Нателла Товстоногова

Театр – это не только репетиции и премьеры. История театра знает много примеров того, насколько семья важна для творчества актера и режиссера.

– Они очень ценили ваше мнение…

– Ценили.

– …и репетиции, наверное, продолжались и дома?

– Вот именно здесь, на кухне, где мы с вами сейчас беседуем, мы всегда сидели часов до трех ночи. Лебедев уходил раньше. Георгий Александрович читал пьесы вслух, мы их обсуждали.

– Вы занимали какую-нибудь официальную должность?

– Нет, никогда.

– Может быть, вне театра?

– Это было бы уже нереально, потому что у нас в семье было пятеро мужчин и все требовали очень большого внимания. Георгий Александрович, пожалуй, больше всех.

– У вас трое сыновей?

– У меня один сын и два племянника, дети Георгия Александровича, которых я вырастила. Причем вырастила с самого младенчества.

– Вы всегда жили вместе?

– Всегда. Отца арестовали в 1937 году в Тбилиси. Георгий Александрович был на одиннадцать лет старше меня, он заменял отца, работал, в двадцать семь лет стал заслуженным деятелем искусств, а я была школьницей. Переехав сюда, он начал ставить спектакли в Театре Ленинского комсомола. В общем, путь в Питере был пройден очень трудный. Суворовский, Черная речка и потом эта квартира. И всегда вместе.

– Какой факультет вы закончили?

– Медицинский. Григорий Михайлович Козинцев, с которым я очень дружила, говорил, что это фокус: как это возможно, с такой семьей еще учиться на медицинском? В войну мама говорила: «Люди страдают, ты будешь им помогать. Что может быть важнее?» Она мне это внушила, хотя занималась я все время другим.

– Вы часто вспоминаете прошлое?

– Про себя могу сказать единственное, это я, пожалуй, никому не говорила. Отчуждение, заброшенность – такого несчастья я не пережила. На отношение людей я пожаловаться не могу. Это касается и Питера, и Москвы, и Тбилиси. Ко мне относятся в общем достаточно доброжелательно и хорошо. Даже когда я иду на почту, за квартиру платить, несколько человек подходят с хорошими словами. В этом смысле я не испытала такого, знаете, что вот их нет, и я…