Интерьер. Надежда Анфалова

Рабочую зону украшает исключительно мое творчество, чужое я не коллекционирую: графика, картины академического периода, который для меня остался в прошлом, часть шелкографических проектов. Я окончила факультет графики в Академии художеств, и моей специализацией была литография.

Однажды встал вопрос о том, какие еще печатные техники мне были бы интересны. Последний год кроме фотопроектов и инсталляций я занимаюсь экспериментами с шелкографией на металле. На полках расположились авторские книги на латуни, протравленные кислотой для достижения объема. Каждая доска является арт-объектом и представляет собой страницу, посвященную одному из стихотворений поэтов Серебряного века о Венеции. С другой стороны шелкографическим методом выполнены мои рисунки разных уголков Венеции. Здесь присутствует только часть работ, остальные разошлись по выставкам.

На стене — неполная серия, выставлявшаяся в прошлом году в Варшаве и посвященная первому пути из Петербурга в Европу — железной дороге Петербург — Варшава. Изображая вокзалы, я совместила несколько времен и частично наложила на изначальную архитектуру то, что мы можем видеть сегодня. Мне неинтересно было просто рисовать, я совместила акварель, карандаш, фотоматериалы нашего времени и прошлого века, потому что не все здания сохранились в первозданном виде. Я не использую компьютерную обработку, все делается вручную, потом сканируется и печатается на бумаге, металле или другой поверхности.

Раньше эта комната представляла собой два помещения, разделенные деревянной перегородкой. Мы вырезали ее по контуру и обложили плоскими кирпичами, которые были собраны в Петропавловской крепости, где они от сырости отслаиваются. Использование кирпичей — это скорее вынужденная мера, потому что штукатурка была в столь плачевном состоянии, что обрабатывать ее нам показалось бессмысленной затеей.

Череп коровы, будучи распилен на две части, преобразился в кронштейн для горшков из Японии, которые сочетаются с зелеными оконными рамами. После поездки в Марокко мы решили покрасить их в небесно-голубой цвет. Когда сняли краску с дерева, оказалось, что оно пожелтело от старости. После покрытия бирюзовой морилкой рамы приобрели изумрудный оттенок с намеком на средиземноморское настроение. Окна сохранились здесь с 1913 года. Они прекрасно служат и имеют чугунные задвижки, на которых написано «Гарантия десять лет», а им уже почти сто. Все комнатные двери и некоторые стекла в квартире тоже родные.

Пианино начала ХХ века пережило блокаду и стояло в доме у моей бабушки. От морозов у него треснула чугунная дека, и при переезде на эту квартиру пришлось от нее избавиться. Из-за этого пианино утратило свои музыкальные способности и было превращено в письменный стол, а потом, когда некуда стало складывать шелкографию, обзавелось выдвижными ящиками.

Из комнаты имеется выход на балкон, где мы отдыхаем и пьем чай. Он не навесной, а расположен на эркере, поэтому нет угрозы, что он обвалится.

Барную стойку в гостиной, совмещенной с кухней, украшают лампы с антикварных рынков Ирана, Сирии, Марокко, Индии, Китая и Израиля. По комнате «расползлись» части швейных машинок, которые служат ножками и подпорками для полок. Над столом висит моя фотография, сделанная в Каире и участвовавшая в выставке Русского музея «Врата и двери».

Кабинет оформлен под впечатлением от поездки в Марокко, где часто встречаются глинобитные полки. Подобного эффекта удалось достичь с помощью монтажной пены, на которую обычно сажают окна, и шпаклевки. Застывшую массу на стене и потолке мы вручную обстругали ножом. Я давно мечтала о камине, которому у нас долго не находилось места. В результате мы остановились на биопечи, которая горит не хуже и не требует вытяжки. На полках можно заметить купленный на развале физический прибор и плитки, найденные в заброшенном городе Иранского нагорья. Рабочий стол, часы, зеркало и фотопортрет начала века достались в наследство от крестной матери.

фото: Игорь Симкин

текст: Владлена Петровер