Владлен Гаврильчик

Как ты пришел к тому, чтобы заняться живописью?

Мой отец и твой дед был командиром-пограничником. Я родился вдали от культурных центров — в Среднеазиатском военном округе. Никакой художественной жизни там не наблюдалось. Первая картина, с которой я столкнулся, — «Три богатыря» на обложке школьной тетради. Мы всем классом искали в ней зашифрованный вражеский лозунг «Долой СССР!». Помню, как училка повесила перед нами плакат с ежом и попросила срисовать. Оказалось, только я изобразил ежика один в один. Понял, что люблю рисовать и умею это делать. А в 1940-м я очутился в столичном городе Ашхабаде. Когда грянула война, отец ушел на фронт. В Ашхабаде в это время стали появляться новые люди: эвакуация, в частности московская. В школе у меня был друг, москвич по имени Герман Рафаэль. Матушка Германа, глядя, как я увлечен рисованием, сказала: «Владик, отчего бы тебе не поступить в художественное училище?» В Ашхабаде такое было. Я пришел со своими рисунками, какой-то молодой человек посмотрел и сказал: «Ну что, мы тебя принимаем». Правда, мачеха очень возражала против моего увлечения. Она всегда говорила: «Владька, ты никогда не будешь художником. Все художники — пьяницы и прощелыги». Славная была женщина, правильно оценила эту профессию.

В каком году ты поступил в училище?

В 1943-м. Но ничего из этого не вышло. 18 марта, ровно в День Парижской коммуны, пришел почтальон и вручил извещение о том, что отец пал в бою. Мачеха осталась с тремя детьми. В это время в Ташкенте открылось суворовское училище, куда принимали детей погибших офицеров, и она устроила меня туда. После его окончания было два пути: либо в пехотное пограничное училище, либо в военно-морское в Ленинграде. Туда я и отправился. Окончил в 1951-м с дипломом вахтенного офицера, званием лейтенанта, присвоенным мне, между прочим, Берией, и был отправлен в Тихоокеанский округ. В 1955 году Хрущев объявил сокращение Вооруженных сил, а я службой уже тяготился и написал рапорт. Уволился в запас и вернулся в Ленинград. Пойти учиться на художника я не мог: был уже обременен семьей и должен был работать. Оказался в статусе художника-любителя, рисовал темперой на оргалите какие-то сюжеты, искал свой путь.

То есть ты пошел по пути самообразования?

Да, получал по почте журналы об искусстве стран народной демократии, был записан в библиотеку Академии художеств, посещал отдел эстампов в Публичной библиотеке. Так что представление о том, что делается на «земляном шаре» в области изящных искусств, у меня было. Не вылезал из Эрмитажа. В Доме художественной самодеятельности на Рубинштейна, где по воскресеньям рисовали голых баб, — а я туда таскался потому, что рисовать Аполлонов было скучно, — обнаружил Васю Полевого, парня цыганистого вида, который делал кубистские наброски. Через него и попал в художественный мир. Главное знакомство — с учеником Петра Филонова Левой Каценельсоном, коллекционером и художником совершенно не соцреалистического толка. Общался с филоновцем Михаилом Цыбасовым. Еще Вася познакомил меня с Олегом Григорьевым. Покупаем две пачки пельменей, две бутылки водки, приходим к Олегу. Первое, что я у него увидел, — выдающиеся рисунки. Совершенно другой подход к цвету, контуру, пропорциям. Олег как художник был гораздо интересней, чем в своих стихах. Я и в Москву гонял, познакомился со столичным авангардом: с Ильей Кабаковым, с Женей Бачуриным — у него и останавливался в мастерской.

«Рисует вошь, рисует гнида, рисует тетка Степанида, рисует северный олень»

Когда состоялась твоя первая выставка?

В 1967 году председатель молодежной секции Дома архитектора Толя Акмен к моей радости предложил устроить ее в этом славном месте.

Мы все говорим об изобразительной части твоего творчества, а что с литературной?

Эти две музы — рисования и сочинения стихов — расположены близко. Юношеских стихотворений у меня не было. Первое сложил, прогуливаясь по Петроградской набережной, году в 1960-м. Я стихи никогда не писал, сочинял все в уме.

Расскажи о первой публикации.

К 1969 году у меня было двадцать одно стихотворение — цикл «Изделия духа». Подруга, которая занималась переплетным делом, напечатала книжку тиражом три экземпляра. Этот самиздатовский сборник попал в руки к Косте Кузьминскому, а вокруг него группировалась питерская поэтическая самодеятельная элита. После он уехал в Штаты, а сборник оказался у Михаила Шемякина. Тот опубликовал мои стихи в альманахе «Аполлон-76», где были представлены все сочинители советского андеграунда — прозаики и поэты. Потом, уже в перестройку, мне дали грант от Фонда Сороса на издание полноценной книги.

Как ты относишься к современному искусству?

Рисует вошь, рисует гнида, рисует тетка Степанида, рисует северный олень — рисуют все, кому не лень.

Какие у тебя планы на будущее?

Сесть за пишущую машинку и целиком погрузиться в литературный мир.

Текст: Мария Гаврильчик
Фото: Денис Гуляев