Как филолог-комикесса Ксюша Прихотько разложила петербуржцев на архетипы и стала новой городской фэшн-нимфой?

Более того, устроили свидание века: Ксюша (Татьяна) Прихотько встречает своего Илью (Евгения) Куруча. Как итог: сверкающее вау, бисквит для ваших нейронов и наш любимый стритстайл-комик Куруч вступил в коллаборацию с Прихотько, и это рандеву в «Астории» уже залетело на миллион просмотров. Спойлер: рассчитывайте на неизъяснимую отраду, собирайте филологические алмазы, предвкушайте темное блаженство и ждите грехопадение века!

Нет, это не Гумилев!

Язык твоих скетчей и их главный прием: русский литературный канон встречает зумерский стрит-словарь. Перепрошиваем школьную программу по скетчам Ксюши Прихотько: здесь вам и реинкарнация каренинского сюжета, и Бродский-дэдди, и ситуативное перевоплощение в семипудовую купчиху. Но все это было бы слишком просто, если б ты туда не подмешивала, например, дионисийский смрад и конгруэнтные семиосферы!

Для меня, как для исследователя самой себя, все это довольно простой ход, но работающий. Я не считаю себя сложной, потому что багаж литературных отсылок довольно простой. Пушкин — база. За ним Достоевский, Толстой, Тургенев. Но то, что звучит «семиосфера» или «конгруэнтный», — это тоже часть меня, иногда я не умею объяснять что-то просто, я быстрее вспоминаю слово, которое читала в книжках, чем то, что слышала от людей. Когда ты говоришь человеку «интеллигибельный», обычно возникают вопросы, а для тебя это вообще не вопрос, тебе это конгруэнтно!

Ты разгоняешь петербургские стереотипы, будучи человеком из Владивостока. Помогает ли сторонний взгляд?

Да, я родилась во Владивостоке и там окончила школу. У меня папа по образованию филолог. У нас огромная библиотека: полные собрания сочинений всех, от Державина до Довлатова. Папа угрожает прислать мне все это в качестве приданого, если я выйду замуж. Завидная невеста: столько мертвых душ!

Я приносила книжки в детский сад, и все со мной дружили. Иногда думаю, что вдруг мне нравились не сами книжки, а то, что таким образом можно находить людей? Тем не менее в детстве меня родители звали филологом. И когда я пошла в школу, нас спрашивали: кем ты будешь? Все такие: пожарный, балерина, то есть красивые, романтичные профессии. А Ксюша кем будет? А Ксюша будет филолог.

Возвращаясь к вопросу про сторонний взгляд — давайте начнем с базы. Пушкин, Достоевский, все культовые петербургские чуваки родились не здесь, но с городом ассоциируются очень прочно. Еще если посмотреть на всех важных городских персонажей, то это, как правило, будет культурно одаренный человек с мрачной стороной. Потому что суть петербургского мифа в том, что это город суперкультурный, но еще и супермаргинальный. И фигуры, которые здесь становятся городскими достопримечательностями, они тоже обычно контрастные.

Ты тоже контрастная: филолог-комик. Как так вышло?

Вообще я довлатовед, я так решила еще в школе. Мне кажется, это было что-то вроде бунта против высокой культуры, в которой я воспитывалась. Я много читала, ездила на олимпиады по литературе. Меня без иронии называли тургеневской барышней. И на одной из олимпиад мне попался рассказ Довлатова «Жизнь коротка». Возможно, самый сильный его текст. Так начался наш с ним роман. Кисейная барышня встретила своего алкоголика, типичная петербургская история. На тех же олимпиадах познакомилась со своим будущим научным руководителем Игорем Николаевичем Сухих и приехала учиться на филфак СПбГУ прицельно к нему. Это глыба филфака, классный профессор, историк русской литературы.

Я занималась ранней прозой Довлатова: выискивала в библиотеках и анализировала его самые первые тексты, от которых он постфактум отказался. Мало кто знает Довлатова до Довлатова, а он был и авангардным, и поэтичным, и по-толстовски многословным. Магистерскую защищала по «Зоне». Пылко доказывала, что это идеальный текст, репрезентирующий конструирование субъектности в позднесоветскую эпоху. Я очень люблю всю эту жизнь — околоакадемическую. С первого курса много выступала, писала статьи, ездила на все эти конференции, где обсуждали гипертексты контекстов интертекстов метатекстов. Многие объясняют мой блог так: «А, это все потому что ты занималась Довлатовым». Я не вижу здесь какой-то причинно-следственной связи, но какие-то параллели найти, наверное, можно. Я даже не знаю в чем.

