Поэтесса и прозаик отметила тридцатилетие, опубликовала в журнале «Новый мир» роман «Завод “Свобода”», который считает лучшим своим текстом, и готовит книгу о Казимире Малевиче в серии «ЖЗЛ».
В вашем новом романе описана история советского завода. Вас влечет производственная тема или это какая-то аллегория?
Мы с друзьями делали брендбук для одного питерского оборонного завода. Взяли более сотни интервью и перезнакомились со всеми — от директората до рабочих. Много материала оказалось не востребовано, а меня эта история так зацепила, что я решила написать роман. Там почти нет вымышленных персонажей, они лишь немножко додуманы. Я хотела наполнить текст лирикой, как воздухом, но людей оставить такими, каковы они на самом деле. Если кто-то хочет прочитать тут аллегорию города или страны — ради бога. Всегда так: если пишешь вдумчиво, с любовью, то получается в итоге, что вроде и груша, а вроде и целое дерево, и целый сад.
Вы много писали о современности, а в «Заводе “Свобода”» речь в основном о советском прошлом. Что с вами произошло?
И в «Жизни господина Хашим Мансурова» был экскурс на тридцать лет назад, и в «Аленке-партизанке» нет жесткой хронологической привязки. Я не стремлюсь разделять прошлое, настоящее и будущее: между ними насверлены пазы — одно переходит в другое.
У нас можно заработать литературным трудом?
Надо, чтобы тебя много переводили за рубежом, тогда будешь получать неплохие деньги. Хотя верного дохода ждать все равно не стоит. Скажем так, просто приличный бонус.
Экономическое образование помогает держаться на плаву?
Так как меня пока за границей не издают, приходится зарабатывать деньги за счет всяких неотвратительных дел, которые не мешают семье и литературным занятиям: переводами, созданием хорошей рекламы, редактированием текстов. А экономикой, нет, больше не занимаюсь. Я какой-то период была трейдером, это занимает круглые сутки и ни на что не остается времени.
Кем вы себя чувствуете — поэтом или прозаиком?
Одинаково. Я всегда сочиняла стихи, но по-настоящему получаться стало только три года назад. У всех, кто занимается своим делом с прилежанием, наступает момент, когда удается выразить то, для чего человек приспособлен. Вот Малевич, о котором я сейчас написала книгу, достиг определенного этапа — и у него получился «Черный квадрат». До этого были импрессионизм, кубизм, все как у людей, а потом вдруг раз — и «Черный квадрат». Ему было тридцать шесть лет. Он был супрематистом с детства, носил в себе беспредметную живопись, но не мог ее выразить. Он писал: «Я чувствую, что живопись пуста». У каждого настает момент, когда внутреннее чувство находит внешнее выражение.
Есть какие-то люди, которые помогли вашему становлению?
Александр Житинский сыграл большую роль. Когда я написала свои первые вещи, то ходила к разным людям и в разные редакции. Наверное, мест сорок обошла, и везде мне давали понять, что я графоманка. Но появилась плодотворная мысль: надо пойти к тому писателю, чьи книги мне нравятся. Я отправилась к Житинскому, совсем не ведая, что он издает молодых авторов. Он взял почитать и потом рассказывал, что всю ночь смеялся. Напечатал мой роман в «Амфоре», вывесил в Сети, началось обсуждение, и пошло, и пошло. Но пошло все-таки не очень быстро: я не модный писатель и не звездный, литературных премий нет. Со мной все происходит честно и постепенно.
Ваши книги неоднократно хвалил Дмитрий Быков. Вы цените его расположение?
Да, конечно. Он меня очень поддерживает. Это тоже взаимная литературная симпатия. Роман «Остромов» не устаю перечитывать: за строчками мерцает что-то удивительное.
Правду говорят, что литературная среда расколота на кланы и жестока к чужакам?
Этот вопрос не ко мне. В обществе важно соблюдать правила, конвенции. Я не очень способный к этому человек. Поэтому у меня с коллективами в жизни никогда не ладилось.
Есть у вас какие-то непререкаемые литературные образцы?
Из XX века могу назвать трех самых любимых авторов: это Вирджиния Вулф (из-за нее я, собственно, и начала писать — прочитав «Орландо»), Гюнтер Грасс, а в последнее время мне стал очень нравиться Шервуд Андерсон. «Уайнсбург, Огайо» — гениальный роман. Если же говорить о стихах, то больше всех я люблю Хармса и Введенского. С удовольствием читаю Виктора Соснору, Бориса Слуцкого, Елену Шварц, Алексея Парщикова.
У вас своеобразная фамилия. Откуда она?
Она порядком распространена в Центральной Европе. Я полагаю, она польская. У меня много родственников-поляков.
А кто ваши родители?
Инженеры. Покойная мама была химиком-аналитиком. Папа работает во ВНИИ галургии, он тоже химик.
Вы ведь начали писать очень рано, еще в школьные годы?
Нет, не рано, а поздно. Люди начинают в девять-десять лет, а я — где-то в четырнадцать-пятнадцать.
Люди начинают, а потом бросают.
В моем случае это как сильный наркотик: бросить невозможно.
 |
Букша окончила Аничков лицей и экономический факультет СПбГУ. Первой ее опубликованной книгой была повесть «Эрнст и Анна». Переводила с польского стихи Станислава Баранчака. Одно время работала заместителем главного редактора журнала «Рекламные идеи». В начале 2000-х годов вела ЖЖ на английском языке от имени вымышленного персонажа Кшиштофа Бакуша. |
Текст: Андрей Пронин
Комментарии (3)