Покрас Лампас: "Внутренняя философия не дает потерять свою идентичность"

Вы учились на специалиста по рекламе. Насколько эти знания вам помогли выстроить личный бренд или все произошло без заранее продуманной стратегии?

Образование, связанное с креативными специальностями, формирует некую независимость, потому что сама система  в этом направлении работает поверхностно. Все знания, которые нам давали, были либо устаревшие, либо такие простые, что очень многое приходилось узнавать самому. Поэтому, в первую очередь, я шел за определенной свободой и за тем, чтобы понять - что такое система образования. Я не хотел стать студентом, который скован расписанием и жесткими рамками, определяющими, как я должен учиться и в какую сторону развиваться. Поэтому я выбрал рекламу. Как это мне помогло в жизни? Я выучил английский, изучил основы психологии, рекламы и рынок не только как студент, но и как человек, который хотел практиковаться. И считаю, что самым главным решением стало уйти с последнего курса, тем самым проявить собственное видение того, что система образования была несовершенна и мне в ней некомфортно было получать диплом. 

Когда только начинали свой путь к каллиграфутуризму, вы часто делали мастер-классы. Почему не продолжили?

Это не происходит последние четыре года. Когда я начинал, в России не существовало комьюнити, связанного с современной каллиграфией. Сам термин был настолько редким, что мне приходилось искать переводы статей в ЖЖ, чтобы увидеть, что это. Тогда только формировался Вконтакте, а в группы, посвященные каллиграфии, искусству или дизайну, только вступали первые сто подписчиков. И естественно, я как человек, который этим жил, горел, понимал,  что знаю наиболее актуальную информацию, которую можно сконвертировать в конкретную теорию и практику. К тому же, был довольно высокий запрос на то, чтобы именно я это сделал. Но когда я перестал быть в условной позиции ученика и стал учителем, то понял, что обретаю собственный стиль и все меньше хочу продавать кому-либо свои знания, потому что это размывает авторскую идентичность. Если мы говорим о преподавании основ - прекрасно, что есть люди, которые несут знания через время и эта история часто связана с традициями, а не экспериментами.  Преподавать основы каллиграфии гораздо более простой инструмент, нежели преподавать современную каллиграфию в авторском стиле. Как можно заставить всех работать в авторском стиле, если он изначально авторский? Как только я сам для себя это все осознал, то честно перестал делать любые мастер-классы.  

С одной стороны вы цитируете в своих работах отрывки из манифестов Казимира Малевича и других футуристов, а с другой - говорите о новой визуальной культуре. Как можно построить новую визуальную культуру на идеях прошлого века?

Я могу высказать предположение, что подобный вопрос связан, возможно с неправильным восприятием или недостаточной эрудицией, потому что русский авангард как точка отчета стала для нашей культуры одним из самых главных явлений. Это фундамент, который позволил российскому искусству стать узнаваемым и очень влиятельным во всем мире. Он вдохновил огромное количество людей на дизайн-проекты, на архитектурные проекты и  проекты, связанные с искусством. Все они были прогрессивными для своего времени. Я обращаюсь к той части нашей культуры, которая для меня является довольно важной и считаю, что многие вещи актуальны в том числе и сейчас. Что касается новой визуальной культуры - не стоит забывать о том, что любая культура строится не только на разрушении всего старого. И конечно, если мы говорим о чем-то новом, то мне важно выстроить определенную связь, в том числе и визуальную. Но я дословно никогда не цитирую, а лишь обращаюсь к каким-то источникам. Даже если мы берем какие-то работы Малевича, я же их не перерисовываю.

Нет. Но разве в работе «Мета-супрематическом кресте», которую вы сделали в Екатеринбурге, не использовали прямую цитату Малевича? 

