понял, что хочу ставить балеты сам. Ушел я в никуда, конкретного предложения у меня еще не было, однако я не боялся, знал, что не пропаду. Я уехал в путешествие, а когда вернулся, мне позвонили из Бурятского театра.

Музыкально-хореографическая фантазия «Шопениана, или японские этюды».

Автор идеи – Александр Топлов, балетмейстер-постановщик – Морихиро Ивата, режиссер-постановщик – Дмитрий Белянушкин.

Так начался ваш путь, как постановщика и руководителя.

Раньше я думал, что танцевать – вот самая интересная работа, ничего не может быть увлекательнее, но оказалось, что заниматься постановкой еще интереснее!

Мне пришлось оставить семью в Москве. В Улан-Удэ у меня был только один близкий человек – мой старший брат, как я его называю. Опять нужно было начинать все с начала. Теперь я ехал с целью руководить, мне нужно было научиться этому, я верил, что я смогу что-то изменить во вверенной мне балетной труппе. Конечно, пришлось столкнуться со многими трудностями, многое преодолеть. Вы не поверите, но я только тогда сделал одно важнейшее открытие – оказывается, с человеческой ленью бесполезно бороться! И если человек не хочет что-то делать, и он лентяй, то тут я бессилен! Мне потребовалось 7 лет работы, чтобы понять эту нехитрую истину.

Как-то раз, уже работая в Улан-Удэ, я приехал в Большой театр и встретил там Владимира Никонова – народного артиста РСФСР. Его не стало в августе этого года, величайшая личность. Он спросил меня: «Как дела?», и я сказал ему, что у меня в театре полно проблем, на что он ответил: «Поэтому ты и поехал туда, не было бы проблем – не надо было бы работать», мне понравилась эта простая и мудрая логика.

Чему еще вас научила жизнь в Бурятии?

Я буддист, а в Бурятии есть крупнейший центр буддизма в России, там развит и шаманизм. А я испытываю к этому большой интерес. Есть в мире энергии и явления, которые существуют вне материального мира, но влияют на него. Однажды мой друг – старший брат, о котором я уже говорил, сказал мне: «Тебе нужно открыть третий глаз, чтобы понять, как устроен мир». После этого разговора я общался со многими людьми, искал ответ на этот вопрос, и понял для себя, что третий глаз – это способность видеть мир истинным, без примеси собственного эго.

В Бурятии Хамбо лама сказал мне: «Если ты будешь 20 лет здесь жить, то я буду называть тебя великим». Но я все-таки не великий, 20 лет я там не смог прожить, и уехал в Нижний Новгород.

Какие впечатления от работы в Нижегородском театре оперы и балета имени А.С. Пушкина?

К сожалению, из-за пандемии я всего полгода смог поработать в полную силу, потом все приостановилось. Мне нравится, что здесь, в Нижнем Новгороде, я вижу большую заинтересованность и поддержку со стороны губернатора и министра культуры. Я вижу, что они не безразличны к искусству, мы имеем общие цели, и я уверен, что сможем их достичь. Мне хочется работать, хочется быть полезным. В театре прекрасная, талантливая труппа. Я мечтаю, чтобы балет и опера прославили Нижний Новгород.

Что вы думаете о Нижнем Новгороде?

Замечательный город! Мне очень нравится здесь гулять. Первым делом я, конечно, изучил Покровку, потом Кремль…  Мое любимое место в городе – это, пожалуй, тропинка вдоль Кремлевской стены, у Коромысловой башни, очень люблю здесь бывать. Нравится мне и шикарная набережная. Я катался на фуникулере, недавно съездил полюбоваться природой на Щелоковский хутор. Когда я впервые увидел Чкаловску лестницу, она меня поразила: это современный объект, который появился в сороковые годы, но это место люди полюбили, и без него город уже немыслим. Я хочу, чтобы и балет так же прочно вошел в жизнь Нижнего Новгорода и стал его важной частью, его украшением. 

 

Текст: Анна Лобова

Фото: Хироши Абе

Следите за нашими новостями в Telegram
Места:
Нижегородский театр оперы и балета им. А.С. Пушкина

Комментарии (0)

Купить журнал: