Город и мирЦентр мироздания рассеян по душам живущих, центр цивилизации – подвижен. 2000 лет назад неплохо шел Рим, 500 лет назад – Флоренция, в 1920-е – Париж, в 1960-е – Лондон. Зимой готовим телеги и спускаемся с Альп, а с 14 по 25 мая – стремимся на Лазурный берег. Еще точнее – в Канны, еще точнее – на Круазетт, и уже с предельной точностью оптического прицела – на красные ступени фестивального Дворца куда-нибудь поближе к звездам.
Гостиницы забиты, цены взвинчены, жандармы на страже, зеваки при деле. Фестиваль для Канн – как юбилей для Петербурга, только что раз в году и население уже привыкло. А так: все флаги в гости, приглашения, пропуски, не проехать, не пройти, и прилететь в Канны в эти дни и НЕ на кинофестиваль такое же лицемерие (и глупость), как проситься к нам на 300- летие, не называя вещи своими имена-ми: "Вот, давно не был в Эрмитаже. А вы что делаете числа 27-го?".
Канны и так не Магадан, а тут расцветают особенно: на улицах полно красоток – настоящее раздолье для "резиновых шей" – любителей поглазеть, или, как их здесь зовут, "свинтусов"(les cochons). Дамы в вечерних нарядах спешно и прямо на улице затягивают друг другу корсеты, лучшие тела Средиземноморья выдвигаются на бульвар предъявить себя прохожим, бронзовые барби демонстрируют успехи пластической хирургии. Забавны элегантные молодые люди в бабочках, которые перед вечерними показами стайками кружат у входа во Дворец и спрашивают лишний билетик-приглашение. То есть побрились-причесались, смокинг напрокат взяли, а проходки пока нет и скорей всего не будет, и придется молодцам в таком наряде топать домой или в кабак.
Охрана поставлена жестко: "просвечивают", просят открыть сумку, если в жизни волос на голове уже нет, а фотография на "бадже" старая, еще с прической, то могут долго и со значением разглядывать. Все по-взрослому. Меры безопасности, как на саммите. Но так оно и должно быть. Президенты приходят и уходят, а звезды (настоящие) остаются. Еще неизвестно (т.е. известно), кто важней: человек, защищающий интересы ВПК своей страны (а то и ставленник транснациональных корпораций), или полубог, заставляющий плакать и смеяться зрителей всего мира. В пределе (ad absurdum) портреты госдеятелей должны быть "не больше почтовой марки", а Ф.Д. Рузвельта будут помнить исключительно из-за нескольких упоминаний в рассказах Фолкнера 1930-1940-х. Политика можно не знать в лицо, не узнать Клинта Иствуда может только слепой или отшельник (в любом случае не наш читатель). В Канны приезжают подышать рядом с целлулоидным кумиром. Встретиться с мечтой.
Встречи
При всех мерах безопасности увидеть звезду в Каннах легче, чем в Голливуде – плотность выше. Вот идет себе Лиз Тейлор без охраны, только с каким-то таким же фриком. В пресс-кафе заходит посидеть Мег Райан и, кажется, сильно удивляется, что профессиональные критики ее узнали и пытаются вступить в контакт. Если ехать специально нацелившись на сбор материалов для рассказов "как я с самой/самим вот как с тобой сейчас", то нет лучше мест, чем бары в главных отелях на Круазетт: "Мартинез", "Карлтон", "Мажестик", "Нога-Хилтон", "Гранд-Отель". В холлы просто так не пускают, полицейские отсекают поклонников, но можно с серьезным видом и аккредитацией наперевес пройти внутрь и столкнуться лицом к лицу с какой-нибудь Джульетт Льюис.
Только зачем? Гораздо интересней встречи, наполненные алкоголем и общением. Например, мне совершенно случайно через общих друзей удалось познакомиться с Малкольмом Маклареном – человеком, создавшим культуру конца 1970-х, продюсером Sex Pistols, музыкантом и мультикультурным деятелем "в собственном праве". Удивительным образом внешне он больше всего похож на Иосифа Бродского и даже мог бы сыграть его в кино (бывают-таки странные сближенья!). Рыжеватый 50-летний шотландский еврей, проживающий в Париже, приехал в Канны по продюсерским делам и приехал далеко не в первый раз. Так что с высоты своего возраста, статуса и жизненного опыта считал себя вправе поучить жизни корреспондента "Собаки". А со своих низин (желтая аккредитация – низшая ступень в каннской иерархии, на пресс-конференции не попасть, в кино идешь последним, если остались места, на вечеринки не зовут, в общем untermensch) я и не возражал.
Экспозиция: бар "Мартинеза" (чай – 5 евро, водка – 15), 2 часа ночи (по-нашему 4), девушки уже ушли, а старик все не умолкает, очень хочется спать, но страшно интересно.