Довлатов как минимум тоже филолог и тоже смешной.

Что точно роднит занятие Довлатовым с блогом, так это то, что меня снова упрекают в том, что я занимаюсь чем-то недостаточно высоким. Обычно, когда я говорю «я занималась Довлатовым», то люди, которые не очень в теме книжек, реагируют так: круто, писатель. А люди, которые в теме, они считают: ой, это слишком простой какой-то писатель. И на факультете у нас точно так же было, то есть да, Довлатов сам там учился и есть какое-то уважение, но все же больше вопросов, как он стал таким культурным феноменом. Короче, есть рожденные в Петербурге снобы, которые такие: «Нет, это не Гумилев». Но мне тоже было интересно, каким образом чувак стал культовой фигурой без какого-то изощренного письма.

Не могу не спросить, раз передо мной пытливый довлатовед: и как он стал таким культурным феноменом?

Ответов несколько. Во-первых, была литературоцентричная культура. Довлатов попал к уже не советскому, а постсоветскому человеку тогда, когда книжки еще были важными. Сейчас литература перестала быть главным медиумом. Нет и не может в наши дни быть такого писателя, за книжками которого будут стоять очереди.

А тогда появилась фигура писателя, который был по-человечески и ценностно близок целому поколению. К примеру, мы допускаем, что писатели выпивали, но мы точно не знаем, а у Довлатова это важная черта лирического героя. Но Довлатов не был такой уж маргинальной фигурой. Дружил с Бродским, даже Ахматову видел пару раз в жизни. Мама у него была корректором. В общем, хороший петербургский мальчик, хотя родился в Уфе — это к вопросу о типичных петербуржцах, которые чаще всего рождаются где-то не здесь. Он и хороший, и плохой, и культурный, и бескультурный. Он же как мы, но еще не как мы, потому что все-таки писатель. В общем, в нем есть эта парадоксальность, необходимая для того, чтобы стать культовой фигурой.

Алгоритм ясен. Будешь использовать? Тебе просто надо прокачать какой-нибудь эффектный маргинальный навык.

Пожалуй, нет. В этом смысле я не Довлатов и не совсем петербургский персонаж. Я скорее исследую петербургских героев. Но для меня, например, важно миксовать, условно, высокую культуру с низкой, сложное с простым.

Петербурженка — это что?

При этом твое исследование — косплей типичной петербурженки, утрированный стереотип, миф, помещенный в очень жизненный контекст. Давай для начала расчленим петербурженку на основные составляющие.

Петербурженка — это удивительное явление! Сейчас ведь кризис субкультур, коры торжествуют: балерины, кокетки, дарк-академики, прости господи. Последние, кстати, очень похожи на то, как стереотипно представляют петербурженок. Но при этом есть некоторые типажи — персонажи, которые глубже, чем просто набор артефактов. Петербурженка — это же что? Я опрос проводила, у меня статистика. Это шопер J’adore Saint Petersburg, обувь Sintezia, это шарфик, это зонтик. И некоторые пишут, что это водочка, порой в сумочке рядом с книжечками. А для кого-то это мефедроновая челка и готические берцы. Петербурженка — это что-то вроде спектра, на одном полюсе которого романтичная возвышенная барышня, а на другом — готическая принцесса.

А где-то есть парижанка. И это тоже не только стилистический образ: полосатая кофточка, джинсы-капри. Это еще про наполнение определенное. Петербурженка в каком-то смысле противоположность парижанки, потому что парижанка строится на том, что это такая сексуально свободная, раскрепощенная женщина, у которой есть это je ne sais quoi, у нее все получается. Петербурженка — она закрепощенная. Связано ли это с погодой, из-за которой ты должна быть многослойной, или с какими-то культурными влияниями, это вопрос. Скорее всего, и с тем и с тем.

Важно: нет никакой москвички!

