Даниэль Орлов: «Формула литературного успеха: это произведение удачи на сумму труда и таланта»

Современный писатель, активный участник Международного литературного фестиваля им. М.Горького, проходящего в Нижнем Новгороде, скоро выпускает новый роман, а его бестселлер «Чеснок» будет переиздан. Своим писательским опытом он щедро делится со своими многочисленными учениками.

Лауреаты премии «ТОП 50. Самые знаменитые люди Нижнего Новгорода» Елена Орен и Егор Черкасов поговорили с ним о самом сокровенном.

Е.Ч.: Ты окончил геологический факультет и около десяти лет работал по специальности. Связаны ли для тебя геология и литература?

Д.О.: В моей жизни геологии давно уже нет, с тех пор, когда, как мне показалось, отрасль рухнула окончательно. Вообще, я в экспедициях со школьного детства, ездил с отцом-геофизиком. Меня оформляли в штат под чужой фамилией и в свои, например, тринадцать лет я платил налог за бездетность. Это было забавно, служило поводом для шуток студенток, оказывающихся с нами в поисковых партиях. Но секса в СССР не было, особенно для школьников и студентов, и я продолжал платить этот пикантный налог до девяносто первого года, когда тот пропал вместе со страной. О геологии, вернее не о геологии, а о серьезных нравственных проблемах на изломе времен, но с использованием геологического колорита я написал роман «Чеснок», а до того сочинил фантастическую повесть «Северная крепость». Больше я надеюсь геологов не трогать. Дай им Боже щедрых полевых и хорошей погоды. Вообще, это опасное искушение «сесть на свою тему», будь то геологи, охотники, акушерки, ополченцы, север, тайга, офис, а потом доить уже сухое вымя, аккуратно выдавая продукт «с содержанием литературы». Но это, несомненно, удачная авторская стратегия. Именно к этому подвигают своих авторов многие издательства. Так авторов удобнее продавать. Заметьте, авторов продавать, не книги.

Е.О.: Что тебе ближе: поэзия или проза? Стоял ли перед тобой такой выбор?

Д.О.: Я люблю стихи, в них заключено все лексическое и интонационное многообразие современного языка. Обязательно читайте стихи! Читайте стихи современников! Ну а сам я в рифму больше не пишу. Это особый тип творчества, соответственно другой тип восприятия да и сознания вообще – экстатический, сверхинтуитивный, на грани с нормальностью. Не бывает в поэзии иначе. В противном случае, настоящих стихов не напишешь. А стихи, пусть самые спокойные, это всегда прирученная истерика. В них заключена сумасшедшая нервная, образная энергия. Если бы я продолжал писать стихи, меня не хватило бы на прозу. Проза – игра в долгую. Да и не интересно мне сейчас заниматься стихосложением. Потом, возможно, будет иначе. Я эти двери закрыл, но не запер.

Е.Ч.: Следует ли молодому писателю раз и навсегда определиться с направлением своего творчества или стоит пробовать себя во всем ?

Д.О.: А кто таков «молодой писатель»? Если он молод по возрасту, то ему надо вообще все попробовать, прежде чем он докажет миру, что он писатель. Я не верю в прозаиков моложе тридцати лет. Есть исключения, но это исключения. Проза вырастает не только из чувства языка, знания принципов построения текста, владения инструментарием и наглости. Жизненный опыт, причем собственный, необходим. Опыт потерь, боли, расставаний, смертей, стыда за себя и других, покаяния и отречения. Без этого прозы не будет. Без этого будет нарезка из чужих находок, подделка или симпатичная беллетристика. Про жанровую прозу я не говорю – это проза, подчиняющаяся жестким законам, которые выручают автора, компенсируют ему даже отсутствие яркого таланта. А без того, чтобы вначале разбросать камни, не получится.

Е.О.: Что для тебя «русский текст»?

