Андрей Помулев: «Я долго не решался назвать себя художником»

Вы предпочли не получать высшее образование. Почему?

В 1995 году я окончил Аничков лицей — школу, открытую на волне перестройки при Дворце творчества юных. Попал в экспериментальный дизайн-класс, все выпускники которого по идее должны были поступить в Мухинское училище. Наш руководитель Сергей Анатольевич Таланкин собрал единомышленников: преподаватели воспитывали в нас и художественный вкус, и мастерство, обучая всему, что связано с изобразительным искусством, — от рисунка до работы на гончарном круге. Казалось, что нас и так всему научили, и в «Муху» я не пошел.

Родители, наверное, были не в восторге от этого?

Да, мама видела меня студентом вуза, а отец, кузнец по профессии, мечтал, чтобы я продолжил его дело. Но я пропадал на рейв-вечеринках. Завел свой лейбл «Танц-пропаганда», на котором выпускал кассеты с записями диджеев Яниса, Компаса Врубеля и других тогдашних звезд, однако бизнеса из этого не вышло. Занялся созданием первого в городе радио электронной музыки, «Радио Активность», но потом наш инвестор сообщил, что все деньги он проторчал и купить FM-частоту не на что. Мы расстроились и пошли на радио «Рекорд», в результате я делал первый рейв «Вспышка сверхновой». В 1995–1996 годах на пару с промоутером Колей Блоцким мы проводили в клубе «Тоннель» серию вечеринок под названием Odyssey, на одну из которых пришел Тимур Новиков, так мы и познакомились. Мне было семнадцать лет. Я никогда не был так называемым студентом Новой академии изящных искусств, как, например, участники объединения «Речники», но с Тимуром мы как-то спелись, и я прибился к неоакадемистам. Одно время у меня даже была своя комнатка в штаб-квартире Новой академии на Пушкинской, 10. Это была своего рода игра взрослых людей: все разговаривали друг с другом на вы, называли коллег профессорами, при этом хихикая в сторону. У меня с ними заметная разница в возрасте, но мы всегда были на одной волне. После смерти Тимура началось деление на лагери, но я в наследники славы Новой академии не напрашиваюсь.

Из всех художников-неоакадемистов плотнее всего вы общались с Владом Мамышевым-Монро.

Мы делали вместе несколько проектов, но до наших дней сохранились лишь «Русские вопросы». Проект по мотивам русских народных сказок с участием Кати Голицыной, Ирены Куксенайте, Лизы Березовской и других друзей Влада, заказанный отделом новейших течений Русского музея, был впервые показан летом 1997 года в Мраморном дворце. Я в этой истории выступал в качестве фотографа, актера, а потом еще и «расцарапщика». Технику расцарапки, вроде бы банальную, но в реальности совершенно авторскую, Влад изобрел, пытаясь подправить фотографию перьевой ручкой, в которой вдруг закончились чернила. Тогда он стал скрести все фото, снимая скальпелем тончайшие слои и добиваясь разных цветовых вариаций.

В вашей жизни был и период кураторской работы?

В 1999–2000 годах я сотрудничал с Маратом Гельманом, который накануне выборов проводил фестивали «Неофициальная Москва» и «Культурный герой XXI века» в Москве и «Неофициальная столица» в Петербурге на деньги тогда еще довольно серьезной партии СПС. Должность моя называлась «номинатор»: я, во-первых, привозил местным деятелям бабки на мини-фестиваль в их регионе, а во-вторых, должен был, например, в Самаре, Перми или Петропавловске-Камчатском выбрать из числа местных художников тех, чьи работы стоило везти на выставку в Москву. Как Хлестаков, мотался по провинции, где сразу проходил слух: «Человек из столицы будет собирать искусство, которое потом там покажут!». (Смеется.) По результатам поездок я устроил выставку «Дом» в общежитии Литинститута: прямо в комнатах студентов мы вешали работы современных художников, включая картины известных авторов Владимира Дубосарского или Сергея Бугаева Африки. А потом повторили этот проект уже в Петербурге. Я нашел коммуналку из двадцати четырех комнат на 7-й линии Васильевского острова. Все бабушки были счастливы: нарядились, поставили на общей кухне таз с пряниками для посетителей. Конечно, сейчас бы я ни во что подобное не вписался, а тогда это казалось интересной движухой, да еще и давало возможность заработать и увидеть Россию. К тому же там работали все друзья — от архитектора Миши Бархина до промоутера Дениса Одинга.

Сегодня вы сами себя кем считаете?

Художником. Я вертелся в художественном мире с юности и, зная все подводные камни этой опасной речки, долго не решался себя так называть, но, как ни крути, я все-таки именно он и есть. Моя серия работ этого года маслом по дереву «В снегах»— дань уважения, оммаж Тимуру Новикову и его «тряпочкам». А еще я фанатик изображений и настоящий архиватор: собираю и храню фотографии, открытки, флаеры, визитки, монеты, журналы, афиши и так далее. Количество этого мусора начинает пугать, мне кажется, это психическое заболевание. Я завел несколько блогов, адреса которых можно найти на сайте pomulev.com, — делюсь картинками с подписчиками, и их число тоже пугает.

Андрей Помулев — член попечительского совета Фонда Владислава Мамышева-Монро, помогал в подготовке посвященной художнику ретроспективы «Архив М» в ММСИ. Первая персональная выставка Помулева «Конструктор» прошла в галерее «100 Своих» в 2008 году. Серия «В снегах» была показана в пространстве «Тайга», на выставке художников неоакадемического направления «Строгость и красота» в UVG Gallery в Будапеште, а также в галерее Erarta в Лондоне.

Текст: Виталий Котов
Фото: Антон Рудзат