Действительно нет. Петербурженка — единственный городской женский архетип на тысячи километров вокруг. Это связано, возможно, с литературой, которая долгое время локализировалась именно в Петербурге — от Достоевского до Бродского. Мы же говорим про миф, и есть какое-то расслоение между мифической и реальной женщиной. И стилистическая петербурженка с книжками в сумочке чаще всего — это изначально провинциальная женщина. Первые женщины, которые здесь оказались, это дворянки, которых сюда высылали с мужьями. Протопетербурженка — это вообще иностранка, чаще всего из какой-нибудь протестантской страны. От них и пошла эта закрытая мода, скромность, проявленная в одежде. Максимум — такой холодный эротизм, противоположный открытой сексуальности парижанки. Изначально цвет петербуржскости, я читала, черный. В общем, генезис этого образа очень интересный.

И ты этот образ петербурженки раскачиваешь: если не в сером свитере и в очках, то непременно в сдержанно-романтическом платье учительницы начальных классов. Ты же тоже в петербуржском спектре: балансируешь где-то между пушкинской альтушкой-мечтательницей, тургеневской уто- пленницей, монахиней ордена Иосифа Бродского, рейв-маскарадницей и готической расчленительницей!

Петербуржскость всегда будет, да, это такая мимикрия. В целом этот образ правда очень похож на учительницу, но скорее литературы, поэтому у нее книжки в пакете, очки, обычно заложенный нос. Это совокупность уникальных психологических качеств, стилистических преференций и климатически обусловленных особенностей. И как-то все это причудливым образом сочетается, и выцветает мифическая петербурженка. Образ, который до сих пор собирает и волнует аудиторию.

ВАЖНО! Наш любимый женский городской архетип порвал подиум: наблюдаем все подвиды петербурженок в новых коллекциях верховных брендов!

Мы подстроили эпохальную встречу: Ксюша (Татьяна) Прихотько и Илья (Евгений) Куруч — сверкающее вау и бисквит для наших нейронов! Случилась ли неизъяснимая отрада и дошло ли до темного блаженства?

Я бы рассказала про нашу химию, но не знаю, какая будет реакция. Надеюсь, когда в России будут снимать адаптацию «Бриджертонов», мы будем там в главных ролях!

Илья невероятно работает с фольклором. У нас на филфаке были фольклорные практики. Едешь в деревню, собираешь старенькие выраженьица. У него, мне кажется, это органически происходит. Я люблю такое. Это очень постмодернистски, когда ты разговариваешь цитатами обыкновенных людей. И вот Илья, мне кажется, в этом плане очень хорош.

ВАЖНО! Встреча с филологом-комикессой Ксюшей вдохновила Илью на создание «Словаря Куруча», где он расшифровывает свои филологические алмазы: «Дворец уважения», «Цифровой поклон», «Фистинг для глаз» и «Сверкающее вау»!

Хлеб, стрип и ред-флаг

Не осталось такой москвички, которая не переслала бы мне хотя бы один из твоих рилсов. А в Петербурге тебя уже узнают?

Да, бывает, сидишь в кафе и плачешь и даже не думаешь, что тебя может кто-то узнать. А потом к тебе люди, которые сидели все это время рядом, начинают поворачиваться: «Мы решили вас не отвлекать, но мы вас, конечно же, узнали». А в другом конце зала сидела Анжелика Варум, и ее никто не узнал, только я.

Как выглядит твой досуг? Вот ты откладываешь томик Тургенева, утираешь слезу и что — склоняешься над пяльцами?

