Радиоведущий Сергей Стиллавин – о неспособности любить родину
О любви к родине я впервые задумался в четвертом классе, когда появился отдельный предмет – история. Нам рассказывали про Гражданскую войну и про песню «Каховка», главная героиня которой была настоящей патриоткой. Преподавала нам все это Бэлла Григорьевна Шуэль, тоже патриотка, только другой родины: на закате перестройки, когда жить в СССР стало туговато, учительница эмигрировала в Израиль. Вообще, в конце 1980-х любить свою страну стало совершенно немодно – по той простой причине, что в воздухе пахло ненавистью к собственной родословной и горячим желанием отпустить на волю всех «четырнадцать друзей Оушена». Сейчас я понимаю, что пресловутое покаяние, к которому в то время активно призывали диссиденты, живописуя жуть сталинизма на страницах «Огонька», все-таки состоялось, хотя и не в виде битья толоконными лбами о стену, а именно в виде желания дать свободу всем угнетенным в «темнице народов». Народы отвалили, вроде остались мы в доме одни, но разве воцарился у нас покой, разве сумели мы почувствовать, что это и есть наш родной дом? Разве стали мы патриотами? Ответ знаете сами. Он – в каждом брошенном на асфальт окурке, в каждом плевке на пол в подъезде, в каждой зажженной в лифте сигарете. Это не жизнь народа в своей стране, это жизнь грязного быдла на временной территории.
Насрем – и двинемся дальше, вот только следующим пунктом регистрации будет не другое государство, а могила. Безродные люди не в диковинку по всему миру, но обыкновенно это иммигранты - африканцы в Америке, турки в Германии, арабы во Франции. Им нечего терять, все для них кажется чуждым и нелепым, их кровь и гены не могут принять окружающую действительность. Но почему же у нас, живущих на родной земле, так много безродных свиней и так мало тех, кто понимает слово «патриотизм», кто знает, что произошло оно от «patria» – «родина», и тех, у кого эта родина есть в сердце?
Я долго искал ответ на этот вопрос. Сперва в культуре, точнее в ее отсутствии. Но разве умение отличить Крамского от Петрова-Водкина способно побороть безразличие к своей земле? Конечно нет. Тогда что же? Мне кажется, я понял: мы не умеем любить. Любить вообще и родину в частности. Мы понимаем под любовью какие угодно чувства – нежность, либидо, симпатию, очарование, грусть, но только не саму любовь – ослепленное неземным светом счастья желание все отдать одному человеку только потому, что без него нет смысла жить дальше.
А какую «любовь» ищут сейчас? Женщины – «без материальных проблем», «чтобы спрятаться за широкой спиной». Мужчины – ноги подлинней, грудь покрепче, рот поглубже. Эй, кто-нибудь еще хочет отдавать всего себя другому?! Ищи дурака! Ведь этот другой того не стоит, него же полно минусов и комплексов. «Мы пока просто побудем вместе, притремся, а если что не так – то и разбежимся». Как мы живем друг с другом, так живем и со своей родиной. Потому что не умеем любить. Нет, «не умеем» – негодное слово, ведь невозможно окончить курсы и научиться. Мы НЕ МОЖЕМ любить, мы инвалиды сердца, можем только пользоваться. И страной мы пользуемся с таким же бессердечием, с каким посетитель борделя нехотя расплачивается с продажной девкой. Лишь в долгой разлуке возникает у нас едва заметное чувство, похожее на любовь, – тянет домой, хочется обнять и никогда больше не расставаться. И в этом весь ужас: неужели наш патриотизм просыпается только тогда, когда под ногами оказывается действительно ЧУЖАЯ земля? Подумайте об этом. Всерьез.
Комментарии (0)