Д.О.: Удачное название для серии проектов, которые я веду. Здесь и непосредственно фонд, который задуман был как средство аккумулирования средств на эти проекты, это и фестиваль, и литературная школа, и издательство. Что-то спит, что-то бодрствует, что-то просыпается. Если бы я был литературным функционером, я бы сделал очень-очень много, тем более имея опыт, страсть и образование (в какой-то момент я даже получил MBA). Но я занимаюсь этим всем факультативно, как бы нехотя. Восемьдесят процентов моей нервной энергии я трачу на собственную прозу. Это мое дело. Так я понимаю свое предназначение. Честно говоря, такое положение дел меня устраивает. Однако именно эти десять-двадцать процентов усилий на литературные проекты дают мне средства к существованию. Ни для кого не секрет, что в современной России книжная отрасль разрушена и на гонорары автору прожить невозможно.

Е.Ч.:. Какую роль в твоей жизни сыграл «Чеснок»?

Д.О.: Когда я писал эту книгу, я думал, что ее будет невозможно проигнорировать, что я написал нечто поистине эпохальное, к тому же интересное. Увы, премий этот роман не нахватал. К моменту его выхода начался «черный передел» в издательстве, его выпустившем, что вынудило уйти моего редактора и руководителя редакции. Премия «Русский букер» почила. «Большая книга» роман проигнорировала, сделав вид, что он не был подан на конкурс, жюри «Национального бестселлера» не додало одного голоса для попадания в шорт, а премия им. Гоголя в срочном порядке изменила положение о конкурсе, запретив авторам дважды участвовать в одних и тех же номинациях. На остальные премии книгу уже не подавали. Я решил, что не имеет смысла, коль скоро нет допечатки тиража. Но время течет быстро, в феврале права на книгу возвращаются ко мне. Думаю, что мой литературный агент Ольга Аминова будет рада предложить «Чеснок» издательствам. Это большой роман, я его писал несколько лет и, конечно же, отношусь к его персонажам с нежностью. Читателям, в отличие от литературного бомонда, роман понравился. Не проходит недели, чтобы я не получил письмо с благодарностью. Как автору мне очень приятно. Не скрою.

Е.О.: Как сделать литературу модной?

Д.О.: Она модна везде, кроме нашего богоспасаемого отечества. Это следствие монополизации рынка. Монополия развратила всех: от редакторов до продавцов книг. Будут тиражи, будут и продажи. Им лениво продавать. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Я двадцать лет работал директором издательства, потому могу с цифрами в руках доказать ущербность и лживость нынешней схемы книжной дистрибуции в стране. Вам говорят, что чтение перестало быть модным? Говорят, что люди предпочитают иные виды досуга? Это все вранье! В Европе пять лет подряд растут тиражи печатных книг. В США есть небольшой спад последние три года, но он на уровне 3–4%. Вся Европа читает книги, только у нас книги не читают. И виноваты не читатели. Книга недоступна из-за огромной цены и идиотского распространения. Цена такая непомерная, потому что мал тираж и существует цепочка оптовик – малый оптовик – магазин, каждое звено которой накручивает 100% от отпускной цены издательства. Книгу просто не купить. Книгу можно только украсть. А это значит, что автор будет вынужден мести метлой двор соседнего бизнес-центра, чтобы прокормить семью.

Е.Ч.:. Можно ли на литературе зарабатывать ?

Д.О.: Мои коллеги в Дании, Норвегии, Нидерландах, Великобритании, Корее, те, кого знаю лично, живут исключительно на гонорары от своих книг и те субсидии, которые дают им различные государственные и частные фонды. Никто из них не работает «на стороне». Все заняты только литературой. Они создают современную литературу на национальном языке. Значит, такое возможно и у нас. Что для этого надо сделать? Это тема отдельного разговора. Что делать автору? Автору нужно честно относиться к главному делу своей жизни – писать. Прозаик должен работать ежедневно и плодотворно. 

Е.О.: Сколько часов в день работает поэт и прозаик?

