Человек, который не смеется. Единственный писатель-юморист, который может читать свои рассказы на одной интонации, с одинаковым выражением лица, и при этом заставляет зал надрываться от хохота. В своих работах он избегает политических тем и не занимается разоблачением: придумывает такие ситуации, в которые может попасть любой человек.
Писатель с приставкой «сатирик» – в этом есть что-то искусственное. Не хотелось быть просто писателем?
Я не сатирик. На злобу дня у меня писать не получается. Вот Жванецкий. Он замечательный философ, формулирует одной фразой то, что носится в воздухе. Я так не умею. Я больше о вечном, мне так проще. Мужчины, женщины, животные, дети. Такова специфика дарования.
Это ведь по-своему выигрышный вариант – когда материал не зависит от временной конъюнктуры и условий.
Да, я ловко устроился. Могу вытащить написанное двадцать пять лет назад и буду иметь успех, как прежде. Так что сатира – не мое. Мне интересен парадокс.
Но вы ведь работаете на территории смешного?
Да. Мои тексты оказываются смешными. И я считаю высшей степенью парадоксальности, когда ты в сжатой форме, коротко и неожиданно говоришь о чем-то важном. Иногда достаточно одной фразы – «Если от вас ушла жена, а вы не чувствуете печали, – подождите. Жена вернется, а с ней вернется печаль». Хорошая фраза, но что, она сатирическая? Нет. Просто в этой фразе есть какой-то аромат.
Вы начинали с афоризмов. Что случилось потом? Потянуло к большим формам?
Текст должен кончаться там, где кончается мысль. Когда мысли нет, текст может быть бесконечным, превращаясь в перечисление смешного через запятую. У меня так: хочу сказать это. Сказал – и все. Если вышло коротко и парадоксально, я имею успех. В то же время я один из немногих, кто исполнял большие рассказы со сцены. Не монологи, не короткие вещи, а тексты минут на пятнадцать. Меня все-таки тянет к литературе, но волей-неволей приходится ориентироваться на публику, ее интересы. Публика не прощает ни длиннот, ни лирики, ни грусти. Тексты, прочитанные на сцене, приобретают законченность, с ними уже ничего не нужно делать. Слушатели дают тебе понять, что нормально, а что – нет.
Как удается угадать в процессе написания текста, над чем люди будут смеяться?
Как хирург с годами безошибочно попадет скальпелем туда, куда надо, так и ты с годами становишься профессионалом в своем деле. И все равно, в любом творчестве есть тайна. Иногда смех возникает там, где ты его не ждешь.
Вы всегда были в стороне от каких-то цеховых объединений, «Аншлага», например. Это принципиальная позиция?
Во-первых, я представляю несколько иной юмор, нежели «аншлаговский». Во-вторых, это связано с элементарной ленью. Я не переехал в Москву, когда было нужно – и оказался прав. Я не часто появляюсь на экране телевизора. Не участвую в тусовке, несмотря на то, что существуют определенные законы сегодняшнего поведения. А они гласят, что нужно быть на виду.
Вы эти законы отвергаете?
Я другой, мне должно быть удобно. Я с трудом переношу сборные концерты. Хороший коллектив – прекрасно. Общаться, к примеру, со Жванецким – огромное удовольствие. Но на сцене это все равно превращается в соревнование.
Вы один из немногих уцелевших в своем жанре авторов-исполнителей. Куда все подевались и почему выжили вы?
Отстрела как такового не было. Потерялись клоны, те, кто был вторичен. В текстах должен присутствовать элемент новизны. Сегодня выбор больше, прилавки завалены самыми разными «юморами», а на рынке выживает сильнейший.
Во время своих выступлений вы иногда смеетесь над собственными текстами. Это такой ход?
Я никогда ничего не делаю специально. Если мне смешно, улыбнусь хоть на сцене, хоть в постели.
Но это работает.
Да. Мне Жванецкий сказал как-то: «Когда на таком надгробии возникает улыбка, это фокус для зрителей».
Ваша сдержанно-монотонная манера чтения – своего рода товарный знак, ноу-хау. Откуда она взялась?
Ноу-хау, если не ошибаюсь, это из области изобретений. Тогда спасибо нужно сказать родителям. Я этим голосом говорю дома с женой, с собакой, со зрителями.
То есть в вашем облике, поведении нет ни капли актерства?
Я абсолютно естественен. Хотя для зрителя в зале любой человек, стоящий на сцене, – актер. Даже рабочий, выкатывающий рояль. Жванецкий, Задорнов – они всегда перед выступлением собираются и выходят на сцену, как на ринг. Я же могу выйти к публике таким же, как сейчас – абсолютно разобранным.
Но вы способны оценить себя со стороны и наверняка понимаете, что создали себе отличный образ.
Я остался самим собой. Что может быть удобней? Сегодняшнее время заставляет играть по новым правилам, учитывать определенные параметры, форматы. Но мне лень.
Лень – отличное качество. Оно к лицу успешным людям.
Лень вообще движущая сила моей жизни.
Комментарии (0)