Драматург, прозаик, телеведущий. Его пьесы ставят в театрах Москвы, Нью-Йорка, Парижа и Копенгагена, у его авторских телепередач высочайшие рейтинги, а его книги об исторических личностях всегда становятся бестселлерами. Недавно вышла его новая книга «Александр II. Жизнь и смерть» из тетралогии «Русская трагедия». Презентацию устроили у памятника Александру II и в трапезной храма Христа Спасителя в Москве.
Когда и почему вы стали писать романы о русских царях? Ведь до этого писали пьесы, причем не только исторические, но и пьесы о любви.
В 1990-е годы, когда у меня шло одновременно девять пьес в Москве, потому что все пьесы были наконец разрешены, я перестал этим заниматься. Открылись архивы, и я понял, что надо спешить, так как здесь все делается одинаково легко: и закрывается, и открывается – зависит от периода. Я все бросил, чтобы попытаться ответить на вопрос, который меня занимал и занимает до сих пор и на который я ответил четырьмя книгами. Хотелось понять, когда началась революция. В итоге я обнаружил, что отцами большевиков на самом деле были обер-прокурор Синода Константин Победоносцев и император Александр III. Пораженный, я написал книгу «Александр II», оказавшуюся книгой о нашей родной перестройке. И не только потому что совпадают термины «оттепель», "гласность" и «интеллигенция», а потому что все грабли, на которые Россия наступает сегодня, были и тогда.
А почему вы решили не следовать исторической хронологии и написали сначала книгу о Николае II, а потом уже об Александре II?
Я был, как и все, абсолютно уверен, что Октябрьскую революцию в Россию завезли большевики, что детонатором ее стала война, и если бы не война, никакой революции в России не было бы. Поэтому я начал с книги о Николае II. Но по мере приближения к ответу на свой вопрос стал сползать в эпоху, которая раньше казалась мне очень благополучной, – в эпоху реформ. И выяснил, что это было время, о котором главный наш писатель сказал – «колеблясь над бездной». Так что тетралогия «Русская трагедия» – четыре книги «Николай II», «Распутин», «Сталин» и «Александр II» – двигалась вслед за познанием. Каждая книга в ней немножко корректировала предыдущую. Если бы читатель меня спросил, в каком порядке их читать, я бы ответил, что в том же, в каком я их писал.
Какое место в ваших книгах занимает описание характера исторической личности?
Все эти книги – о характерах. И поэтому главный комплимент я услышал от Аллилуевой-Политковской, которая, прочтя "Сталина", позвонила и сказала: «Я его узнала».
Раз уж заговорили о характерах, скажите, характер Александра II повлиял на то, что он не смог довести до конца начатые им реформы?
Не совсем так. Каждый реформатор ждет всеобщей благодарности. Но как только понимает, что вместо благодарности начинаются взрывы, настроение его меняется. Тогда реформатору начинает казаться, что он перекормил страну, а она не смогла все это переварить. Реформатор решает: «Пусть она – страна – сначала обживется в том мире, который я для нее создал». Александр не понимал: реформы – это ускорение. И чем оно сильнее, тем больше народ винит реформатора. Начинаются неразбериха, ярость, голод, обнищание общества. Консервация после реформ опасна. Это затишье перед бурей. Александр II доказал – законсервировать можно, достаточно умного Победоносцева и сильной негативной воли. И одновременно продемонстрировал, что нельзя. Реформы нужно было либо не начинать, либо заканчивать.
Александр стартовал, не понимая Конституции. И дошел в конце царствования до «я ее дам». А дойдя, все-таки сказал «нет», после чего, постреляв, вновь переменил точку зрения.
Но было поздно. Убили.
Александр был страшно непопулярен. Такое случается с реформаторами. И не только в России. Правда, в западных странах это
кончается безболезненно… В 1945-м британцы не переизбирают Черчилля, вместо него страной правит ничтожный Клемент Эттли, и все довольны. Проходит время, люди понимают, как Эттли ужасен, и снова выбирают Черчилля. На этом строится свобода.
Ваша тетралогия – о событиях прошлого. А вы ведь собираетесь написать и о новейшей истории?
Когда смотришь в прошлое, понимаешь будущее. Катастрофа в том, что
когда я рассказываю о прошлом, то параллельно рассказываю о нынешнем и, что еще хуже, о будущем. Поэтому мне легко. И потому – печально. Когда страна не учит уроки истории, будучи уверенной, что история – это политика, обращенная в прошлое, стране приходится снова и снова повторять этот урок. Я должен знать, когда урок не выучен, и тогда мне будет ясно, что ей придется повторять.
В чем ваша писательская миссия?
Рассказать о том, что произошло, не только живущим здесь, но и миру, который абсолютно ничего не понимает. Почему меня так радует полка с моими книгами, переведенными на разные языки? Это значит, что я добился поставленной цели. Россия – неопознанный летающий объект для большей части мира, которому трудно понять, почему в христианской стране население, вчера крестившееся на царский пояс, убивает царей и сбивает кресты с храмов и почему крестьяне огорчаются, что не смогли поучаствовать в казни царской семьи. Говорят, что среди убийц Николая II были только латыши. А как же русские чекисты Никулин, Медведев? Русских взяли, потому что латыши не хотели стрелять в девушек, молодых царевен. Все, что тогда произошло, было внове для мира. И я должен был объяснить, как за каких-то три дня разрушилась великая империя. Все, что умел, я вложил в эти книги.
Комментарии (0)