Илья Рахмиэлевич Резник

Проект журнала «Собака.ru» продолжается диалогом телеведущей Ольги Шелест с поэтом Ильей Резником.

Когда смотришь на него по телевизору, складывается впечатление, что Илья Рахмиэлевич – неприступный, бескомпромиссный и исключительный джентльмен. Верным оказалось лишь последнее. Получив предложение от журнала «Собака.ru», я отправилась к Резнику на дачу. Беседовать с ним было сплошным удовольствием: он открытый, доброжелательный и просто кладезь забавных историй!

Когда я к вам собиралась, долго думала, что надеть. Сначала решила быть очень элегантной, затем чуть поскромнее. И как здорово, что вы меня встретили в дачном виде. Ведь вы в шоу-бизнесе образец элегантности. Сами следите за своим стилем?

Жена, конечно, помогает. Есть одна лавочка на Елисейских Полях, там мне все костюмы подходят. В этом магазине даже две фотографии мои висят: местные продавцы русских завлекают.

У вас множество грамот и наград, среди которых орден «За заслуги перед Отечеством».
Да, наград много, особенно за последние восемь-девять лет. Замечательно, но это раньше корочки имели огромное значение. Долго я без них мыкался. Я не был членом Союза писателей и значился в особом черном списке. Помню, когда Алла Пугачева на концерте в Доме Союзов вне программы спела мою песню «Дежурный ангел», был дикий скандал.

Вы практически стали классиком. У вас есть архив?
Как такового нет. Хочу выпустить полное собрание сочинений. Вот подсчитал, что могу издать десятитомник, и только один том будет посвящен песням, а все остальное – детские стихи, поэмы, сонеты, импровизации. Но для такого издания нужно искать спонсоров, а то ведь даже этот дом не мой – мы его арендуем.

Как реагируете на успехи молодых поэтов? Не испытываете профессиональной ревности?
Когда слушаешь мощный мюзикл или смотришь хороший фильм, думаешь: вот молодцы, сукины дети. А когда видишь что-то бездарное, тоже радуешься: я-то лучше могу! Ревность бывает позитивная: ну-ка, дай-ка я тоже попробую на цыпочки встать, до кого-то дотянуться. Один консультант при правительстве Москвы сказал: «Резник так много пишет. Я не верю, что все это он один. У него “негры”». «Не ведая ни славы, ни оваций, / Творцы священный дарят людям труд. / Как тяжко современникам признаться, / Что рядом с ними гении живут». Я не говорю, что я гений, но малоталантливому человеку всегда тяжко, когда рядом с ним талант. Вспомните, как бедного композитора Микаэла Таривердиева гнобил его же коллега Никита Богословский.

Вам приходилось бывать в такой ситуации?
Год назад в театре у Александра Ширвиндта шел мюзикл «Черная уздечка белой кобылицы» по моему либретто. Действие происходит на другой планете; ее жители молят бога о чуде, и оно происходит. Там гениально играл актер Юра Васильев. Вдруг звонит режиссер-постановщик и композитор Юрий Шерлинг и говорит, что Ширвиндт снял мюзикл с репертуара. Спрашиваю почему, а Шерлинг приводит его слова: «Вам с Резником слава, а мне что с этого спектакля?» Я написал эту пьесу еще тридцать лет назад. Потом мы дорабатывали ее вместе с сыном Максимом – он привнес в нее что-то свое, сделал современной. Изменения коснулись драматургии, арии остались прежними. Сильный был спектакль. Его все наши смотрели: Пугачева, Кобзон, Лева Лещенко, Филя, Лужков, Говорухин, Барщевский. При этом Ширвиндт не пустил на премьеру ни одного журналиста, ни Первый канал, ни второй, хотя была предварительная договоренность о съемке. Шуру можно понять: он ведь и актер, и режиссер, и скрытый поэт. Конечно, тут ревность.

Сейчас ставят огромное количество мюзиклов. Хотите еще хотя бы один написать?
За «Черную уздечку» мы с сыном ни копейки не получили, хотя работали целый год. Я этим занимался ради Максима, чтобы он себя в театре попробовал. Зверская, потогонная, неблагодарная работа. Я сейчас хочу другого – собираюсь выпустить диск с молитвами. Сорок пять минут песнопений на мои стихи: церковный хор поет, и я сам их читаю. Музыку специально для меня написали. Эти молитвы созданы по благословению патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Я даже удивился, что он принял мои стихи, ведь я не воцерковленный человек. И фамилия у меня не Иванов.

По образованию вы актер, окончили Театральный институт в Ленинграде. Каким студентом были?
Средним. Дисциплинированным. Я, например, о сексуальных связях своих одногруппников узнал только на четвертом курсе. Меня интересовали занятия. Однажды педагог по технике речи Ксения Куракина, мать кинорежиссера Ильи Авербаха, попросила меня написать ей чистоговорки. И пошло понемножку, step by step. Потом я работал в Театре имени Комиссаржевской. Актер Левка Прыгунов как-то встретил меня и говорит: «Я весь мир объездил, столько “Чаек” видел, но лучше тебя Дорна никто не играл». Это был мой дипломный спектакль. Однако сам я всегда считал себя средним артистом. Играл, правда, и в кино: в фильме режиссера Евгения Татарского «Приключения принца Флоризеля» появляюсь в роли инвалида в коляске.

И все?
И все.

Почему?
Непопулярная для советских времен внешность у меня была. Я не социальный герой.

А сейчас?
Сейчас меня режиссеры приглашают, но я очень занят и не могу себе позволить по десять часов сидеть и ждать, когда меня позовут в кадр.

Жизнь кипит?
Конечно. Вот скоро лечу в Питер и в Луганск. Гимн для Луганского края написал, песню против третьей мировой, – мощно получилось. Недавно прошла ее премьера в программе «Служить России» на канале «Звезда». Тогда же впервые была исполнена моя новая песня «Мы вместе» и «Песня юродивого», которую фантастически спел Боря Моисеев: «Ночь выдалась суровая / Под Рождество Христово. / Кружит над куполами белый снег. / Я пасынок для родины, / Я нищий, я юродивый. / Как говорится, божий человек…» Он утверждает, что только этим монологом и живет.

Для кого выходит программа «Служить России»?
Для кадетов, интернатовцев, детей из семей погибших военных. Ее зрители – это и сотрудники силовых структур, и ветераны локальных войн. Кстати, у меня есть подшефная школа и детский дом в Рузском районе Московской области – вожу всех его воспитанников на свои концерты.

А ребятам интересно? Я думала, их больше r’n’b, Тимати волнуют.
Нет, чем дальше от Москвы, тем шире интересы.

Вы помните, когда начали заниматься благотворительностью?
Благотворительность началась с того, что я стал писать детские песни, за которые никто ничего не платил: «Домисольку» и прочие. Очень много было сделано без денег. Понятно, что сегодня песни и книги для детей и военных – благотворительный жест. Я недавно написал книгу «Где служить» о разных родах войск. Это был мой подарок подрастающему поколению.

Где вы сами служили?
А я не служил. У нас в институте была военная кафедра.

Зачем вам воспитывать патриотизм в чужих детях?
Потому что я патриот. Я был на БАМе, выступал на аэродромах. Видел всю страну. Даже последние события с Грузией о многом говорят. Что же мы после этого будем шаляй-валяй, хиханьки-хаханьки, тусовочки разводить? Дела-то серьезные.

Как произошло, что вы стали председателем Общественного совета при МВД РФ?
Выбрали. Мою кандидатуру утверждал лично президент Владимир Путин.

Чем занимается этот совет?
У него много функций: организация культурных, благотворительных акций. С нами работают журналист Владимир Соловьев, политолог Вячеслав Никонов, певцы Александр Буйнов, Олег Газманов, Татьяна Овсиенко, актер Александр Калягин. Как-то раз мы были у певицы Дианы Гурцкая. Ее муж – ответственный секретарь совета Министерства экономики, и оказалось, что в администрации президента многих ругали за слабую деятельность, сказали, что хорошо работает только наш совет. Мы участвовали в совещаниях по ГИБДД в Екатеринбурге, по делам несовершеннолетних в Пензе и Петербурге.



