Frologies: боль тела

Сострадание и переживание чужой боли – одна из первых тем в теории искусства. Аристотель в «Поэтике» указывал, что катарсис в трагедиях есть очищение от страха и боли путем их переживания в искусстве. К античному искусству отсылает Frologies в работе «Маска». Здесь обезображенное лицо напоминает нам не только древнегреческие театральные маски и борьбу между ахейцами и троянцами, но и лондонскую школу живописи, в частности Фрэнсиса Бэкона. Это persona, у которой нет лица. Почти весь объект – это шум природы, похожий на грязь, пыль, мокрую землю. Пожалуй, остались только безумно насмехающийся рот и глаза.

К образу всего тела обращается художница в своих рисунках. Одна из работ отсылает нас к очень личной истории: художница долгое время жила с человеком, который страдал шизофренией. Фраза, которую он однажды произнес, – «Да не в коконе я» – стала названием рисунка и поразительно точной характеристикой диалектики кокона и внешнего мира, внутреннего мира и угроз, зоны комфорта и зоны развития. Самообман, который изображен на ярко-красном рисунке, вторит тому противоречию, который исследовал Рене Магритт в своих бунтарских картинах. «Это не трубка» – писал бельгийский сюрреалист под трубкой. Так образы бунтовали против собственных названий. У Frologies же отрицание – это оправдание. Образ здесь не может осознать себя. Он под собой не чует опоры.

Совсем другое тело мы видим в рисунке «Мир» – прототипом здесь выступил сосед художницы, который регулярно делал гимнастику во дворе. Холодный и пугающий образ остался в памяти и отразился в форме страшного коврового красно-чёрного рисунка. Опасность и смерть в одной плоскости. Здесь утренняя гимнастика связана отнюдь не с аэробикой и Джейн Фондой, а с парадами физкультурников, какой можно увидеть в фильме «Цирк». Там белизна спортсменов отсылала к древнегреческим идеалам, в том числе к калокагатии: воспитанию совершенного человека.

К образу лица, но уже страдающего художница обращается в работе «Спички-клетки». Здесь она взаимодействует с контекстами русского авангарда. Зашифрованное лицо героя вписано в черный квадрат на тонкой дощечке. Лицо это «заперто» спичками. Если спичку поджечь – всё сгорит. Нереализованный потенциал спички намекает на будущий трагический финал.

Мученичество, которое как мотив так распространено на Руси, неизбежно связано с телесными страданиями. Не зря свой «Черный квадрат» Малевич повесил в красном углу «Последней футуристической выставке картин “0, 10”». «Черный супрематический квадрат» Казимира Малевича подразумевался в качестве окончания старого мира. Таковым он и вышел. Правда, точка эта явилась провозвестником новых, еще более страшных событий.

Телесная внутренняя боль не обязательно живет под тонким слоем кожи. Даже монстры могут плакать. «Я хотел, чтобы он был всегда со мной» на первый взгляд работает с образом «Демона сидящего». Там демон – фигура страдающего и скорбного духа, который летит над миром. Он изгнан из Рая и поэтому не может смириться с потерей. В рисунке Frologies великан тоже не может смириться с потерей. Он плачет. Он не может быть стоиком, чтобы каждое утром просматривать скорбно и безучастно фотографии. Он страдает и плачет по-настоящему. Искренность эта задевает.

После красного, черного и древесного мы подходим к синему. Но не к холодному синему, а синему воды и слез. Великан тонет в собственных слезах, как девушка лежит на воде. В одном из рисунков Frologies опять обращается к образу квадрата, но уже синему и помещает свое альтер эго внутрь него. Белое тело, превращаясь в белый фон, в нем же и растворяется. Оно уже не выполняет никаких упражнений, потому что оно уже там, внутри природы. Это тот позитивный момент, к которому приходит зритель. Даже монстры плачут, что уж говорить о Frologies, которая надевает кротовую шубку. Плакать – это нормально. Ненормально – не говорить об этом и не стараться это пережить.

Текст: Светлана Горлина
Фото: предоставлены художницей