Автор романов «Лавр», «Авиатор», «Брисбен», специалист по древнерусской литературе и лауреат премии ТОП50 2019 года Евгений Водолазкин сегодня выпускает свою новую книгу «Сестра четырех». Трагикомическая пьеса в четырех частях о писателе, депутате, карасях в сметане и коронавирусе (да!) будет доступна выходить в электронном и аудиоформатах — еженедельно по понедельникам. Редакция «Собака.ru» расспросила Евгения о предвидении пандемии, перманентной самоизоляции и Достоевском, а он уверил нас: значение литературы вырастет.
Предвидел ли я, как писатель, сегодняшнюю ситуацию? В некоторой степени — да. Конечно, я и подумать не мог об общемировой пандемии, я был уверен в другом — в переходе мира от безграничной глобализации к атомизации, к концентрации государств на собственной истории, культуре, жизни. И не только государств, а человека, который получил возможность заглянуть в себя.
Некоторые писатели сравнивают сегодняшнее, «вирусное» время со Второй мировой войной, но я бы сравнил его с Первой. Она была совершенно немотивированной и иррациональной, не было проблем, которые можно было бы решить войной. Правда, при этом все, от военных до поэтов, восхваляли ее и хотели, чтобы она началась.
Какими были грехи «докарантинного» общества? Я бы предпочел говорить в других категориях. Грех предполагает личную ответственность, а здесь, скорее — особенности, которые являются следствием мирового устройства. Это какая-то доведенная до абсурда связанность всего со всем. Не единение, а именно связанность. Люди слились с фоном, с социумом, впали в зависимость от мнения в интернете, от мнения окружающих. Они постоянно делают селфи. Они не успевают встать с утра — и уже начинают вести репортаж о том, что они делают. Это какая-то странная пуповина, которая вдруг связала человека с матерью-социумом. И вирус эту пуповину отрезал.
Моя жизнь никак не изменилась, я и так в постоянной самоизоляции. В юности я был социальным человеком, много общался с другими людьми. Но уже несколько десятилетий я имею возможность периодически уходить в самоизоляцию, потому что Пушкинский Дом, где я служу, не требует ежедневного присутствия. Работать нужно в рукописных отделах библиотек или дома. Так что самоизоляция для меня не нова.
Моя научная деятельность, конечно, тоже претерпела некоторые изменения. Библиотеки закрыты, а мы работаем с древнерусскими рукописями, которые дома никто не держит. Поэтому сейчас можно осмыслять материал, который был собран ранее, — писать статьи, заниматься редактурой. Частично, правда, работа продолжается.
Например, сейчас мы с женой редактируем статьи, подготовленные для альманаха Пушкинского Дома «Текст и традиция».
Значение литературы, после окончания пандемии, думаю, возрастет. Текущая эпоха, эпоха сосредоточения, предполагает источники сосредоточения. И литература — как раз такой источник. Мне кажется, читать будут больше, причем серьезные книги. Это не «мечта поэта», это чистая статистика. Уже в прошлом году серьезная литература впервые основательно опередила по продажам остросюжетную. Это начало очень большого процесса.
В новой книге я исследую соотношение между большой историей и малой, личной. Раньше у меня тоже был к этому интерес, а сейчас это становится основной темой. Это, кроме того, рассуждение о семье.
Каждый человек сам знает, как искать душевный покой и не нуждается в совете. Но в общем, я бы сказал, что верующий человек ищет покой в Боге и молитве. Человек же неверующий ищет покой в себе: в глубинах своей души он пытается найти что-то такое, за что можно ухватиться, и это не проблема сейчас. Все-таки сейчас — не война, ничего не взрывается, не горит. Мы можем спокойно сидеть дома, читать, размышлять и молиться. Так что это пауза — на пользу. По крайней мере тем, кто выживет.
Литературе нужна дистанция, чтобы описывать какую-либо эпоху, но жить на дистанции можно и по отношению к своему времени. Наиболее глубокие писатели так и поступали. Взгляните на глубочайший метафизический роман «бесы» Достоевского, посвященный «нечаевскому делу» (убийство студента Ивана Иванова революционным кружком «Народная расправа» под руководством нигилиста Сергея Нечаева в 1869 году — прим.ред.). Это дело рассматривали с юридической, полицейской, исторической — в общем, со всех точек зрения. А Достоевский подошел с максимально удаленной позиции, и с метафизической точки зрения описал тех людей, которые тогда входили в моду. Он назвал их единственно возможным словом — «бесы».
Мой взгляд на нынешнюю эпоху — роман «Лавр». Это не про историю, это про нас. Описывать эпоху можно разными способами, в том числе через то, чего в ней нет. И это описание может быть не менее важным. В «Лавре» я говорю об идеях вечной любви, преданности, помощи другим, самоотверженности.
Почитать сейчас рекомендую «Робинзона Крузо», хоть это и неоригинально. Это великая книга о преодолении обстоятельств. Еще одна рекомендация — «Капитанская дочка» Пушкина. И третье — «Старосветские помещики» Гоголя. Это текст о великой любви.
Комментарии (0)