Многие считают, что «королева детективов» Агата Кристи была благостной одинокой (и сразу пожилой) леди вроде ее же персонажа Мисс Марпл. На самом деле писательница мало походила на свою литературную героиню. Например, юная Агата отказывала многочисленным женихам и мечтала стать оперной певицей.
В издательстве «Редакция Елены Шубиной» выйдет книга профессора РГГУ Александра Ливерганта «Агата Кристи: свидетель обвинения» — первая на русском языке биография автора самых читаемых детективов в мире. Публикуем отрывок из нее, в котором рассказывается, как писательница впервые вышла замуж и придумала сыщика Эркюля Пуаро.
«Я вышла замуж за любимого человека». И придумала бельгийца с огромными усами
Чем-чем, а искусством влюблять в себя представительниц слабого пола младший лейтенант Арчибальд Кристи — высокий, немного сутулый, широкоплечий шатен с голубыми глазами, пушистыми усами, густыми бровями, пристальным взглядом и пробором посередине, как тогда носили, — владел в совершенстве.
12 октября 1912 года на балу у лорда и леди Клиффорд в их роскошном особняке Агбрук-хаус в Чодли мистер Кристи, прибывший из гарнизона, расквартированного в Эксетере, танцевал только с Агатой, нашептывал ей комплименты, после бала отвез на станцию и посадил в поезд, после чего, в отличие от своих менее удачливых и расторопных предшественников, счел разумным не торопить события. Исчез из жизни Агаты не меньше, чем на неделю, а затем, «точно гром средь ясного неба» (прокомментировала Клара, мать Агаты), без предупреждения явился средь бела дня с визитом в Эшфилд и, словно извиняясь, сбивчиво рассказал Агате, которую Клара вызвала телефонным звонком с бадминтонной площадки, что «ехал, знаете ли, на мотоцикле, увидел указатель на Торки и решил — заеду на минутку». Агата была рада вдвойне — и тому, что это Арчи, которого она не чаяла снова увидеть, и тому, что это не моряк-подводник, видеть которого ей хотелось не слишком.
Разговорились, и Агата узнала, что родился Арчи в Индии, в семье судьи, который, как и ее дед, разбился, упав с лошади. Что мать после смерти мужа вышла за Уильяма Хемсли, директора Клифтон-колледжа в Бристоле. Что сам Арчи — выпускник Военной академии в Вулвиче и (вот она, романтика, которой так не хватало ее незадачливым ухажерам!) не кто-нибудь, а авиатор, как тогда называли эту экзотическую еще профессию. Что в кармане у него, — сообщил лейтенант, скромно потупившись, — сертификат Королевского авиаклуба за номером двести сорок пять и что на днях он подал заявление в королевский авиационный эскадрон. Арчи с упоением рассказывал Агате об аэропланах, о том, какое это несказанное наслаждение — взмывать в воздух «навстречу солнцу и облакам», — и Агата живо себе представила, как она бесстрашно садится вместе с Арчи в двухместный аэроплан и надевает шлем и защитные очки, которые, какие могут быть сомнения, ей очень пойдут.
Перед уходом Арчи пригласил Агату поехать с ним в следующее воскресенье на концерт в Эксетер, а после концерта («Нет, каков наглец!» — отметила про себя Клара) выпить чаю в бристольской гостинице. Услышав, что Клара ни за что не отпустит дочь на концерт абы с кем и уж тем более не разрешит Агате таскаться поздним вечером по гостиницам, Арчи тут же, нисколько не смутившись и проявив завидное присутствие духа, пригласил Клару к ним присоединиться. Та смягчилась и дочь «абы с кем» отпустила: красавец-авиатор ей, в сущности, понравился, чем-то напомнив покойного мужа. Сказать, что и Агате красавец-авиатор понравился, значит ничего не сказать: в тот же день и час она испытала к «этому чужому человеку» сильное чувство и, в свою очередь, позвала его на новогодний бал в Торки.
