Сын великого режиссера Алексея Германа-старшего в прошлом году выпустил драму «Бумажный солдат», которая удостоилась приза «Серебряный лев» Международного Венецианского кинофестиваля.
Я живу с ощущением конца истории, мне все время кажется, что я на пороге чего-то. Мне часто снится конец света, снится, что все умерли, или случилась ядерная война, или все затопило. А я, кстати, плавать не умею.
Людей я не очень люблю. Большинство любить не за что, во всяком случае в кинематографической среде. К кому-то, процентам к десяти, отношусь очень хорошо, кого-то терплю. Не люблю говнюков, непорядочных, лживых и мелкохитрых. А их становится все больше и больше.
Мне кажется, что кризис обнаружит в людях самые низкие черты. На моих глазах в нормальных людях уже происходит большое количество ужасных мутаций.
Я могу назвать себя интеллигентом. Как в советское время это слово было наделено отрицательным смыслом, так и сейчас интеллигенция считается нежизнеспособным классом в эпоху расхищения капитала. Интеллигентный человек – тот, которому не плевать на то, что происходит, который чувствует взаимосвязь с местом, где он живет, и не превращается в машину для воровства.
Я не танцую гопак перед олигархами – смотрите, какой я творческий, – и не превращаюсь в «персонаж». Как только ты становишься «персонажем», ты погибаешь. Также я не хочу быть членом Российского союза кинематографистов, где существует Никита Сергеевич Михалков. И, к сожалению, питерского тоже, потому что с приходом Димы Месхиева питерский союз перестал отстаивать интересы города, а стал филиалом московского. Мне это неинтересно и противно.
«Папенькин сынок» – это то, что мне всегда приходилось слышать. Папа – известный кинематографист, дедушка – известный писатель. Меня-то за что любить? Если в Голливуде стараются все-таки соблюсти приличия, то у нас открыто говорят, я уже даже не удивляюсь. Таких, как я, всегда будут в чем-то подозревать, а уж если у меня что-то получается, все тем более начинают искать в этом заговор. Но это даже не зависть других, а их слабость.
Получив награду за «Бумажного солдата», я не то чтобы стал больше в себя верить, я и так всегда в себя верил. Но это было как избавление от маленького человека внутри себя, который постоянно говорит: «Я тоже есть, я тоже режиссер». Страх и боязнь, что ничего не получится, все равно присутствуют.
Государство выделяет четыре с половиной миллиарда на съемки «общенационального кино, пропагандирующего нравственные ценности». Сейчас на эти деньги хотят снимать восемь блокбастеров, а закончится все тем, что полбюджета просто растащат. Национальное кино – это не боевики вроде «Одиночного плавания» Михаила Туманишвили, это не кино, которое объяснит, что все было бы хорошо, если бы не сионисты, это не размахивание флагом. Западные фильмы, которые могли бы называться национальным кино, – это «Инопланетянин» Стивена Спилберга и «Красотка» Гарри Маршалла. Эти картины сомнительны с художественной точки зрения, но они создают ощущение уютной страны, куда хочется отправиться. А вся эта наша ху…тень про заговор мировой закулисы, кроме ощущения паранойи, у нормального человека ничего вызвать не может.
Комментарии (0)