Тут очень важно понять методологию художника. Цитата работает и обретает новый смысл только за счет того, что она погружена в новый контекст.  Если мы рассматриваем эпоху постмодерна в целом, то переосмысление прошлого и создание новых смыслов - это один из его главных постулатов. Если мы уходим в метамодерн,  то понимаем, что существование нескольких смыслов а одном объекте- это нормально. Поэтому когда мы обращаемся к русскому искусству, мы его не цитируем дословно, а лишь погружаем какие-то вещи, созданные в прошлом, в актуальный контекст. И если мы смотрим на архитектуру города, построенного под влиянием того или иного бэкграунда, и если бэкграунд города связан с развитием промышленности, во времена Советского Союза, развитие промышленности напрямую связано с развитием русского авангарда, который повлиял на промышленный дизайн, на архитектуру и в том числе на архитектуру площадей, зданий, типографики, логотипов, и формы рабочих - вообще на все, что людей окружало на протяжении многих поколений. Поэтому эта точка важна для переосмысления, а не для дословного цитирования. 

После скандала в Екатеринбурге вы восстановили работу не в виде креста, как было изначально запланировано. Почему вы пошли на компромисс с обществом, которое было явно против такой работы в городе?

На самом деле, основная проблема многих ситуаций в России в том, что актуальный дискурс выстраивается не во время конфликта, а после. В случае с Екатеринбургом, мы понимаем, что это город со сформированным комьюнити: с одной стороны - связанного с православной религией, а с другой - со светским обществом.  Площадь сама по себе - это пространство, за счет своей архитектуры помогает людям объединяться. Для меня этот смысл является ключевым. Если бы я высказывался внутри своей мастерской, я бы имел полное право делать и говорить как я вижу, без каких-то правок, корректировок и дискуссий, потому что это высказывание художника, которое существует в его системе ценностей, знаний и собственной парадигме. Когда же мы говорим о паблик-арте, то он обязательно проходит цензуру, согласовывается с администрацией и нужен для того, чтобы город развивался, появлялись  новые туристические точки. Эта история с площадью - в первую очередь, констатация того, что общество в России находится на данной ступени эволюции. Я просто вскрываю проблему, подчеркиваю, но бороться с ней через конфликт считаю не совсем корректным. Поэтому новая работа имеет конкретное название - это «Мета-супрематический крест». Сам смысл мета - это высказывание, связанное с терминологией, введенное еще Платоном (есть теория, что приставка «мета-» происходит от термина Платона metaxis, обозначающего колебание между двумя противоположными понятиями и одновременность их использования - прим. ред.). И мета говорит о том, что существует два равных значения у одного и того же образа. Если мы обращаемся к образу креста, он одновременно существует как в иконографии с тысячелетней историей, где образ креста имеет четкую ассоциацию. И одновременно с этим, крест не имеет никакой отсылки к религии. Но это существует параллельно вместе с нами, мы не можем выбрать одно или второе. И тот факт, что работа вышла из среды городской как паблик-арт в тот же диджитал, маппинг, фильмы, говорит о том, что образ первоначальный все еще существует, просто он отжил свое и за счет кратковременности момента получил новый смысл и переродился в новую форму. Что станет с новой формой мы не знаем, но это перерождение очень важно.  Мы вместо того, чтобы отстаивать какую-то ценность, навязанную нам в том числе людьми, которые не совсем заинтересованы в мирном исходе событий, выстраиваем диалог. Показываем, что само эго художника, которое часто накачивается извне ассоциациями, что ты должен быть против общества и бороться с ним - не совсем правдиво. Поэтому для меня это было не совсем легко, но довольно важно.

То есть, обязательно ли нам разрушать старый мир, чтобы построить новый?

Обязательно было разрушать в начале 20-го века, когда общество модерна переступало в эпоху постмодерна, но никто даже не знал, что это постмодерн. Сейчас же мы, к счастью это все знаем, мы уже выросли на этом фундаменте, и как раз-таки мета-модерн подразумевает некое разрушение старого. Но при этом, из-за прошлого бэкграунда, в том числе, культурного, социального и философского, мы не можем просто это разрушить, ведь знаем, что за этим следует.

Чему посвящена ваша работа на Красной Поляне?

