На одной волне: Анастасия Антоненкова и Ярослав Тимофеев о премии «Резонанс» для музыкальных критиков

Как совпало, что вы оба оказались в оргкомитете «Резонанса», да еще и приехали в Пермь в один момент?

Анастасия: В частной филармонии «Триумф» с сентября по май шла образовательная программа «Культурный контакт Петербург-Пермь», в рамках которой театральные и музыкальные эксперты из двух городов ездят «по обмену» с лекциями. Я ее куратор. Ярослав читает здесь лекцию об оперных скандалах.

Ярослав: Пермь для нас – город встреч, потому что именно здесь мы и познакомились. А спустя три года после знакомства Настя пригласила меня в Пермь и выбрала из тем моих лекций самую «желтую», пикантную и волнующую. Учитывая, что Пермь – оперный город, здесь это вполне уместно.

А что касается премии, я всегда как мог ее поддерживал. Музыкальных критиков вообще мало, поэтому каждый представитель профессии чувствует ответственность за весь цех. Когда Настя позвонила и спросила: «Слава, как ты думаешь, премия «Резонанс» нужна миру?», я ответил: «Миру мир, а нам с тобой и нашим коллегам точно нужна». Настя взялась курировать премию в этом году и вместе с Настей Зубаревой, одной из основательниц «Резонанса», пригласила меня возглавить жюри.

Как же находятся новые участники премии среди этой немногочисленной профессии?

Анастасия: Раньше можно было номинировать только тексты, опубликованные в официальных источниках. А в этом году правила изменились, и теперь мы принимаем к участию и видео, и подкасты, и публикации в Telegram-каналах, и даже видео из TikTok. Это часть концепции, которую придумала Настя Зубарева. Ранее премия существовала в стенах оперного театра и принимала строгие академичные тексты, а сейчас она будет проходить на открытой площадке музыкального фестиваля «Ленинградские мосты», где будет исполняться совершенно разная музыка. Днем и вечером это будут популярные группы, а ночью – классическая музыка. Аудитория премии стала чуть больше, появились новые возможности для участия.

Ярослав: Во-первых, хотя победители и не могут снова участвовать в премии, многие рядовые участники подают работы из года в год. Во-вторых, когда мы говорим о том, что критиков очень мало, мы имеем в виду состоявшихся профессионалов, которые этим зарабатывают на хлеб. А жаждущих писать о музыке довольно много — отчасти потому что в нашей стране хорошая система музыкального образования, и студентов соответствующих факультетов ежегодно выпускается несколько сотен.

Анастасия: Премия – это своеобразный трамплин, чтобы тебя заметили в профессии. Участник может прийти буквально из ниоткуда и «сорвать куш». Главный критерий – работа должна быть об академической музыке или музыкальном театре.

Помимо того, что у премии есть победитель, который получает денежный приз, существует шорт-лист из пяти человек, которых мы привозим в Петербург на фестиваль. Они приезжают на Севкабель, гуляют, общаются друг с другом и до самой церемонии не узнают, кто выиграл. Попасть на «Ленинградские мосты» – это тоже ценно. Подобно Дягилевскому фестивалю это такой трехдневный нон-стоп, когда с утра до поздней ночи ты ходишь на всевозможные мероприятия, от лекций и мастер-классов до ночных концертов.

Не боитесь ли вы, что от избытка разных форм, в которых можно было отправить заявку, потеряется содержание?

Ярослав: Интернет-среда меняется примерно раз в десять лет, а форматы подачи информации – еще чаще. От эпохи сайтов мы перешли к эпохе социальных сетей, а теперь уходим из них в мессенджеры. Форматы меняются быстрее поколений. Классическая музыка устроена противоположным образом: это стабильная среда, не подверженная кардинальным изменениям. Даже стилистика современной классической музыки почти не изменилась с 1980-х годов. Поэтому в музыкальной критике мысли и идеи остаются примерно теми же, а формат меняется по требованию времени.

Анастасия: Действительно, среди заявок мы видим очень качественные примеры публикаций и в пабликах, и в Telegram-каналах.

Ярослав: В итоге все равно выигрывают люди, понимающие, о чем они пишут. Сфера музыкальной критики интеллектуальна по своей природе. Самое интересное в критике – это мысли и идеи о музыке. Большинство людей слушают музыку фоном, потребляют ее как пищу. А меньшая часть людей, которая идет в музыкальную критику и музыковедение, воспринимает ее как источник идей и как внутреннее содержание своей жизни. Послушав симфонию Малера, можно изменить свое отношение к любви, браку, смыслу жизни и домашним животным. Это мощнейший источник роста. Мы мыслим музыку, и чтобы это делать, необходимо хотя бы минимальное музыкальное образование. В России музыкальное образование очень продолжительное. Считается, что хуже всего врачам – они учатся 6 лет в институте и 2–4 года в ординатуре. Музыканты же учатся 7 лет в музыкальной школе, 4 года в колледже, 5 лет в консерватории, если хочется, еще 3 года в аспирантуре и год берут на диссертацию. Получается 20 лет. Несмотря на это, мы радуемся, что сфера музыкальной критики привлекает людей.

Из каких городов приходит больше всего заявок на участие в премии?

Анастасия: Количество заявок зависит от того, как распространяется информация о премии. Премию хорошо знают в Москве, Петербурге и Перми, потому что она отсюда родом.

Есть ли связь между величиной города и интересом к академической музыке?

Ярослав: То, как в том или ином регионе слушают академическую музыку, в огромной степени зависит от инфраструктуры. Удивляет, насколько может все изменить воля одного человека. Скажем, до Валерия Гергиева у Мариинского театра был один зрительный зал, который не всегда заполнялся. Гергиев начал бурить почву, искать средства, дружить с меценатами, и в итоге в Петербурге три больших зала Мариинского театра в общей сложности на 6 000 мест, в день идет по несколько спектаклей и концертов, и билеты продаются. Он буквально заставил петербургскую публику ходить в театр.

В равной степени это относится и к Перми. В 2015 году я был победителем премии «Резонанс» и не удержался от того, чтобы воспользоваться возможностью попросить об интервью у Теодора Курентзиса. Он дал согласие. По приезде в город я увидел на фонарных столбах распечатанные на принтере листовки с надписью вроде: «Теодор Курентзис и Пермский театр оперы и балета – лауреаты «Золотой маски»! Поддержим наших земляков!» Я спросил Курентзиса, радует ли его такая любовь простого народа. Он нашел достойный ответ – сказал, что расклеивал листовки сам вместе с женой.

На музыкальной карте России Пермь после Москвы и Петербурга – главный региональный центр. И при этом модный, имеющий статус зоны инноваций. Отдельные крупные личности вроде Гельмана и Курентзиса уезжают, губернаторы меняются, но ген современной культуры в городском сообществе все-таки остается. Люди быстро привыкают к хорошему искусству и начинают его ценить. Обратно в «черную дыру» никому не хочется.