Д.О.: Про труд поэта мне говорить вроде как не пристало. Мне всегда кажется, что это божьи создания, которые умудряются написать гениальные строки в метро по дороге с дружеской вечеринки, ночью эти строки поставить в правильном порядке, а утром отредактировать получившиеся, чтобы отправить в толстый журнал к обеду. А прозаик должен работать минимум по четыре часа каждый день. Это непосредственное письмо. Есть еще саморедактирование, есть работа не за письменным столом – осознание, обдумывание, интуитивная работа. У меня на роман уходит больше года. Есть те, кто пишет быстро. Но все успешные прозаики – это авторы, пишущие не от случая к случаю, а регулярно.

Е.Ч.: Каков главный фактор, благодаря которому начинающие авторы смогут быть услышанными в литературном мире?

Д.О.: Нет такого фактора. Повторю единожды найденную мной формулу литературного успеха: это произведение удачи на сумму труда и таланта. Должно повезти. Но без труда и таланта не обойтись. Сейчас стало модно заявлять, что при определенных условиях писателем можно сделать любого, мол творческие способности есть у всех. Нет. Это ересь. Талант – всегда константа. Без таланта не бывает писателя, художника, композитора. Бывают только имитаторы и жулики. Начинающему автору нужно слушать мир, понимать, что волнует людей, и чувствовать, отражается ли это в нем. Чем громче эхо общей боли, тем больше шансов на то, что оно сможет стать топливом для прозы.

Е.О.: Для чего ты участвуешь в литературных премиях?

Д.О.: Я участвую в очень ограниченном количестве литературных конкурсов как автор и привередливо отбираю те, куда мои книги можно послать. Если книга попадает в короткий список одной из больших премий, это становится поводом для увеличения тиражей автора, интереса к нему со стороны иностранных литературных агентов, а значит и возможности перевода. Это важно. Но вообще ситуация, когда авторы бьются не за тиражи, а за премии, неестественна. Это карикатура на литературный процесс. Уверен, рано или поздно мы вернемся к прежней схеме, когда литературные премии станут последним пунктом бытования книги, уже после тиражей и переводов, а не наоборот.

Е.Ч.: Возможно ли в современном мире самому, в одиночку стать признанным автором?

Д.О.: Я не понимаю этого вопроса. То есть без поддержки какой-то литературной тусовки? Почему нет. Пример Алексея Иванова у всех на виду. Да, ему однажды крупно повезло с тем, кто вложился в печать его книг, но без таланта, упорства, литературного мастерства и авторской злости не получилось бы феномена Иванова. А он очень интересный писатель. Мне больше нравятся его ранние романы: «Блудо и мудо», «Общага на крови» и «Географ глобус пропил». Но это дело вкуса. Опять же кого называть «признанным автором». Одно дело быть признанным в профессиональной среде, среди коллег, другое дело – иметь тиражи. Есть один странный человек, собирающий полные залы почитателей, у которого тиражи книг похожи на тиражи членов правления Союза Писателей СССР. Но в профессиональном сообществе его за писателя не считают. Он и не писатель. Не все, что написано, сверстано и переплетено – книга. Далеко не все. 

Е.О.: Есть ли таблетка для развития воображения и писательского таланта ?

Д.О.: Надо развивать интуицию и эмпатию. Как это делать без ущерба для психики и здоровья, не знаю. Но это те мускулы, которые прозаик должен качать всю свою жизнь. Чуть один ослабнет, всему скелету несдобровать. Прозаикам надо читать стихи. Кроме того необходимо получать и аудиовизуальные впечатления. Нужно слушать симфоническую и другую сложную музыку, можно джаз или сложные роковые композиции. Нужно смотреть картины. Нужно слушать людей. Нужно, прежде чем писать, сунуть посох подмышку и босяком обойти мир. Надо напиться до беспамятства, потерять документы, получить по морде. Нужно пожить, прежде чем написать первую книгу. В жизни необходима случайность и абсурд. Не позволять провидению взять тебя под опеку, значит лишиться откровения. Некоторым удавалось достичь необычайных высот в искусстве, оставаясь на волне случайности. Не все, однако, писали книги. 

Е.Ч.: Нужны ли социальные лифты для поддержки, продвижения писательской молодежи, или время такое, что каждый «сам за себя»?