Эта работа выстроена за счет самой архитектуры площади: плиточная кладка строится также как и расставлены мои круги, и мы продолжили эту композицию, усилили ее, сделали каллиграфию в моем фирменном стиле, которая связана с культурами разных национальностей и эпох, арабская, восточная и западная, европейская и старославянская. Очень много переплетенных форм, которые сами собой и описанием подчеркивают в современном, мультикультурном мире, что письменность как форма коммуникации и выражения может иллюстрировать собой определенную точку гармонии этих самых культур. И даже если мы не можем что-нибудь прочесть, это может быть нам близко на каком-то ассоциативном уровне. И так как это туристическое место, оно привлекает не только гостей из России, но и в принципе, гостей со всего мира. Сейчас проходит российско-африканский форум, и мы можем увидеть, что очень много гостей из Африки приехало. Мне  важен мультикультурный бэкграунд и факт того, что коммуникация позволяет через каллиграфию об этом рассказывать. Основной текст -  фраза «Мы создаем новую визуальную культуру» - написан на русском и продублирован на английском. Дальше я туда встраивал различные фразы, которые отрывками создавали правильный контекст. То есть, в центре - Красная Поляна, сердце гор, определенный бэкграунд связанный с местом, правая сторона - это «Мы создаем новую визуальную культуру», и основной круг - множество вещей, которые у меня ассоциируются с Красной Поляной, вообще с этим пространством, и напоминания о том, что искусство, культура, спорт объединяются вместе и объединяют людей. Каждый может прочесть этот текст, он не жестко зашифрован, но идет по уровням сложности. Центральный круг - самый простой, с него можно и начать. Также там есть читаемый круг, который заставляет зрителя обойти всю площадь. И это тоже определенный ритуал, связанный с познанием, с новыми эмоциями, с новым знанием, поэтому слово «знай» там также присутствует.

Вы использовали в ранних работах цитаты из книг Льюса Кэрролла и Рея Брэдбери, позже обращались к  футуристам. Кто сейчас вас вдохновляет?

Сейчас я постоянно слушаю аудиокниги Пелевина. У меня большой тур по его творчеству, и среди остальных я могу выделить «Тайные виды на гору Фудзи». Но, что касается использования цитат в своих работах: все-таки формирование актуального контекста часто связано со скрытыми смыслами, поэтому я не беру наиболее актуальные произведения, а стараюсь обращаться, в том числе и к русскому авангарду, который можно переосмыслить в современном ключе и правильно вплести в актуальную культурную повестку.

Какую из своих работ вы можете назвать слабой?

Есть такая теория, что у художника каждая работа - слабая, потому что главная его цель -  создать новую работу, которая будет превосходить предыдущую. И оценивает свои работы не всегда художник: слабость может быть разной по оценке разных кураторов, зрителей, времени и истории- это все оценки, которые так или иначе выдадут различную градацию качества. Поэтому если я сам буду выбирать какая работа слабее, а какая сильнее, не факт, что буду объективен. Слабые работы должны существовать, и для того, чтобы их стало меньше, я работаю каждый день.

Создать свою линию одежды для вас стало логичным продолжением коллабораций с модными брендами?

Я думаю, что вообще для современного художника, творчество которого предполагает наличие абсолютно разных экспертиз, важно не стоять на месте, а постоянно развиваться. Поэтому, одежда для меня -это не просто возможность более свободно развиваться, а еще и глубоко погрузиться в индустрию и проанализировать ее на всех этапах. На этапе конструирования формы, закупа фурнитуры и тканей, формирование коллекции, лукбука, формирование команды и работа с дизайнерами, привлечение сторонних каких-то художников. Это такой объем знаний, который позволяет мне наиболее независимо и наиболее правильно принимать решения, в том числе и не связанные напрямую с моим брендом, но с моими будущими коллаборациями.

Вы в Венгрии встречались с Уиллом Смитом. Что это был за проект?

У Уилла Смита выходил новый фильм «Гемини», и меня пригласили в рамках его большого пресс-тура и презентации фильма сделать контент, который помогал этот фильм как-то поддержать в России. 

Текст: Марина Бакиева