Три года назад девелопер приобрел в собственность памятник конструктивизма, шедевр немецкого классика Эриха Мендельзона – текстильную фабрику «Красное знамя», прописанную во всех энциклопедиях современной архитектуры. В «корабле», главном здании комплекса, он откроет центр современного искусства мирового масштаба.
После выставки «Пространство тишины», которая прошла на фабрике летом, о «Красном знамени» заговорили: назвали ответом «Винзаводу», например.
Вообще, мы скорее хотели бы стать достойным ответом Музею Гуггенхайма или Центру Помпиду: комплекс Мендельзона способен достичь мирового уровня. Но самое важное, что о нас узнали люди. Все лето сюда стекались сотни посетителей: и любители искусства, и галерейщики, которые вдруг стали считать нас конкурентами.
Теперь по фабрике постоянно ходят экскурсии: приезжают студенты, изучающие Мендельзона, кураторы из Музея Гуггенхайма и нью-йоркского Музея современного искусства.
Комплекс «Красное знамя» всегда привлекал внимание тех, кто неравнодушен к истории архитектуры и культуре вообще. У одних интерес к проекту возник из-за нашего сотрудничества с архитектором Дэвидом Чипперфильдом. Когда-то он работал с небезызвестным Норманом Фостером, но их пути разошлись. Видите ли, Дэвид не коммерческий архитектор, поэтому он так бережно обращается с архитектурной средой. Я думаю, что о нем останутся более теплые воспоминания, чем о Фостере. Других заинтересовала идея сделать в этом знаковом месте культурный центр. Так, специалисты из Фонда Гуггенхайма были здесь с предложением разработать концепцию развития. Мне приятно, что на нас обратил внимание даже Эрмитаж. Михаил Борисович Пиотровский написал коротенькое письмо, что поддержит любую идею создания центра современного искусства, я этим письмом дорожу и храню его.
Пиотровский известен осторожным отношением ко всем проектам, связанным с современным искусством.
Тут, я думаю, все очень просто. Фабрика находится сейчас в довольно мрачном и уязвимом состоянии и требует к себе творческого, уважительного и серьезного подхода. Бетон, из которого построено здание, не самый долговечный материал, он постепенно разрушается. К тому же сюда, кроме центра современного искусства, ничего и не напрашивается. Можно, конечно, следуя идеям некоторых застройщиков, возвести жилой массив, но вряд ли эту идею поддержал бы такой уважаемый человек, как Михаил Борисович, и вообще вся мировая общественность. Идея о центре продиктована местом: сюда пойдут смотреть не только современное искусство, но и не в последнюю очередь знаменитый «корабль» Мендельзона, грамотно отреставрированный и приспособленный под новые цели.
А как все началось?
Три года территория находится в собственности, первый год ушел на оформление всех бумаг, затем еще один год на отстаивание фабрики в судах. И на отдельных фронтах противостояние еще продолжается. Поэтому, к сожалению, утекают финансовые и другие ресурсы, не все пошло на созидание. Но я ни о чем не жалею. Отношусь по-философски: все проходит, и это пройдет. Кто-то из журналистов написал: «Бурдинский осознанно овладел этим зданием». Знаете, не так просто было это здание купить, потом удержать, а теперь развивать всю эту историю. Мы начали с того, что вывезли отсюда огромное количество мусора и залатали крышу. Хотя объем работ представляется масштабным, именно в этом и заключается интерес.
Правительство не может выдать некий карт-бланш, учитывая общий благородный замысел?
Я считаю, что правительство правильно делает, что занимает нейтральную позицию, – с хозяйственными спорами в судах мы разберемся сами.
Удивительно: что ни девелопер, то необъяснимая тяга к искусству и собственный музей.
Мне это кажется логичным. Люди посвятили большую часть жизни зарабатыванию денег, это со временем становится рутиной. Мозг начинает нуждаться в чем-то приятном. Почему бы не современное искусство? К тому же появляются молодые жены и вместе с тем новые увлечения. Да и само современное искусство – это тоже крупный бизнес. Когда в 1986 году началась перестройка, я занялся недвижимостью – тогда только ленивый не занимался недвижимостью, а я не был ленивым. Сейчас у меня двое взрослых детей, недавно родилась внучка Амелина. Хотя у меня прекрасная семья, я бродяга по жизни, кочевник, наверное, благодаря генам моего отца – уйгура. Это такой древний народ, известный еще со времен Тюркского каганата.
Не планируете сами заняться коллекционированием?
Все свои ресурсы трачу на развитие территории. Может быть, в будущем, не от нечего делать, а искусства ради, я об этом задумаюсь, но сейчас мне вполне достаточно фабрики. Вместе с российскими специалистами мы готовим концепцию развития ЦСИ, чтобы диалог с городом наконец начался. Нам сказали: сначала задекларируйте свои намерения.
Сколько времени нужно проекту на старт?
Для начала мне не хватает только одного – партнеров-единомышленников, это так просто и сложно одновременно. С участием партнерских инвестиций потребовалось бы максимум пять лет. Одному такой проект не поднять, иначе нужно иметь доступ к нефтяной или газовой трубе и постоянно оттуда немножечко откачивать. Причем речь идет не о гигантских вложениях: сметы не самые ужасные. Чтобы создать сто тысяч метров улучшений, достаточно сто пятьдесят миллионов долларов, это не так много.
Не самая русская история – вложение в долгосрочные проекты.
Это смотря кто зачем живет. Тому, кто существует ради денег, неинтересно.
А вы ради чего живете?
Теперь получается, ради того, чтобы создать ЦСИ. А потом уйти и заниматься своим любимым делом – путешествовать. Может, кто и думает, что я люблю работать, но в последнее время я понял, что отдыхать я тоже люблю. Когда появился проект, я осознал, что отдых – это общение с интересными людьми: Михаилом Шемякиным, Саем Туомбли и талантливыми молодыми художниками. Я будто перешел на другую орбиту.
Комментарии (2)