Почти, я люблю вязать! Пеку хлеб. Или иду на рейв. От танца мне нужно освобождение, протанцовывание. Если рейва нет в наличии, могу пойти на стрип-пластику. Смотрю маргинальное кино. А вообще мое самое любимое, это такой исследовательский интерес, — просмотр телеканала «Домашний»! Это просто невероятный кладезь. И устроить с подружками вечер просмотра «Домашнего» с комментариями, постановками на паузу — это святое. Как видят судьбу женщины в России, какая это женщина, о каком мужчине она мечтает. Есть новаторские мелодрамы, там сильные героини. У нее свой бизнес или она начальница. А твистом будет, что она встречает простого паренька, который ниже ее по должности или вообще деревенский мужик, а она такая бизнес-леди, и конечно, она опростится под конец, конечно, она бросит свою работу и будет с ним. Ну какая сила женщине? Женщине нужен вот этот простой мужичок, который обязательно будет в клетчатой рубашечке, который ей расскажет, как жить. Который очень грубо вторгается в ее личное пространство, но она его впускает и потом решает, что это ее судьба. Я сейчас рассказываю сразу про несколько фильмов, в том числе про сериал «Люблю тебя любую». Там буквально владелица модного магазина влюбляется в дворника. Но может оказаться так, что дворник прекрасный мужчина или даже скрытый нейрохирург, у которого были какие-то проблемы в жизни, и он случайно стал дворником.

Но это тоже архетип, фиксирую мотивы от «Короля Дроздоборода» Шарля Перро до лютой второй серии фильма «Москва слезам не верит». Думаешь, возможна такая судьба для тебя?

Какой-нибудь мужичок, с которым мы опростимся? Ты знаешь, я бы хотела, я бы очень хотела. Но в жизни предсказуемый, стабильный, надежный грин-флаг для меня ред-флаг. Я имею в виду этот архетип из сказок, этот дровосек чудесный. Туповатый, да, но честный, прямой, простой. Как-то у меня не получается с такими мужчинами. Я бы и рада, наверное, потому что это, наверное, называется «здоровые и надежные отношения», но не работает. И суперсложные душнилы тоже не работают. Не знаю, что на меня работает.

Непредсказуемый Аркаша — мутный, но притягательный герой твоих скетчей?

Аркаша — это, конечно, загадка. Недавно читала пару статей о том, что женщины, в основном на Западе, предпочитают сейчас молодых кавалеров. Связывают это с тем, что индустрия косметологии и медицина сильно продлевают срок женской молодости, и визуально, и физиологически, потому что есть гормональная терапия и все такое, а мужчины дурнеют. Дурнеют, потому что у них есть предубеждение против всяких инъекций, процедур, ухода и так далее. И вот у женщин как бы начинается пик, и им нужен кто-то помоложе. Это сюжет условной «Плохой девочки» с Николь Кидман. «Бриджит Джонс» новая про то же самое. И я замечаю это уже среди своих сверстников. Ты, конечно, немножко катастрофизируешь возрастную пропасть между вами, когда тебе 26, а ему, не знаю, 22. И Аркаша — это, условно, такой архетип, вот этот чувак помладше, который из себя не то чтобы ничего не представляет, он что-то представляет, просто что-то очень странное. Искомые эмоции и страсть ты от Аркаши непременно получаешь, но заодно получаешь еще несколько психических диагнозов и нервных расстройств.

И хотя бы один микрозайм!

И микрозаймы берешь, да. Тебе не хватало этого, тебя сильно бустит, но когда ты рассказываешь все подругам, ты понимаешь, какой же это кринж. Но Аркаша ужасно привлекательный. Он тебе закрывает все твои эмоциональные потребности, где бессильны сверстники-дровосеки, которые, да, надежные, стабильные, но у них нет этого нечто, которое необходимо женщине, воспитанной мелодрамами.

Аркаша vs Игорек

Ты в своих скетчах как будто иронизируешь над идеей романтической любви, но потом, конечно, подсечка — и ты сдаешься ее власти. Всё как на «Домашнем»!

Так и есть: мой блог не про то, какая я умная, он про то, какая же я дура! Почему
я иногда испытываю ужасные когнитивные искажения? Почему я иду в какие-то ред-флаговые отношения? Почему мои подруги с таким же культурным и интеллектуальным багажом идут в такое? Вот в чем проблема: ты идешь туда оттого, что очень много знаешь. Есть иллюзия того, что я же все понимаю. Я умная, проработанная женщина.

С глубинным исследовательским интересом! Но все же как устроен ред-флаговый Аркаша?