Хорошо, что при этом по-прежнему пишете песни. У вас есть своя, особая технология?
Технологии нет. Когда у меня уже были известные песни, поэмы, книги, я сказал себе: хочу поэкспериментировать, буду писать только четверостишия. Поставил задачу – и месяца три так и делал. Написал шестьсот четверостиший. Издательство напечатало их в двадцати экземплярах и раздало людям разных занятий: студентам, морякам, врачам, слесарям. Им сказали: «Вычеркните все, что не нравится». Один вычеркнул сто, другой – сто пятьдесят, третий – двести. И вот остались триста четырнадцать четверостиший. Я сказал: хорошо, я щедрый, напечатайте только их. Вот назовите любое число до трехсот.

Сто двадцать девять.
Жил рыцарь отважный, то ль принц, то ли герцог, И дамы прекрасной ему не хватало. Тоска разорвала железное сердце – Усталость металла, усталость металла…

Гадать можно по этой книге!
А мы и гадали с Аллой Борисовной. Года полтора назад мои друзья читали эти стихи: актеры Василий Ливанов, Элина Быстрицкая, художник Александр Шилов, композитор Максим Дунаевский, Алла Пугачева, журналистка Арина Шарапова. Читали кто что выбрал. И никто не повторился. Алла читала лучше всех, весь свой недюжинный драматический талант проявила: «Что наши дни? Вода, песок, / Дождинки, канувшие в речку. / Старуха целится в висок, / Но я надеюсь на осечку». И еще ей понравилось: «Коль женщина глупа – ну что за диво? / Зато она изящна и красива. / Но если уж мужчина идиот / – будь Аполлоном, все равно урод».

Трудно сохранять дружбу с таким человеком, как Алла Пугачева?
Ну конечно сложно. Мы все ранимые, чуткие. Вот как с Филиппом Киркоровым получилось: стоило мне обронить одно слово, что я осуждаю, когда матерятся при женщинах, и как он раздул все это! Потом ему пришлось публично покаяться, извиниться. И теперь мы опять друзья. Он участвовал в моих концертах. У меня был очень хороший тур – «Юбилейный вернисаж Ильи Резника». Организовать его мне помог бизнесмен Виктор Батурин; были концерты в крупнейших городах страны. Тут Филя мне звонит и говорит: «Илюша, а ты чемпион по сборам». На самом деле, например, Сочи, где я выступал, очень трудный город, а у меня было две тысячи зрителей. И в Ялте. А в Киеве вообще двери сломали. Не потому, что я такой хороший, просто у всех одни и те же песни, а у меня разнообразие: в одном концерте Алла, в другом – Филипп, в третьем – Боря Моисеев.

Вы когда песни сочиняете, думаете о том, кто их будет петь?
Если я знаю, что это для Аллы, как раньше, – тогда да. Алла – глыба. Я знал, что ей все можно, в пределах ее энергетической ауры. И «Окраина», и «Лестница» – она все играла. Нестыковок не было. Разве что «Эй вы, там, наверху» мы буквально заставили ее петь. Даже композитор Раймонд Паулс приезжал, и мы с ним танцевали летку-енку, говорили: «Ну, Алла, не ломайся». «Три счастливых дня» я же тоже для нее написал, после того как она побывала в Париже. Она вернулась, сказала: «У меня были такие три дня, я такая счастливая!» – и я пообещал, что напишу песню. Она говорит: «Нет, ну неудобно. Что я буду хвастаться, что кайфовала три дня?» Но тут появилась певица Жанна Агузарова. Я купил ей туфли, Алла – платье и говорит: «Возьми эту мелодию и напиши новые стихи». Я написал: «В городе моем улицы пусты, дождь случайный льется с крыш». И Агузарова очень хорошо пела. Аллочке стало завидно, и она попросила вернуть «Три счастливых дня» обратно. Вот такие судьбы.

