Захар Прилепин

ПОЧЕМУ БИТ СМЕНИЛ РИФФ

Каждому поколению нужна своя знаковая система, свой словарь, чтобы изъясняться. Возникновение новой системы не означает гибель прежней, но вокруг все меняется, меняются ландшафты, политика, социум, язык, и прежних опреде- лений становится недостаточно.

На наших глазах появилось столько нового, любопытного, непривычного: демократия, Ксения Собчак, оборотни в погонах, эскорт-услуги, наркомания и миллион молодых, полных сил наркоманов, национальный вопрос, Бен Ладен, мобильные телефоны, айподы, ПИН-коды, компьютерные игры, леворадикалы, праворадикалы, «единороссы», серфинг, дайвинг, шопинг...

Со всем этим надо было что-то делать. «...Все уже было сказано до нас, мы лишь добавляем в тему бит и бас», — спел однажды Ноггано.
Новая песенная культура появляется не потому, что люди постигают новые истины, — это им так кажется, что постигают, на самом деле они лишь наступают на старые грабли. Новые песни появля- ются затем, что нужно каким-то образом ввести в языковой оборот накопившееся в последние годы барахло. По сути, все, что нужно понять русскому подростку или молодому человеку, спели в свое время Высоцкий, Галич и Окуджава, а потом Цой, Летов и Башлачев. Там уже все есть про честь, му- жество и любовь. Но у этих ребят ничего не было про терки, яйца Фаберже и лабрадора Кони. А мы, когда слушаем песни, хотим узнавать мир вокруг себя и себя в этом мире.

Какое-то время русский подросток никак не мог разыскать и рассмотреть своего отражения. Он не слышал музыки, где ему сформулировали бы то, что он уже знал о себе, но сам не мог об этом сказать и тем более спеть. Нет, какая-никакая рэп-продукция появлялась уже давно, но она чаще всего была вовсе низкого качества либо ее, что называется, продюсировали.

Продюсерский продукт никогда не станет откровением. Продюсер не хочет выговориться, он хочет заработать. Он не создает новый разговорный словарь — он пользуется прежними понятиями, упрощая их для подрастающих недоумков.

В этом смысле русский рэп пришел вовсе не на смену шансону, как мне приходилось слышать. За редчайшими исключениями шансон внекультур- ная или, точнее сказать, субкультурная вещь. Это может быть «душевно», это может быть «по при- колу», но вообще, к чему среднестатистическому старшекласснику, который совсем не собирается в тюрьму, или студентам физфака и юрфака вся эта бесконечная блатотень?
Рэп пришел на смену року, как рок пришел на смену бардовской музыке.
В 1980-м похоронили Высоцкого, он и по сей день является безусловным авторитетом в русской песенной традиции, но уже тогда «дети проход- ных дворов» (Цой), постепенно вырастающие в «поколение дворников и сторожей» (БГ), ждали, когда у них появится свой бит и бас. Окуджава в свое время сочинил для тех, кто ждал, «Полноч- ный троллейбус», но он уже никак не мог сочинить «Пригородный блюз». Поэтому его написал Майк Науменко из группы «Зоопарк» и в одной песне сообщил о своем поколении все, что нужно. Рок-н-ролл дал моим сверстникам иллюзию новой свободы, нового буйства, нового единства. 

«Мы вместе!» — сказал Кинчев в 1986-м. «Дальше действовать будем мы!» — спел Цой в 1987-м. «Выйти из-под контроля!» — позвал Борзыкин в 1988-м. Уверенность в том, что мы вместе выйдем из-под контроля и дальше будем действовать сами, была огромна. Ничего этого не случилось, но вкус иллю- зии был так терпок и сладок, что повзрослевшее сердце до сих пор благодарно тем молодым витиям. В 1988-м, как раз когда начало рождаться поколение нынешних слушателей рэпа, шагнул в окно восьмого этажа Александр Башлачев, и в эту черную дыру образовавшимся сквозняком увлекло едва ли не половину состава рок-героев: Цоя, Науменко и Летова, Янку Дягилеву, Дюшу Романова, Алексея Полковника Хрынова... А еще Федор Чистяков сел в тюрьму, а после выхода из нее раздумал сочинять песни. Вячеслав Бутусов при жизни превратился в мрачную мумию, а Илья Кормильцев, придумавший все ве- ликие тексты «Наутилуса Помпилиуса», неожиданно умер. Надолго смолк Дмитрий Ревякин, разучился сочинять новые блюзы и рок-н-роллы Чиж, ушел в тотальную петербургскую мизантропию Михаил Борзыкин. Распустил «Звуки Му» Петр Мамонов, зачастил за океан «Аукцыон», задумался о чем-то своем Александр Скляр. А Кинчева ломало так, будто он ре- ально получил черную метку. В итоге в новое столетие наро- дившееся юношество побрело без всякого призора. Ему никто не сказал: «Мы вместе!» Ему, напротив, сообщили, что всякий из них отныне сам по себе.