Говорил Арчи — не закрывая рта; когда же они через несколько дней встретились снова, внезапно и резко переменился: подолгу молчал, хмурился, был задумчив, вел себя так, словно что-то его гнетет, мешает наслаждаться жизнью и обществом понравившейся ему девушки. А спустя еще неделю с таким же понурым видом явился в Эшфилд и, назвав Агату «ангелом», сделал ей предложение.
Предложение было принято — и это при том, что Агата уже давно была помолвлена с майором Регги Люси, старшим братом ее подружек Бланш, Маргариты и Мюриэл, с которыми Агата ходила танцевать и играла в теннис, а с Регги — в гольф. В дальнейшем, однако, дело застопорилось, свадьба откладывалась из месяца в месяц.
Агата, которая в мае 1911 года вместе с матерью поднялась, не пожалев пяти фунтов, на несколько минут в воздух и натерпелась в аэроплане страху, теперь боялась, что жених разобьется, и настаивала, чтобы он переменил профессию воздухоплавателя — опасную и не сулившую ни денег, ни славы. «Рад был твоему письму, — отвечал ей Арчи, — но не летать не могу».
Арчи смущала бедность невесты, а также то, что он сам пока не в состоянии содержать семью; в то же время он очень тяготится тем, что свадьба откладывается:
«На прошлой неделе, — пишет он невесте, — мне было не по себе: меня не покидала мысль, что тебе будет лучше, если я никогда тебя больше не увижу, и я боялся тебе об этом сказать. Но теперь весь мой пессимизм в прошлом, я уверен, что всё у нас будет хорошо… Настанет день, когда у нас будет свой дом, мы будем жить как в раю и никогда не расстанемся, ты будешь бедна, но я буду любить тебя и ухаживать за тобой».
После долгих проволочек свадьбу, наконец, решено было сыграть осенью 1914 года, но летом началась война, и в августе (с памятного бала в Агбрук-хаус прошло уже почти два года) третий авиационный эскадрон Арчибальда Кристи был переброшен с авиабазы сначала в Саутгемптон, а потом, спустя неделю, во
Францию, откуда Арчи пишет невесте жизнеутверждающие, шутливо-любовные письма:
«Приходится ждать, когда вступим в дело, но всё готово. У меня — это чтобы тебя порадовать — в кобуре револьвер и полно патронов в патронной сумке. Ты ведь не будешь отчаиваться, правда, мой ангел? Сидеть без дела невесело, но всё кончится хорошо, если мы не спасуем. Помни, я всегда буду тебя любить, больше всех на свете».
Вслед за женихом начинает жить военной жизнью и Агата: пошла на платные курсы ДМП (добровольной медицинской помощи) и, закончив их, устроилась в военный госпиталь, развернутый в Торки, в помещении городской ратуши, — на первых порах уборщицей, а потом санитаркой, неумелой, но энергичной, неунывающей. И впервые в своей благополучной 24-летней жизни насмотрелась на слепых, безногих, безруких; идя поздно ночью через весь город в Эшфилд, она живо представляла себе, как в один прекрасный день с забинтованной головой и перебитыми конечностями из Франции привезут умирать и ее Арчи. Радовало только одно: она выполняет свой долг, делает нужное, богоспасаемое дело.
«С самого начала, — говорится в «Автобиографии», — мне нравилось ухаживать за ранеными, эта тяжкая доля давалась мне легко, и я всегда — и тогда, и потом — считала, что это одна из самых востребованных, необходимых профессий на свете».
У Арчи тем временем дела идут неплохо (если на войне может быть неплохо), он смел, инициативен, в декабре его производят в капитаны, о чем он написал в одном из своих не слишком частых писем, начинавшихся с неизменного словосочетания «ангел мой».
Он извещает невесту, что под Рождество должен приехать в Лондон в краткосрочный отпуск, — и Агата, запасшись многочисленными туалетами, в сопровождении матери отправляется на свидание с женихом в столицу. Надежды на радостную встречу, однако, не оправдались: Агата и Арчи друг от друга отвыкли, общаются с трудом.