Вы слушаете радио «Алла»?
Да, и в машине, и дома. Как ни включу, что-нибудь мое играет.

Как вы относитесь к тому, что Алла рассказывает много личного? Она ведь звезда, должна же быть в ней какая-то загадка.
Попробуй подойди к ней. Мне иногда звонят: вот мы хотим, чтобы Алла сказала для фильма пару слов. Я перезваниваю ей. Она отвечает: «Ну пусть пришлют SMS, что они от тебя, и тогда я возьму трубку». Но ведь ни один таблоид без нее не обходится. Каждый день Алла. Как же Россия без нее!

Вы были в жюри конкурса «Две звезды» на Первом канале. Не возникало желания оттуда сбежать?
Нет-нет. Я, правда, боролся с Жириком (политик Владимир Жириновский. – Прим. ред.), все время выгнать его хотел, а публика его оставляла. Но потом мы подружились. И это правильно, что он оставался: нужен был раздражитель. К тому же он очень искренний. Это, конечно, мощный проект. Импровизация. И участники импровизировали, и жюри. Я удивлялся, как они за несколько дней готовили номера, которые артисты годами готовят. И все очень честно.

После этого шоу желтая пресса зашевелилась: Резник поссорился с Брыльской, с Пугачевой и так далее.
Я это все не читаю. А ссоры бывают. Ирина Понаровская до сих пор обижена на меня за то, что я песню «Еще не вечер» отдал Лайме. До сих пор. Уже двадцать пять лет прошло. Зато Лайма наконец-то сказала, что я был ее первым продюсером, возил ее по редакциям, а то раньше она все время говорила: «Мы с Паулсом, мы с Паулсом». Я думал: а я-то что? Ведь Паулс вообще долгое время не хотел с ней работать.

Вам хорошо удаются экспромты. А бывали провалы, когда хотели написать и не получилось?
Да, с Жасмин. Сказал: «Жасмин – цветок благоуханный» – и… пум, не смог. А Маша Распутина на меня обиделась, когда я на шоу про нее написал: «Тара-та-та-та-та-та роза – две звезды рыболовецкого колхоза». Но я реабилитировал себя, дал Маше спеть песню «Кабриолет» на «Вернисаже» в Кремле. Выступила она замечательно, и мы подружились. Общая песня – и уже родственники.

С кем из уважаемых вами поэтов вы были знакомы?
Немножко с Владимиром Высоцким. Нас познакомила актриса Маша Полицеймако – мы с ней дружили в Питере, учились на параллельных курсах. Потом, уже после института, я наезжал в Москву: показывался по театрам. И вот она меня как-то подвела к Высоцкому. Он сидел на парапете у Театра на Таганке. Маша говорит: «Володя, знакомься, это Илюша Резник, артист из Ленинграда». А он в ответ: «Я вообще с вами плотно знаком». Ну, наверное, слышал что-нибудь. Потом была очень интересная встреча. Мы дружили с актером Жорой Юматовым, и когда в Одессе снималась картина «Интервенция», я как раз там отдыхал. Жора позвал меня и сказал: «Пойдем. В честь моего рождения Володька будет петь». Высоцкий пел часа три, но не разрешил записывать. Это было потрясающе!

Вы чувствуете, что вам в жизни повезло? Что были удивительные встречи, написаны прекрасные стихи?
Да, конечно. Но я жалею о том, что я из бедной семьи и у меня никогда не было ни протекции, ни блата. Я много времени потерял на преодоление.

А если бы не было преодоления?
Состоялись же люди без этого. Например, Никита Михалков, который жил в творческой среде. Они впитывали атмосферу, им повезло в том смысле, что они раньше созрели творчески и дорога им была открыта. А у меня, конечно, было множество разочарований. Но работаю, работаю. «Мой бог – работа. Черная работа. / О ней молюсь, ее боготворю. / Я ненавижу праздную зевоту / И от нее, как на костре, горю».