Что сказал Малкольм Макларен и что из этого вышло
"Фестиваль поменялся. Дух другой. Кино как вид развлечения загибается. Приходит что-то другое: компьютерные игры или еще что-нибудь. Но приехало много американцев и англичан – мелких закупщиков, которые рыщут в поисках идеальной добычи: недорогого фильма на $1-2 миллиона. Если картина возьмет приз, то можно еще немного вложиться в американский прокат и заработать миллионов 12.
Раньше покупали идеи, а теперь покупают фильмы или хотя бы готовые разработанные сценарии. Идей, впрочем, тоже стало меньше. Идеи не покупают, потому что не знают, кому доверять. А не знают, потому что продюсированием занимаются совершенно посторонние люди, деньги приходят из других индустрий. Кино меняется, "департментализируется", то есть разделяется на подвиды. Большого кино единого для всех уже нет. Остаются ниши, которые надо найти: кино для подростков-скейтбордистов, кино для ветеранов-радиолюбителей. Необходима специализация, каждый ищет свой сектор рынка.
Канны – крупнейший европейский (и мировой) рынок. Здесь не прицениваются, а действительно покупают и продают. И положительные рецензии все еще играют большую роль. Еще сюда съезжаются молодые таланты со всего мира. Их можно найти в "брассери" на задах "Гранд-Отеля".
Мальчикам и девочкам негде жить и нечего есть, но они упорно на последние деньги едут в Канны, чтобы познакомиться, попасться на глаза, увлечь старые деньги своей молодостью. Вообще в Каннах идет интенсивное общение. Бывает, что, приехав на фестиваль, человек не смотрит НИ ОДНОГО фильма и уезжает совершенно довольным – жизнь удалась. Так что надо пробиваться на вечеринки, узнавать про все, выяснять, что где происходит, зависать в павильонах стран и компаний, легко идти на контакты и переть напролом".
Получилось из этого немного. Молодежь в вышеуказанном брассери напоминала массовку телесериала про американских студентов, и общаться с ними было неинтересно, а с вечеринками – беда. Это не дома, здесь замучаешься искать телефоны организаторов, секьюрити неприступны, и не ты один тут такой умный. Растиньяковского энтузиазма надолго не хватало. К счастью, в Каннах находятся и другие занятия. Например, сходить в кино.
Конкурс
Политика – дело тонкое, но иногда принимает грубые формы. Решения жюри останутся на совести их самих и тех, кто им настойчиво советовал. В свое время, когда на Московском фестивале 1963 года члену жюри Стенли Крамеру выламывали руки и убеждали не давать Гран при феллиниевскому "8 1/2", он ответил, что все бы хорошо, только как мужчина он бреется каждый день, а согласившись на компромисс, просто не смог бы смотреть на себя в зеркало. Патрис Шеро и Стивен Содерберг должны теперь либо появляться в свете со свежими порезами на лице, либо ходить к цирюльнику, либо отращивать бороды.
Примирение с США – вещь, конечно, политически нужная, но есть вещи и поважней. Лучшей признали картину "Слон" американца Гаса ван Сента, он же назван лучшим режиссером. Дети учились, дети перестреляли друг друга. Художественный фильм, основанный на реальных событиях. Ван Сент – ремесленник-профессионал, снявший несколько удачных лент. Бывают фестивали, где "Слон" победил бы заслуженно, только не в этот раз. Потому что ровно на середине фестиваля показали кино, после которого понимающие люди молча жали друг другу руки, а вечером в едином порыве пили за здоровье режиссера. Бывает, когда день задается с утра, а бывает, когда после утреннего просмотра непонятно, как другие фильмы могут претендовать не то что на призы, а хотя бы на зрительское внимание.
На шестой день прессе показали "Догвиль" Ларса фон Триера. Не взявший ни одного приза "Догвиль" – абсолютная победа: над зрителем, над коллегами, над материалом. Когда в начале фильма ты видишь расчерченную площадку, где дома, деревья и даже собака нарисованы и надписаны, то ловишь себя на мысли: "И так вот будет 3 часа?! Он что, совсем обалдел от своего величия?!" А потом забываешь про время, условности, иконографию телевизионного спектакля и брехтовский сюжет. Американская Тмутаракань времен Депрессии. Прекрасная девушка Грейс (Николь Кидман), убегая от бандитов, попадает в маленькое селение, жители которого не сразу, но принимают к себе нежную беженку. А потом постепенно доводят ее до рабского положения. (Сюжетная линия многих фестивальных картин: длительные измывательства над покорной жертвой.) Однако ангельская Грейс – ангел мщения, "истребитель". Благодать снисходит громом. На протяжении всего фильма зрителей накручивают, подзуживают, пробуждают не самые добрые чувства. Режиссер все время играет в бога, но если дух "Рассекая волны" явно новозаветной прописки, то "Догвиль" исполнен ветхозаветного гнева с прямыми аллюзиями на Содом и Гоморру.