«Нам приходилось, — вспоминает Агата, — учиться общаться заново… Меня раздражали его небрежный тон и какая-то нарочитая, искусственная оживленность, почти веселость — мне, дескать, море по колено».
Она заговорила было о свадьбе, но Арчи, помолчав, ответил, что сейчас не время, и отшутился: «Летишь, а навстречу тебе снаряд. Встретились, поцеловались — и ты молодая вдова!»
Но Арчи — почти такой же непредсказуемый и импульсивный, как его будущая теща, — передумал, и, когда они с Агатой накануне сочельника приехали в Бристоль к родителям жениха, он вдруг, как всегда совершенно неожиданно, ворвался поздно вечером к ней в комнату и заявил, что ждать больше не намерен, и они должны «немедленно, завтра же» пожениться. Отчим Арчи, мистер Хемсли, был очень рад, а вот его мать, женщина властная и при этом очень эмоциональная, от этого решения осталась не в восторге: «Куда торопиться?!» Не в восторге и Агата — накануне они с Арчи поссорились: жених подарил ей роскошный, дорогой несессер, а Агата — ей бы радоваться — расстроилась: «Зачем он мне? Не в больницу же ходить мыть полы с таким подарком?!»
Но Арчи стоял на своем, и на следующий же день, как он и хотел, они поженились. Не такой представляла себе Агата свою свадьбу:
«Не было, наверно, на свете невесты, которая бы меньше заботилась о своей внешности, чем я. Ни тебе белого платья, ни фаты. Самые заурядные пиджачок, юбка и бархатная фиолетовая шляпка».
Хорошо еще, что по пути в церковь им попалась давнишняя знакомая Агаты, которая согласилась быть свидетельницей; свидетелем же со стороны жениха вызвался быть отчим Арчи. Повезло и с чиновником муниципалитета: его удалось уговорить выписать молодоженам свидетельство о браке без обязательного двухнедельного ожидания. И с Мэдж. Когда Агата позвонила в Эшфилд сообщить, что вышла замуж, Мэдж не только ничуть не удивилась и не упрекнула сестру, что скрыла от нее с матерью «сей счастливый миг», но обещала Агате, что Клару подготовит, — как будто такую, как Клара, можно было к чему-то подготовить.
Повезло и с гостиницей; в Гранд-отеле в центре Торки молодоженов, для которых первая брачная ночь явилась одновременно и медовым месяцем, ожидали трехметровая рождественская елка в холле, скромный, но опрятный номер с навощенным полом, «королевской» кроватью, крытой расписным покрывалом, и торт «от заведения». Словом, сплошное везение, не знаешь — радоваться или плакать!
Рождество молодые провели в Эшфилде с Кларой и Мэдж, а уже на следующий день Арчи отбыл на фронт. Про него можно сказать то же, что про Ланса Фортескью из романа Кристи «Зернышки в кармане»: «Он был словно рожден для войны. Отважный, отчаянный, веселый. У него были все качества, какие нужны воину».
Воюет, получает награды — и не забывает веселить жену, чувством юмора природа его не обделила. В начале следующего года Агата получает от него такое письмо:
«Дорогая мисс, в ответ на Вашу просьбу направляю Вам описание Вашего характера в надежде, что нижеследующий перечень Ваших черт Вам понравится. Наш гонорар составляет 1 фунт стерлингов и 1 шиллинг. Преданный Вам ВЕЗДЕСУЩИЙ. Человек Вы добрый и преданный. Любите животных, за исключением дождевых червей и майских жуков. Любите людей, за вычетом мужей (из принципа). Как правило, Вы ленивы, но можете ни с того ни с сего развить бурную деятельность. Вы отличаетесь прыткостью и зоркостью. Вы любопытны и ни на кого не похожи. Лицо у Вас красивое, волосы чудесные, фигура прекрасная, а кожа и вовсе превосходная. Умеете подольститься — в этом Вам не откажешь. Нрав у Вас дикий, но если Вас поймать и посадить в клетку, Вы будете любящей и нежной женой».