Я уж не говорю про нас, тридцатилетних. Найти хоть одну пев- чую птицу, которой доверяли бы мои сверстники, — большая проблема. Ну, впрочем, Гребенщиков и Шевчук, конечно. Но они ж деды, аксакалы! Если б они не брились, их бородами можно б было выложить Транссибирскую магистраль.

«Где та молодая шпана, что сотрет нас с лица земли?» — пел БГ когда-то в палеозое, если точнее — в 1981 году. Никто и предположить не мог, что шпану придется дожидаться чет- верть века. Она к тому же не собиралась никого стирать с лица земли, но явилась ровно тогда, когда многие всадники рок-н- ролла осыпались со своих седел и частично стали в хорошем смысле травой.

БИТВА ЗА РЕСПЕКТ

Теперь уже не так важно, кто из числа рэп-призыва явился первым. В доисторические времена рэп-композиции были и у БГ, и у Кинчева, но мы ж не о них. Была давняя, почти отдель- ная от нынешней история, в центре которой стояли ребята из группы Bad Balance, но она давно завершилась. Особой стро- кой надо сказать о группе «Кровосток» — случалось и такое. Безусловно отметилось «Многоточие». Даже Серега был с его первым, зашибенным альбомом, но этого минского рэпера что-то очень быстро повлекло на новогодние «огоньки», ко всей неистребимо окопавшейся там нечисти, — и сразу Сереги как бы не стало. Была мощная ростовская движуха, начавшаяся в конце 1990-х, оттуда родом и Хамиль, и Змей, и Баста, и «Песочные люди», и многие иные. Но тот год, когда рэп из развлечения столичных подростков или ростовских заводил начал становиться национальным достоянием, мы можем на- звать точно. Это 2007-й.

Помню, я ехал в машине, и водитель нашей конторы включил какой-то совершенно невнятный рэп-сборник. Там были мега- байты оглушительной чепухи, но две песни сразу перещелкну- ли во мне какой-то давно заржавевший тумблер. «Неужели вот оно?» — сам себе не поверил я. Там был еще первый, неальбом- ный вариант «Ориджинал Ба» от Гуфа и «Голос андеграунда» Ноггано. Прослушал еще по сорок раз каждую песню и понял: да, случилось то, что так давно было нужно. Началась очередная история, когда музыка — в нашем случае рэп — появилась, чтобы озвучить, оязычить сразу целое поколение. «Битлы» и «Роллинги» тоже далеко не первыми заиграли рок-н-ролл, но взорвали мир именно они. Вот и у нас произошла та же история, которую вполне можно восстановить по датам.

В 2007 году Гуф выпустил «Город дорог». В том же году Centr (тогда еще «Центр») записали диск «Качели». В следующем, 2008-м, выросший из Басты злой ребенок Ноггано выдал альбом «Первый», а Вис Виталис — пластинку «Делай что должен». В том же году подгадала «Каста», сделав лучшую свою запись — «Быль в глаза», и появился первый диск рэпера Noize MC. Наконец, в 2009 году группа «25/17» выпустила знаковый альбом «Только для своих». Это было как обвал. Серия оглушительных ударов в мозг. Это был очень вкусный и нужный шок. 

По масштабу явления произошедшее идентично тому, что случилось за какие-то год-два, отсчитывая от 1987- го. Тогда, напомню, вышла пластинка «Энергия» — самый первый и самый лучший альбом «Алисы». Тогда была записана «Группа крови» — самая известная и самая знаменитая пластинка «Кино». Вскоре появилось «Отечество иллюзий» — самая известная и показательная пластинка группы «Телевизор». И на том же отрезке «Аукцыон» записал «Как я стал предателем» — совершенно гениальный и непревзойденный даже ими самими альбом. Мы тогда, году в 1990-м, думали, что эта лафа будет вечной и подобные пластинки станут появляться ежегодно, — ага, щас. Таких больше не было вообще.

