Дмитрий Буныгин о фильме «Восьмёрка»

Просторечное название трехдверной легковушки не очень-то шло и куцей повести Захара Прилепина — там грязно-белая «Лада» с выключенной на зиму печкой, будучи частью пейзажа, ненавязчиво с ним же сливалась. Снятая по мотивам «Восьмерки» картина получила такой заголовок, скорее, по инерции. Седьмой игровой фильм Алексея Учителя мне всю дорогу не терпелось окрестить «Пробежкой», по аналогии с «Прогулкой», последней бесспорной работой этого петербургского режиссера-амбидекстра, который одинаково ловко владеет приемами и документального, и художественного кино. Или обозвать «Смертельной гонкой 2000 года», раз уж постер «Восьмерки» с курьезной точностью воспроизводит и без того вторичный рекламный плакат автотриллера «DriveAngry» с Николасом Кейджем (в нашем прокате – «Сумасшедшая езда»), а действие обрывается 1 января наступившего тысячелетия. Так или иначе, заголовку не хватило скорости: Учитель, мифограф Бунина и медиум Романа Виктюка, дебютировал в жанре боевика мягко, с изяществом кошки, но веско, с настойчивостью пантеры.

Лык (Александр Новин), Грех (Артем Быстров), Шорох (Павел Ворожцов) и прилепинский альтер-эго Гера (резидент Омского драматического театра Алексей Манцыгин) хоть и служат в ОМОНе, страсть как любят махать кулаками во внерабочее время. Тихие, неприметные пареньки и рады бы мирно сосуществовать, однако ни украсить дворовую ель, ни забыться в компании праздничных салатов, ни просто выйти-подышать воздухом им не обломится за все полтора часа чуть ли не самой быстротечной ленты Учителя — даром что последние несколько минут в ней отданы концертному клипу омско-московской формации «25/17» («Пока не выключат свет» — чахоточный рэп с прилипалой-припевом, щадящая версия гоп-группы «Градусы»). Грех злится из-за прилетевшего под бок «пера», Шорох лечит проломленный бандитской подстилкой череп, козлевичу Лыку злые братки писают на капот форсажной «антилопы», споро несущей четверку «антимушкетеров» от одного пункта предвкушаемой массовой драки к другому. Вожак Гера, в свободные от насильственного падения под поезд дни, спит с невестой чуткого и всё понимающего криминального царька Буца (Артур Смольянинов).

Универсальная формула экранного экшна «kisskissbangbang», пущенная в обиход американским классиком эмоциональной кинокритики Полин Кейл, в трактовке российских кинематографистов выглядит сплошным «bang». Мальчики дерутся, и было бы бестактно спрашивать, по какому особому поводу, когда (в середине или конце 90-х) и где (в Нижнем Новгороде или близ станции метро «Кировский Завод»). Что до общественно-политических сносок Учителя, то они зловещи сами по себе и, как и всполохи лав-стори, возникают в отрыве от основного действия. «Я ухожу в отставку. Россия должна вступить в новое тысячелетие с новыми политиками, с новыми умными, сильными, энергичными людьми», — исторический новогодний некролог Бориса Николаевича грозной пылью оседает в опустевшей квартире. «Базара нет», — орут из соседнего кадра раздухарившиеся клубные певички. «Шла первая половина 2000 года» — просится сюда финальный титр «Груза 200».

Камера, видно, не любит Захара (писателю не удалось сладить с собственным персонажем-таксистом: в кадре Прилепин, как в проруби — тонет, булькая строчками). Один из лучших советских сценаристов Александр Миндадзе тоже не из теплых чувств мордует литературный первоисточник серией запрещенных драматургических подножек, когда-то составлявших гордость позднееперестроечных мафиозных опусов вроде «Воров в законе» Кары и «Каталы» Бодрова-старшего. Сорвавшаяся попытка автора «Охоты на лис» и «Пьесы для пассажира» освежить хронику битв за респект наиболее ценной здесь сюжетной линией, посвященной двусмысленным отношениям Геры и Буца, больше говорит о специфике технического процесса: на стадии сборки «Восьмерки» монтажный пульт уступил свое место хорошо темперированой мясорубке.