Знакомьтесь, Александр Комаров - новый директор Арсенала.

Вы не боитесь, что вас будут сравнивать с Анной Марковной?

Это совершенно нормально. Многие думают, что Арсенал и Анна Марковна - одно и то же. Но это не так. В музее большая творческая команда, и все, что здесь создается — результат коллективной работы. В 2007 году я пришел сюда волонтером, потом работал в «Рекорде» и до 2012 сотрудничал с Арсеналом как партнер. А потом стал сотрудником музея. На творческом совете, который собирается раз в неделю, мы вместе решаем, какие выставки делаем и зачем, какие концерты организуем, какое кино показываем. В этом смысле со сменой директора в Арсенале ничего кардинально не изменится – команда та же, принципы работы те же.

Есть ли у вас ощущение, что сейчас мода на культуру, на светскость, на искусство?

В последние годы появился запрос на интеллектуальный досуг. Когда мне было 20, были другие ценности, а сейчас на выставках толпы молодых людей, которые ходят не просто поглазеть, а именно понять. Появилась мода быть умным, интеллектуально развитым человеком. Что-то понимать в музыке, что-то в моде, анализировать культурные явления.

Я еще застала времена, когда хорошим тоном было смеяться над искусствоведами с заумным языком, который никто не понимает. Даже в сериале «Универ» над этим иронизировали.

По моим ощущениям, до середины нулевых писались очень сложные кураторские тексты. У простых людей было полное ощущение, что это набор умных фраз в случайном порядке. На самом деле смысл в этих текстах, конечно, был, но до него не каждый мог добраться. Язык, которым можно говорить о современном искусстве, в России только формировался. Хотя мне такие тексты нравились, они звучали как тибетская мантра.

Сейчас по-другому?

Сейчас авторы больше внимания уделяют коммуникации с читателями. В советское время был казенный, клишированный язык для описания искусства, и когда открылась другая теория искусства, то это быстро все освоили и очень этому радовались. Тогда это было становление языка, а сейчас пришло все в равновесие и стало возможно, не теряя содержательной глубины, выражать смыслы более понятно.

Как вам кажется, люди понимают, что происходит в музее? Однажды я пришла на выставку с шестилетней дочкой, она застыла у гравюры и стала спрашивать, почему все в одежде и танцуют, а дядя голый. Вскоре вокруг нас собралась целая толпа, оказалось, у многих были те же вопросы, которые они стеснялись задавать.

Действительно, мы очень часто не понимаем, что имел в виду автор. Есть много мемов на тему современного искусства. Как будто классическое искусство более понятно. На выставке «Между землей и небом» моя знакомая видела, как три женщины долго рассматривали работу Гойи, а потом одна из них сказала: «Нет, все таки не понимаю я современное искусство», и две другие с ней согласились. Эпохи уходят вместе со своим языком, и о многом мы можем только догадываться.

А что делать?

Смотреть и изучать. Музей погружает человека в контекст, он объясняет, что это была за эпоха, какие тогда были ценности. Многие ругают исторические сериалы, где, например, изображают XVIII век, а играют темнокожие актеры, говорят, мол, не могло такого быть. Как будто ошибки – примета только современности. Но если мы посмотрим на полотна с распятием Христа XIII–XIV столетий, то увидим, что римские легионеры одеты как солдаты XIII века, чего, конечно, никак не могло быть. Эти нестыковки всегда были и будут.

Художник имеет право переосмысливать что угодно.

Это верно. Но нужно понимать, что классического искусства как такового не существует – в момент создания оно всегда современное. Тот, кто сейчас кажется нам что ни на есть классиком, для своего времени был современным художником, новатором, который переворачивал все с ног на голову. Только было это 500 лет назад.

Существует массовое искусство?

В свое время было разделение на массовую и элитарную культуру, сейчас все несколько сложнее. И если правила 30 лет назад были понятны, то сейчас это не так и очень часто массовое и элитарное – одно и то же. Возьмем, к примеру музыку: в академической очень часто можно встретить приемы массовой культуры, а в поп музыке легко может угадываться отсылка к классике. Вся современная поп-культура на самом деле выросла из академической. Компьютерная музыка, диджеинг – наработки 20–40-х годов. Просто тогда это было элитарным искусством, а сейчас стало массовым.

Именно на этом пересечении и случилась наша с вами коллаборация с поварами. Я поразилась, как много блюд с отсылкой к Ренессансу появилось в нижегородских ресторанах после того, как шеф-повара побывали на выставке «Названо Вазари. Возрождение».

Потому что эпоха Возрождения, как бы это пафосно ни звучало, всеобъемлющая. В ней каждый может найти что угодно. Самый известный пример человека эпохи Возрождения – Леонардо да Винчи: ученый, инженер, художник, наверняка и готовил неплохо.

Искусство сильно меняет людей?

А как иначе? Меня оно поменяло. И вас наверняка тоже.

У вас есть частная коллекция?

У меня есть несколько графических работ художников студии «Тихая». На последнем «Артмире» очень понравилась керамика учеников детской школы с Автозавода. До этого нечто похожее встречал в «Граунд Солянке», там дети создавали арт-объекты в соавторстве с художниками. Взрослые подсказывали техники, а дети делали основную работу. Получилось очень здорово.

Зачем детям искусство?

Оно учит смотреть на мир. Дети обязательно попадут в образовательные системы, где их, возможно, попытаются научить «правильно» думать. Так вот, искусство дает детям свободу думать «неправильно», оно развивает личность. Я, например, очень жалею, что у меня в детстве ничего подобного не было. В Дзержинске 90-х годов было не до искусства. Но мне кажется, было бы намного лучше, если бы тогда там существовало что-то похожее на семейные программы Арсенала или керамическую мастерскую.

Текст: Катерина Смирнова
Фото: Анастасия Макарычева