Д.О.: Время всегда одно и то же. И есть общий принцип: стал мастером – оставь после себя учеников. Все остальное – лишь следствия из этой простой максимы. Плохо, когда учат те, кого самого еще не доэкзаменовали. Профессиональные сообщества худо-бедно решают проблему притока новых авторов в литературу. Государство еле-еле оплачивает заявки на семинары и фестивали. НО всего всегда не хватает. Это естественное сопротивление среды. Я много преподаю. Не скажу, что я это делаю из альтруистических побуждений и желания помочь отечественной словесности. Я так зарабатываю. Но я делаю это абсолютно честно и бескомпромиссно. Мои ученики не дадут соврать. Уверен, что польза для начинающих авторов от моих лекций и семинаров есть. С некоторых пор, желающих учиться у меня стало так много, что я планирую преподавательскую работу уже на полгода вперед.

Е.О.: Где ты черпаешь сюжеты для произведений?

Д.О.: В собственном жизненном опыте. Иногда это истории моих знакомых, совсем редко –  посторонних людей. Но я должен это пережить, внутренне переболеть. А вообще, большинство сюжетов родилось из хаоса помех и мерцания разноцветных искр. Я не знаю, откуда взялись все эти люди, которым суждено было пройти в мир посредством моих текстов. Они просто появились. И я лишь наблюдал за ними, стараясь ничего не испортить и не тронуть.

Е.Ч.: Что пишешь сейчас?

Д.О.: Я практически закончил новый большой роман «Время рискованного земледелия». Какие-то части из него я новеллами «раскидал» по толстым журналам. За новеллу «Счастливая жизнь в долг», что является первыми главами романа, я даже успел получить премию журнала «Дружба народов». Но целиком роман, надеюсь, выйдет в следующем году. Не могу пока сказать, в каком издательстве. Тут я полностью полагаюсь на вкус, опыт и мнение моего литературного агента Ольги Аминовой. Мы как-то удивительно друг друга понимаем, похожим образом смотрим на литературу и на прозаический текст. А вообще, книга для меня оказалась очень тяжелая, что называется «больная», потребовавшая сильнейших эмоциональных переживаний. Я ее с перерывами писал чуть больше двух лет. И по-человечески малодушно рад, что могу наконец отделаться от всей этой истории, поставив точку в конце рукописи.

Е.О.: Стоит ли писать в книге правду, и все ли правда в художественном произведении? Где грань между вымыслом, замыслом автора и ложью?

Д.О.: Валерий Попов написал триптих, состоящий из повестей «Третье дыхание», «Плясать до смерти» и «Комар живет, пока поет». Эти книги последовательно рассказывают об алкоголизме жены, наркотической зависимости и смерти дочери, тяжелой болезни и смерти отца. Страшнейшие беды в жизни человека. Но для писателя это оказалось топливом прозы. Там каждая строчка – правда, но одновременно и неправда. Потому что писатель обязан метафоризировать реальность, лишь тогда она становится литературой. И тогда это не чернуха, а гуманистическая, возвышающая читателя литература, делающая его сильнее, человечнее. Мы пишем для читателя. Читатель – наш судья и соучастник всех наших писательских преступлений: и нашей лжи, и нашего воровства, но и нашего подвига. И правда не содержится в книгах, правда рождается в читательской душе.

Е.Ч.: Повлиял ли режим самоизоляции на твою производительность труда в области литературы?

Д.О.: Я живу на острове в Балтийском море. Я специально переехал из Петербурга в Кронштадт, чтобы иметь возможность взглянуть на жизнь со стороны. У меня всегда самоизоляция. Я мало с кем вижусь, на материк выезжаю не чаще одного раза в месяц. Для моей литературной работы не изменилось ровным счетом ничего. Что касается производительности, то как она может зависеть от какого-то карантина? Я как вставал в 7:35, так и встаю. Как писал по 4–6 часов в день, так и пишу.

Е.О.: О какой победе ты мечтаешь?

Д.О.: О невозможной. Если бы, к примеру, «Динамо» Ставрополь победил петербургский «Зенит» было бы неплохо. Да… Совсем неплохо.

Фото: из архива героя