У Аркаши есть какой-то эмоциональный крючок. Расставание с Аркашей — это событие, которое будут праздновать все твои друзья. Но Аркаша каким-то образом держит. В нем нет вот этой духоты. Он как раз тебе дает адреналин, эмоции. Потом ты расплачиваешься за это. У всех нас есть свой Аркаша. Периодически мы с подругами так и общаемся: «А это кто тебе отправил? А, твой Аркаша. А это мой Аркаша». У нас есть имена мужских типажей, которые мы используем, типа есть Аркаша — это странный малолетка, который тебя не отпускает и держит на крючке. Аркаша играет в бильярд, Аркаша носит карабины, бэгги-джинсы с ржавыми подтеками, кархарт-курточку, но только из секонда, а еще сережку в левом ухе и жемчужный чокер, потому что у него все в порядке с анимой, Аркаша ходит на рейвы. А есть Игорек.

Игорек как будто даже фонетически безопаснее Аркаши. Расскажи про Игорька.

Я называю это поздней капиталистической влюбленностью. Это бариста или продавец из магазина книжек. Короче, место, в котором ты часто бываешь. И бываешь, наверное, потому, что он тебе симпатичен. Игорек — это симпатичный человек, который с тобой здоровается, знает твое имя и с которым ты слегка флиртуешь. Твой любимый кучерявый бариста в очках и модном лонгсливе, кепочке с дурацкой фразой, который наливает кофе, и у тебя бустится настроение не просто оттого, что ты выпила матчу, а оттого, что это именно твой Игорек сегодня тебе наливал эту матчу. И потом, когда ты заходишь в эту кофейню и видишь, что сегодня не Игорек, да, матча вроде нормальная, но все уже не то. Иногда он тебе наливает что-то и говорит, что это бесплатно, прямо бесплатный сироп. Вау! Ты испытываешь какой-то капиталистический оргазм, потому что тебе не нужно платить деньги за это. В общем, это иллюзия каких-то таких романтических взаимоотношений с человеком, которому ты платишь деньги. Ты не понимаешь до конца, у вас за деньги или ты действительно ему нравишься, поэтому он улыбается и пенкой выводит сердечко. Это непроясненные отношения, и в этом их прикол. Они и не должны проясняться.

Черниговская, тесто и микрокомьюнити

А как ты думаешь, зачем нам вообще филология сейчас, вернее, потом? Есть у нее какое-то понятное будущее? Налаживание межгалактических связей? Лечение словом? А то вдруг нам ИИ и так объяснит, что хотел сказать автор?

По лечению словом у нас на филфаке есть проект Татьяны Черниговской, которая занимается мозгом. Сейчас самые модные направления — это нейронаправления. Перспективна компьютерная лингвистика. Думаю, будут востребованы люди, которые будут работать с ИИ, обучать модели каким-то прикольным языковым формам. Но пока что филология — это прежде всего служба понимания, мы объясняем сложное и тонкое чуть более простым языком.

А если зайти со стороны образования? Кому и зачем сейчас прописан филфак?

В целом смысл высшего гуманитарного образования, в частности филологического, он не про встраивание в рынок, не про то, что ты выйдешь и тебя точно возьмут на завод. Клево, что есть такие условные башни из слоновой кости, где можно почилить несколько лет, знакомясь с гигантской культурой, с которой у тебя, скорее всего, когда ты начнешь работать и встроишься в рынок, не будет возможности взаимодействовать. Если есть вариант пока что не мыслить тем, что полезно, верифицируемо, переводится в деньги, то жить надо вот этим. И не думать про то, как это окупится, сколько ты будешь зарабатывать. Я понимаю, что это большая привилегия — иметь возможность получать образование для себя, но гуманитарное образование по-другому воспринимать сложно.

Я ведь даже занималась дизайном образовательной среды, то есть я изучала, как проектируют образование, и думала про то, как бы я хотела, чтобы было устроено высшее образование в России, как его сделать интереснее. В моем идеальном университете, помимо пар по истории искусств, иностранному языку и, скажем, философии танца, в программе еще идет выпечка хлеба. Чтоб у тебя как-то налаживался баланс между абстракцией и конкретикой, чтоб было какое-то дело в реальности, помимо возможности поотлетать в стратосферу с помощью книжек. Мне кажется, есть люди, которым замечательно удается существовать только в стратосфере. Они чаще не адаптированы для домашней жизни, абсолютно бытовые инвалиды. Но всем остальным это просто разгружает кукуху, когда ты трогаешь, например, тесто.