Следующая встреча молодоженов состоялась только через полгода; опять в Лондоне, и опять всего на три дня, и опять Агате и Арчи пришлось «учиться заново общаться друг с другом». За первый год брака Арчи и Агата, таким образом, провели вместе «целых» шесть дней. Клара недовольна: «Этот авиатор только о себе и думает!» Как будто Арчи мог в любую минуту сесть в самолет — и вместо того, чтобы обстреливать позиции противника, лететь в Торки на свидание с любимой женой.
Что же до любимой жены, то после мимолетной встречи с мужем она работает в аптеке, сдает экзамен на фармацевта — вот откуда будущая королева детектива, так хорошо разбирается в лекарствах, ядах, в том числе и смертельных: «Главное в детективном романе, — сказал я, — это раздобыть редкий яд, о котором никто отродясь не слыхал» (цитатат из «Убийства Роджера Экройда» — Прим.ред.).
Летом 1915 года она больше месяца пролежала дома в гриппе, в госпиталь и в аптеку не ходила и сперва ничего, кроме нежных писем мужу, не писала, но потом, от нечего делать, извлекла из коробки «Империю», давно заброшенную пишущую машинку сестры, и после перерыва в несколько лет села за роман.
«Это будет детектив, — предупредила она Мэдж, — и держу пари, что ты, не дочитав до конца, ни за что не догадаешься, кто убийца.
…Я могла бы, конечно, придумать какое-то необычное убийство с совершенно необычным мотивом, но подобный художественный ход меня не устраивал. Мне обязательно нужна была загадка: с одной стороны, убийца очевиден, с другой — такой, как он, никак не мог решиться на убийство. Или мог?»
Требовалось, попросту говоря, запутать читателя. И нужно было придумать сыщика, расследователя преступления, причем такого, который был бы не героем, не экзотической и парадоксальной фигурой, как Шерлок Холмс (химические опыты, безукоризненно чистые воротнички и отутюженные сорочки, опиум, ложа в опере, крепчайший табак, игра на скрипке, морфий), а антигероем, вроде кроткого, человеколюбивого, набожного честертоновского патера Брауна.
В то же время этот антигерой должен был быть человеком запоминающимся, обращающим на себя внимание — и внешностью, и поведением, и характером, и образом мысли. И такой отличающийся «лица не общим выраженьем» сыщик был 26-летней писательницей найден и запечатлен.
«Я остановилась на детективе-бельгийце, придумала, как он выглядит, как рассуждает, как себя ведет, — вспоминает Агата в «Автобиографии». — Он во всё вникает, старается, причем без спешки, во всём разобраться, и он должен постоянно шевелить серыми клеточками, да, именно серыми клеточками — хорошее выражение, надо будет его запомнить…»
Так родился Эркюль (Геркулес!) Пуаро, «человечек, по уши укутанный во всевозможные шарфы и кашне, из-под которых вырисовывались лишь красный носик и кончики грозно закрученных усов». Маленький, аккуратный, дотошный («Друг мой, методичность и аккуратность во всём»), безупречно одетый бельгиец «с яйцевидным черепом, частично покрытым подозрительно темными волосами, гигантскими усами, парой внимательных глаз» — глаз иностранца, умеющего посмотреть на Англию и англичан «со стороны».
А через пятнадцать лет после Пуаро «родится» и его антипод мисс Марпл — «очаровательная и невинная старушка-лапочка» из крохотного городка Сент-Мэри-Мид, сыщик куда более скромный, чем усатый бельгиец, но ничуть не менее эксцентричный, наблюдательный и вдумчивый. Если мисс Марпл в чем-то «Гераклу» Пуаро уступает, то разве что в количестве романов, где она задействована: «на ее счету» всего двенадцать романов-убийств, тогда как у Пуаро их почти втрое больше — тридцать три.
«Пуаро несносен, — заметит как-то писательница, — он, как всякий публичный человек, живет слишком долго. И не желает оказаться не у дел. Да и я, признаться, тоже не хочу отправлять его на покой, ведь он — главный источник моего благосостояния».
И не отправит — до самой смерти.
Комментарии (0)