Художник-камнерез двадцать лет назад возродил утраченную новгородскую технику мелкой пластики, а в 2000-х стал ювелиром. Салоны «Владимир Михайлов» с православными крестами и иконами открыты в семи городах.
Как вы пришли к вере?
Нравственные основы заложила бабушка: она водила меня в храм Параскевы Пятницы. Это был единственный в Боровичах действующий храм, который не прерывал служб с дореволюционных времен. Но родители мои были обычными советскими людьми, так что я не рос особо религиозным ребенком. К истинной вере мы идем всю жизнь. Меня лично к Богу подтолкнули жизненные испытания: был в молодости период, когда ушло много друзей, волей-неволей задумался о вечном.
И в творчестве к религиозной тематике тогда же пришли?
Чуть раньше. Сначала я занимался живописью, посещал семинары московского художника Николая Ротанова. Он дал мне совет серьезно заняться прикладным искусством. Вскоре я понял, что от мелкой пластики получаю больше удовлетворения. Когда у меня родился первенец, я инстинктивно искал большего самовыражения и однажды, прогуливаясь по лесу, нашел интересный камушек, из которого вырезал нательный крест. Учителей у меня не было, сам по образцам постигал искусство новгородской мелкой пластики. С тех пор все и пошло: меня стали просить сделать крест или иконку каменную. Камень сам по себе монументальный материал, выразительный, несет большой заряд — ни металл, ни дерево не сравнятся. Темные сланцы, окаменелая глина обладают сдержанностью и суровой выразительностью. Символы веры из них получаются очень весомые.
Расскажите о вашей встрече с патриархом Алексием II.
Когда грянула перестройка, заказов сильно поубавилось, а критики прибавилось, часто спрашивали: почему в камне? почему он черный? Мы же за счет критики ищем истину, и я начал сомневаться, стоит ли мне заниматься этим дальше. Чтобы определиться, я добился аудиенции у владыки Алексия — тогда он еще был митрополитом Ленинградским и Новгородским, — мне было важно узнать его мнение о моем труде. Эта встреча оказала на меня огромное впечатление. Я не почувствовал никакой официальности — только домашний уют и радушие, душевную теплоту. Этот человек умел расположить к себе. К счастью, Алексию очень понравились мои работы, он меня благословил на дальнейший труд, и я уверовал, что мое дело нужно. Потом я много работ сделал для подарочного фонда патриархии: священнические кресты, складни, резные образа. Работал на Псковскую епархию, Ленинградскую, Новгородскую, Тульскую, Ногинскую, на Вологодчину.
Как началось сотрудничество с Ювелирным домом Сасонко?
Случайно, но тоже в кризис, в следующий. Снова стало мало заказов и от духовенства, и от мирян. И тут мы с Балтийской ювелирной компанией — тогда они назывались так — практически одновременно вспомнили о том, что давно хотели посотрудничать. Таким образом я начал серьезно работать не только с камнем, но и с металлом, литейщики и формовщики стали воплощать мои модели в серебре, золоте, платине.
В этом году вы представляли Россию на выставках Art Monaco и Art Affair Cannes. Как вас там приняли?
Удивительно тепло. Все-таки на Западе Россию воспринимают только через синтез с православием: в культурном плане у нас богатое наследие и имеется авторитет, а вот в светском мы Европу только догоняем. Конечно, на фоне крашеных крокодилов, джинсов и прочего арта наши традиции были как глоток свежей воды для воспаленного горла.
В чем главная проблема современного общества?
В том, что это общество потребления. В советское время нас хоть и ломали много, но все же оставалось место для самовыражения, творчества. Сейчас у молодежи, к сожалению, не остается времени на философствования и поиск себя.
Почему так происходит?
Не свое делаем, готовую модель ищем на Западе, а она чужая, не подходит нам. Мы это поймем, конечно, лет через семьдесят.
Что нужно сделать, чтобы понять раньше?
А к Богу идти надо. Библию читать — там ответы на все вопросы есть.
Нет ли диссонанса в том, что салоны, где продаются ваши произведения, находятся в самом сердце общества потребления? Например, в галерее бутиков «Гранд-Палас»?
Ну, к сожалению, так оно есть. Приходится. С другой стороны, место-то исторически достаточно благородное.
Библейскую фразу о том, что легче верблюду пройти в игольное ушко, чем богачу попасть в Царствие небесное, надо трактовать иносказательно или прямо?
Трудно войти в Царствие Божие имущим все здесь. Действительно, мир накопления захлопывается над человеком, который живет по модели западного общества. Как говорится, сытое брюхо к наукам глухо. Божье по духу — это воздержание. Но я все-таки верю, что у нашего человека есть иммунитет, в какой-то момент он просто выплюнет все это.
Текст: Виктория Пятыгина
Фото: Алексей Онацко
Комментарии (0)