Но блажен тот, кто не упустил этот момент и услышал и понял, с чем имеет дело, вовремя. Таким прозорливым оказался, естественно, не я один. Альбом «Делай что должен» Виса Виталиса был признан лучшим альбомом сезона в 2008 году по мнению журнала Rolling Stone. Noize MC с огромной скоростью заработал столько бабла, что вошел в русский список «Форбса». Гуф стал победителем Russian Street Awards в номинации «Артист года». И так далее, и так далее. В последние годы диски Ноггано традиционно возглавляли списки всероссийских музыкальных продаж, и если кто-то и «подвигал»  его, то разве что Гуф. Noize MC устроил пару оглушительных околополитических скандалов и за год на три головы перерос статус «молодежного артиста», а «25/17» стремительно приобрели статус не просто известной, но культовой группы. Но главное, как это слушалось и слушается, каким не- мыслимым количеством людей!

Окна моей городской квартиры выходят на разные стороны: кухня — на улицу, детская — во двор. Однажды летом пью чай на кухне, а на улице собралась молодежь и подрагивает плечами под совместки Ноггано и АК-47. Пошел в детскую — там студенты и студентки нежатся под Гуфа. Порадовался за то, что песни, которые пару лет назад слушал в моем районе едва ли не я один и навязывал недоумевающим товарищам («Ты чего, Захар? Ты можешь, после того как вырос на “Аквариуме”, слушать вот это?!»), теперь слушают сотни тысяч, в том числе и мои интеллигентные друзья. Прилег на кровать в своей комнате — за стеной играют «25/17» с пластинкой «Только для своих». Этих самых своих оказалось оглушительно много. Случившийся переворот вскоре признали и ге- рои рок-н-ролла. Еще живой Илья Кормильцев, услышав Виталиса, сказал, что давно ждал такой музыки — и вот она появилась. Константин Кин- чев заявил, что высоко ценит Ноггано и Гуфа, чуть позже особо отметил команду «25/17», с которой теперь уже записал совместную вещь. Я спросил как-то у Шевчука, что интересного он слышал в последнее время. «Ноггано хорош», — добродушно сказал Юрий Юлианыч. Разговорились на те же темы с Александром Скляром («Ва-банкъ»), и он о том же: самое интересное, что сегодня есть в русской музыке, — это рэп. Ноггано, Гуф, «25/17» — парни отвечают за базар и знают, о чем говорят, признал Скляр. А в рок-н-ролле — полный штиль, резюмировал он. Так рокеры, вдруг обна- ружившие, что в рок-н-ролле они детей не нажили, признали в качестве сыновей ростовских, омских и прочих челябинских сиротинушек, вымахавших в крепковыйных зверей.

ЧИТАЮЩАЯ НАЦИЯ

Иные могут увидеть в том, что авторскую песню сменил рок, а рок, в свою очередь, рэп, очевидное культурное упрощение. Исполнителей рэпа пока еще принято считать малообразованными типами, тем более что они постоянно дают повод именно так о них и думать. Но не все, далеко не все. Кроме того, когда мы были юны, старшее поколение тоже весьма снисходительно смотрело на тех, чьими плакатами мы закле- ивали стены своих хрущевок. «Дикари! — думали наши отцы о наших героях. — Крикуны!»

Но вот прошли годы, и незаметно стали ясны очень простые вещи: по масштабу дара Башлачев не меньше, чем Высоцкий, 

Гребенщиков не меньше, чем Окуджава, Шевчук не меньше, чем Галич. Безусловно, если у Цоя не найти и пары проходных или пошлых песен, то, скажем, у Басты такого добра зава- лись. Однако если средний уровень рэперов пока еще ниже средней рок-н-ролльной планки года эдак 1989-го, то по каче- ству главных своих песен нынешние ребята тому поколению никак не проигрывают.

Вот Ноггано: «Птицы», «Полина», «Калифорния», «Один», «Улица теперь не та», «Кирпичи», «Дурка», «Депрессия» — это ж, прямо говоря, новая песенная классика. Если на одной стороне диска записать вышеназванные песни, а на другой — «Звезду по имени Солнце», за Ноггано ни разу стыдно не бу- дет. Зато будет радостно. Или, скажем, послушайте «Шестой лесничий» от «Алисы» и тут же «Снайпер», «Девять дней», «На городской карте», «Это все», «Будь белым», «В городе, где нет метро» и «На серьезке» от «25/17» — поймете, что имеете дело с соразмерными вещами.