Наблюдаю микротренд на филологию: независимые книжные работают как социальные порталы, выходят одна за другой классные книги про классные книги, в невиданном изобилии открываются книжные клубы. Юрия Лотмана цитирует даже Надежда Стрелец, а недавно переизданный филологический триллер Антонии Байетт «Обладать» называет книгой года Саша Сулим. А теперь появилась ты!

Если на филологов есть тренд, то вау! Но я подозреваю, что в случае книжных клубов это еще микротренд на микрокомьюнити. Людям нужны какие-то микрообъединения живые человеческие. Таким образом, по теории некоторых моих знакомых, теперь работает дейтинг. Людям не хватает, видимо, теплых контактов. Они рождаются за счет книжек. Это опробованный метод. Я, напомню, с детского сада такое практикую.

Пояс из собачьей шерсти встречает мясо по-французски

Давай придумаем мерч филолога-комика и человека-тренда Ксюши Прихотько! Что это может быть? Томик твоих шуток в ванильном переплете? Снежная семиосфера? Туфли-стрипы с тургеневской цитатой?

Это должны быть очки, которые не потеют, когда ты заходишь в помещение! Возможен пояс из собачьей шерсти. Еще, например, крючок или вязальные спицы. И вот уже набор бабушки-убийцы. Очень модный мерч. Верю, что Настя Миронова могла бы это очень красиво сфотографировать.

У тебя вместо камеди бро — камеди сис: сестра Маша, с которой вы вместе придумываете ролики. А что вы в детстве вместе смотрели, чтобы хохотать?

«Офис» — это база. Вернее, «Офис» — это библия! Мы даже сейчас так разгоняем: «Это кто из “Офиса”?» Первый наш вопрос к себе. Это сериал, который пересмотрен целиком раз 8, на русском и на английском, в горе и в радости. Я знаю наизусть уже, мне кажется, все целиком. Контент про офис, контент про не вошедшее в офис. Я довольно глубоко погружена.

That’s what she said. Скажи, а где в Петербурге обитает наш городской женский архетип — Ксюша Прихотько?

Обожаю библиотеки: РНБ, БАН. Я в БАН в университете получила пропуск нечаянно — и все! Это неповторимая в своей замшелости атмосфера и, конечно, — там лучшая столовка. Моя любимая культура столовок, где к тебе за гречкой по-купечески может подсесть немолодой писатель и попробовать впихнуть свою книжку. Я это обожаю! Ничего никогда не меняется. Все еще мясо по-французски, все еще рыба под маринадом. Там все существует по всем ГОСТам. Вроде и советское, и что-то позднекапиталистическое, но оно так странно замиксовано, что ты не веришь, что современность где-то наступила. Ты просто в машину времени помещаешься. И люди там реально обсуждают какие-то очень высокие материи, поедая гороховый суп с копченостями. Я очень люблю эту эстетику, это плоть от плоти меня. Если хочется чего-то вайбового, я просто иду в кондовую советскую библиотеку.

А есть куда пойти за тяжелым петербургским вайбом?

О да! У нас всегда будет Пушкинская улица, самая отвратительная улица в мире, потому что (или поэтому!) там все время все расстаются. Почему, чтобы расстаться с человеком, стоит пойти на Пушкинскую? Есть намыв, но на намыв еще нужно доехать, поэтому если вы с Аркашей передвигаетесь пешком в центре, то расставаться нужно на копошильной, проходной, близкой к вокзалу Пушкинской улице. Они же не моют этого опекушинского Пушкина! Только, наверное, 10 февраля и 6 июня — в день смерти и в день рождения. В остальное время это обосранный голубями Пушкин.

Еще одна идея для улицы, на которой можно эффектно расстаться, — это улица Достоевского. Улица, где одно за другим находятся похоронные бюро. Там постоянно катафалки. Если вашей трагедии требуется более суетный вайб, то, конечно, Пушкинская, а вот если хочется гробовой тишины, лучше местечка вы не найдете.

Текст: Юлия Машнич

Фото: Кристина Рожкова

Стиль: Карина Крапива

Визаж и волосы: Мария Швец

Свет: Александр Огурцов, Федор Штоф

Ассистент стилиста: Ирина Тюмина