Среди его титулов – «Принц Серебряный» и «Мистер Экстравагантность», а в числе тех, кто пел с ним дуэтом, – Сара Брайтман и Марк Алмонд. Обладатель неповторимого по широте вокального диапазона в ходе юбилейного тура с программой «50» выступил в БКЗ «Октябрьский», где двадцать лет назад прошел его первый сольный концерт.
Текст: Евгений Вдовин. Фото: Марк Боярский
Насколько же нужно хотеть учиться в Гнесинке, чтобы поступать в нее одиннадцать раз? Все просто: в 1980-е без музыкального образования невозможно было устроиться даже певцом в ресторан. Потому я и терроризировал Гнесинку, подрабатывая дворником. Незадолго до одиннадцатой попытки познакомился с девочкой из «золотой молодежи». Оказалось, что она училась у Натальи Андрияновой, одного из лучших преподавателей вокала, которая к тому же входила в состав приемной комиссии. Помню, прослушав меня, та сказала: «Зачем тебе поступать? Ты же готовый певец!» Но я все равно сдал экзамены и, получив наконец все пятерки, поступил.
Если бы не голос в четыре октавы, чем занимались бы? Дизайном интерьеров. А может, преподавал бы.
Несмотря на то что у вас репутация скандалиста? Так только кажется, я абсолютно неконфликтный, добрый человек. Но в музыкальной среде нужно всегда быть начеку: покажешь палец – сожрут с рукой! Поэтому приходится держать удар, отстаивать свою территорию и не слишком доверять людям. В шоу-бизнесе сплошь жополизы: в лицо говорят одно, а пропадешь из эфира – начинают поливать грязью. Но мне на них наплевать! Ну выступают завистники на «Золотых граммофонах», и что с того?! Залов-то они все равно не собирают. А я собираю, потому что зрителя не обманешь.
Ваши сценические костюмы из флюоресцирующих тканей, перьев и люрекса эксцентричны. С чем это связано? Карьеру я начинал в варьете, а это всегда праздник, где все, включая костюмы, должно работать на создание настроения. Так что никакого эпатажа с моей стороны нет, разве что попытка обратить на себя внимание. В Лондонском симфоническом оркестре служит очень известный пианист, так он вообще перед каждым выступлением красит волосы в самые немыслимые цвета. Наши так называемые музыкальные критики, наверное, и его обвинят в безвкусице.
А претензии музыкального свойства к вам есть? Так кто их предъявляет-то? Колхозники! Есть такая пословица: пустая бочка пуще гремит. Когда человек ни в чем толком не разбирается, но при этом во всю глотку орет о том, что король-то голый, можно ли относиться к нему всерьез? Критики в России нет – и точка! Со мной приключилась очень показательная в этом смысле история. В самом начале 1990-х я летел с сольным концертом в Америку. Вместе со мной на «Песню года» отправились почти все наши артисты. Прилетаем мы в аэропорт Кеннеди, и я оказываюсь последним в очереди на паспортный контроль. А все наши сразу темные очки нацепили: звезды ж! Минуты не прошло, как ко мне подходит полицейский и спрашивает: «Мистер Пенкин?» – и тут же выводит меня в начало очереди! Так что единственное, что мне важно, – это как меня воспринимает зритель.
Кто ваш зритель? В моем гастрольном графике вся Россия – и Сибирь, и Урал, и «Золотое кольцо», а еще Израиль, Германия. В основном моя публика – это врачи, учителя, те, кто при нашей нелегкой жизни остается интеллигентом и отдает предпочтение правильной музыке.
Что значит «правильная музыка»? Приведу пример. Какую музыку слушает наш таксист? Радио «Шансон», где шансона не больше дырки от бублика, – это попросту блатняк. А что слушает таксист в Париже? Правильную европейскую музыку, с хорошими голосами и аранжировками: Майкла Болтона, Уитни Хьюстон, Джорджа Майкла. Именно такую музыку я пою и слушаю сам.
У вас в репертуаре почти нет песен, написанных русскими авторами. «Совчину», от которой может случиться несварение, я ни за что петь не буду! Да и сейчас в России композиторы пишут только то, что может вписаться в формат той или иной радио-станции. А я не хочу петь формат и коммерцию, предпочитаю Summertime Гершвина или «Памяти Карузо».
Почему, кстати, с такими шикарными вокальными данными вы не подались в оперу? Я пел арию Ленского в Днепропетровском театре оперы и балета. Но мне больше по душе эстрада. Я вообще могу петь все что угодно: оперу, джаз, поп, даже хеви-метал. Именно эта способность успешно работать в разных жанрах и называется профессионализмом.
Считается, что за талант надо расплачиваться. Какой монетой платите вы? Трудом, потому что я никогда никому не платил, и одиночеством: всего себя я отдаю музыке.
У вас есть звания? Ни народного, ни заслуженного артиста мне не дали до сих пор! Но я никогда не покупал никаких званий и графских титулов. Хотя по маминой линии я дворянской крови, тому даже есть соответствующие доказательства, документы.
Над собой смеетесь? Иногда смешно. Почему? Да наивный я был, необычный. Но я не люблю на себя смотреть. Хотя если действительно смешно, обязательно посмеюсь.
Комментарии (0)