И потом, на наших глазах исполнители русского рэпа стремительно взрослеют. Они ж действительно представляли собой, как выражалась моя теща, «поколение Маугли». Это первые постсоветские подростки, до которых никому не было дела, кроме дилеров или, в лучшем случае, родных бабушек (см. биографию Васи Вакуленко или слушайте Гуфа).

Но никто на одном месте, слава богу, не стоит. Баста 2006-го
и Ноггано 2011-го — это вообще разные люди! Послушайте, как виртуозно рифмует «Каста» на последних пластинках. Иные тексты Noize MC вообще хоть в стихотворные антологии помещай. Явно учатся стихосложению у Высоцкого отличные пацаны из «Типси Тип». (Едва ли, конечно, Владимиру Семеновичу пришло бы в голову сочинять такое: «... весь в надеждах на влагалище, / искал еще, но только нахватал лещей», однако то, что вышеуказанная двусоставная рифма появилась в русской поэзии впервые, придется, хоть и с ухмылкою, признать.)

Небрежно набросанный текст, рифмы на хромых ногах, которые позволял себе, скажем, Птаха, — да кто только не позволял и кроме него — все это постепенно становится мове- тоном. Нормальному пацану пристало красиво формулировать и ровно излагать. В общем, сверим итоги рок-н-рольной эпохи с эпохой рэпа лет хотя бы десять спустя и посмотрим тогда. Главное же то, что русский рэп во второй раз за последние четверть века совершил очень важную вещь: воз- вратил русскому подростку ощущение, прошу прощения, родины. Впервые подобное случилось в 1991-м.

Сегодня предпочитают не помнить, что с середины 1980-х в общественном сознании начали происходить дикие трансформации: само слово «русский» стало звучать оскорби- тельно, нацию объявили звероподобной дурой, от которой никакого толку, один стыд и ужас, культура наша, как вдруг тогда выяснилось, оказалась ворованной, победы — ничтожными, да и пахнет от нас скотом, рабом, навозом и сиву- хой. Менее всего тогда стоило ожидать русскому молодому человеку защиты от рок-н-ролла, вскормленного «Роллингами», «Токинг Хедс» и «Кью», но она пришла именно оттуда.

Кто мог предположить, что после Radio Silence, записанного в США, БГ вдруг выдаст нежнейший «Русский альбом»? По буквам повторяю: «Русский альбом». В 1991 году! Тот же самый БГ, который в 1989-м, давая интервью, острил: «Русский — это значит: вешай всех других». Тогда же Шевчук буквально вернул в обиход слово «родина», которое вслух и произносить-то было неприлично. «Еду я на родину», — громогласно спел Шевчук.

А кто, слушая «Энергию» и «Блок Ада», мог ожидать, что Кинчев совершит натуральный русофильский переворот в «Шабаше»? Кто, наконец, ожидал проявления на двух последних пластин- ках Цоя русской народной тематики, которой днем с огнем не найти было в «Начальнике Камчатки» и «Ночи»? К 1990 году из молодых и порой незамысловатых рок-н-ролльных бойцов «Калинов мост» превратился в уникальное песенное явление: Ревякин будто заговорил на славянском праязыке, ловя в серебряной воде речи забытые корневые смыслы. Нынешнему поколению рэп-старателей пришлось столкнуться с той же проблемой заново.

Сам смысл существования государства и нации в нулевые годы обнулился. Идеологию заменили PR-технологии, единым правилом бытия стал слоган «Не парься!», а также апофеоз бессмысленной радости, выраженный в тошнотворном рефрене «Все будет хорошо!». «Было плохо — будет хуже» — ответил на это Бледный из «25/17». «Борись за свою независимость!» — провозгласил он же в паре с Идефиксом. «Ответить, где ты? — спросил Виталис. — В белом гетто». «Здесь даже солнца не видно», — констатировал Баста/Ног- гано, чуть ранее разразившийся убийственным памфлетом «Демократия».

Может быть, песня «Россия моя» от Басты/Ноггано и страдает (ой как страдает) некоторой патетикой, но куда важ- нее, что это большое и важное слово снова вернулось в речь. Там, где оказались бессильны семья, школа и государственные идеологи, со своей правдой объявились нежданные рэперы. Все новые русские слова они уже освоили — пришло время возвращать и осваивать старые. Большая работа для серьезных ребят.