Люди по природе своей добры или злы? Вопрос серьезный, разберемся потом, а пока что "Ваше слово, товарищ Томпсон". Освободительной ярости всегда находится место в кино. У Гринуэя в "Поваре…" каннибальская развязка морально безупречна. В "Энни Холле" Вуди Алена есть замечательная фраза: "Да, мы за непротивление злу насилием, мы за силу убеждения, но когда нацисты маршируют в Нью-Джерси, надо просто брать в руки бейсбольные биты". ХХ век вообще серьезно подкосил позиции толстовцев. И несмотря на бодрый финал: фотографии 1920-х под Young Americans Дэвида Боуи, "Догвиль" не просто грустен, а безумно печален. Потому что он о фашизме, который, может, и не пройдет, но какой ценой?
И еще: главного мужского героя – местного болабола, городского философа- бездельника зовут Том, и по ходу картины возникают разные трактовки его имени: Том-простак, Фома неверующий, Аквинат. А уже после фильма и блестящей убедительной роли Николь Кидман появляется главное объяснение, экстракинематографическое: Николь уделала Тома, показала, кто из них главный, кто летает в стратосфере, а кто так, прыгает по деревьям. В общем, отомстила за Пенелопку.
Призы за лучшую женскую роль и лучший сценарий достались "Вторжению варваров" Дениса Аркана из Квебека. Здесь спору нет. Фильм действительно хороший – добрый, умный, правильный, вышибающий слезу. Это идеальное кино для семейного просмотра с либеральными родителями, потому что главные герои – компания постаревших либералов, бывших "троцкистов, экзистенциалистов, пост-структуралистов". Реми – университетский профессор и бонвиван почище Клинтона – умирает от рака. Выясняется, что жена ушла, друзья далеко, дети, отношения с которыми не складываются, еще дальше. Но бывшая жена вызванивает сына – лондонского экономиста, и тот начинает действовать. Деньги творят чудеса. У старика появляется отдельная палата, вино, гости, одногруппники и экс-любовницы. Деловой сынок, не расстающийся с мобильником и лэптопом, даже покупает отцу героин в качестве обезболивающего. В финале полное примирение поколений и (жизнь прожита не зря) эвтаназия в кругу любимых на берегу озера.
Гран-при и "Лучшего актера" (там их двое) дали турецкому "Далеко" Нури Бильги Цейлана, но о нем отдельно. Приз ФИПРЕССИ – "Отец и сын" Александра Сокурова, о котором также надо говорить подробно и в другом месте.
Фильмы хорошие, которым ничего не дали
"Бассейн" Франсуа Озона, где женщин в 4 раза меньше, чем в "Восьми женщинах", но в 2 раз больше, чем в "Под песком". Шарлота Рэмплинг играет затянутую и застегнутую на все пуговицы англичанку – автора детективных романов на отдыхе во Франции, а Людивин Санье – дочку издателя – белокурую бестию, которая сверкает голым бюстом, пьет неразбавленный виски и водит мужиков, каждый раз новых. Писатель благословен, ибо он выбирает себе судьбы, но какая из них настоящая, а какая мираж, марево, решает все-таки не зритель, а хитроумный режиссер.
"В этот день" Рауля Руиса – швейцарская драма абсурда, которая оборачивается черной комедией, а затем зачем-то превращается в социальную сатиру. Из психушки выпускают душевнобольного убийцу, чтобы тот "стер" богатую и такую же болезную наследницу. Но рыбак рыбака за борт не кинет. Маньяк с внешностью интеллигентного слесаря на выходе из запоя (Бернар Жиродо) скорее перережет пол-Швейцарии, чем обидит волоокого ангела с тургеневским абрисом.
Плюс "Чемоданы Тулсе Лупера" Питера Гринуэя, "Далекое сердце" Пупи Авати и хулиганские "Котлеты" Бертрана Блие. Вне конкурса очень понравились "Американское великолепие" Шари Спрингера Бергмана и Роберта Пульчини про автора комиксов, который не умел рисовать, "Кто убил Бэмби" Жиля Маршана – томящий, завораживающий больничный триллер и документальный "Туман войны" про Роберта Макнамару, американского министра обороны (1961–1968).
Фильмы плохие
Конкурс в этом году был слабый. Самое интересное в 2003-м ожидается в Венеции, куда везут свои новые картины Тарантино, Кар-Вай, братья Коэны и на минуточку сам Ингмар Бергман. Плохих фильмов, с которых приходилось уходить, в этих Каннах было немало, но ни один не сравнится с опусом Винсента Галло "Бурый кролик". Некий американский критик даже предложил, чтобы в будущем все травмированные премьерой, а картина вряд ли хоть когда-нибудь попадет хоть на какие-то экраны, объединились в клуб по интересу. "Самый плохой фильм за всю историю Каннского фестиваля" – это наиболее мягкий эпитет из тех, что достались двухчасовой картине самовлюбленного художника-поэта-рок-музыканта, а на "Кролике" – автора сценария-режиссера-продюсера-исполнителя главной роли-автора музыки-и даже оператора. Полное отсутствие действия завершается натуралистичным и реалистичным минетом. Так вот к чему клонил режиссер, вот для чего это все снимал
Комментарии (0)