Наиля Аллахвердиева: «Музей должен проиграть улице, как магазин проиграл супермаркету»

Почему вы вместе с куратором Арсением Сергеевым решили объединить работы известных и почти анонимных авторов?

Мы не хотели делать традиционную выставку, то есть размещать разные работы на стенках, как в обычном музее. Хотелось подойти к масштабу, структуре и геометрии выставочного пространства Завода слоистых пластиков на Шоссе революции как к ценности, которую нужно ощутить. Поэтому принцип был такой: у каждой выделенной зоны территории — один художник/группа. Залы котельной, например, отдали под большие инсталляции. Петр Белый, Александр Шишкин-Хокусай и Андрей Оленев, не договариваясь, создали истории, которые визуально очень хорошо друг друга дополняют. Мы намеренно перемешали уличных художников с авторами, которые делают преимущественно галерейно-музейную карьеру, потому что оба этих мира не стерильны, но достаточно герметичны. Выставка — диффузная зона между ними. Для меня важны темы туманного будущего и абсурда, в котором мы живем. Работы выставки об этом, от критики идеологии до персональных страхов насчет собственного будущего. Результат — никакого оптимизма.

Мне сложно выделить какие-то отдельные проекты, нравится общая картина. Если же говорить о зрительских предпочтениях, то, судя по перепостам и лайкам, хитами стали инсталляция Шишкина-Хокусая и результат перформанса Кати Рейшер — интимные заметки с поляроидными снимками по всей территории завода. Еще важны концептуальные связи, которые завязались между работами очень разных авторов. Например, критика и осмысление истории в серии мозаик «Ленин и Ко» Ивана Тузова и в работе Тимофея Ради «Назад нельзя». Или рифмование черно-белых клочьев «полотна судьбы» в работе Стаса Доброго «Новый день настал» с тенями и бликами, которые отбрасывают зеркальные мутанты в инсталляции Наташи Пастуховой «Стая».

Каким вы видите будущее Музея уличного искусства и что думаете о джентрификации, когда индустриальные объекты становятся культурными площадками?

Это живое пространство, причем действующего завода, что важно. Мне нравятся руины, в которых можно показывать искусство, не хотелось бы, чтобы они превратились в стерильные выставочные залы. При этом происходит благоустройство, появилось кафе, есть планы сделать галерейную зону. Проект сейчас мыслится как очередной культурный кластер, просто с более узкой содержательной политикой, ориентированной на стрит-арт. Владелец комплекса и меценат Дмитрий Зайцев искренне влюблен в это движение в современном искусстве. Что касается джентрификации — для Петербурга это актуально: здесь колоссальный разрыв между красивым музейным центром и уродливой городской периферией. Нужно отдать город художникам, их в Петербурге больше, чем где-либо в стране.

Музеефикация стрит-арта, его интеграция с большой системой современного искусства вызывает множество споров.

Не нужно встраивать стрит-арт в художественную систему, нужно просто вытащить любых художников на улицы. Да, сейчас появилась новая тенденция: выставки уличного искусства, ориентированные больше на продажи и популяризацию, чем на включение в музейный контекст. Большая часть работ уличных художников «неконгруэнтна» музейному пространству, они теряют там харизму и смысл, вещи становятся безжизненными, слабыми, как лампочки, от которых отключили ток. Поэтому музей должен проиграть улице, так же как идея обычного магазина давно проиграла супермаркету. Я не говорю, что это идеальная система, но это будущее, которое случится обязательно. Кастрация и стерилизация уличного искусства как раз быстрее наступают на самой улице, потому что желание успеха у массовой аудитории может вытеснять задачи культурно-политического характера, когда искусство становится инструментом социальной критики, а не только удовольствия и развлечения. Музей в этом плане всегда территория свободы по отношению к улице, даже несмотря на то, что это «свобода в пробирке».

Согласно известному тезису художественного теоретика Бориса Гройса, современное искусство функционирует либо как политическая пропаганда, либо как коммерческий дизайн. Вы согласны?

Не все, что говорит Гройс, истина в последней инстанции. Это очень грубое обобщение, в том числе насчет городской среды, где разные заказчики и проектировщики преследуют несхожие цели. Да, паблик-арт — это «искусство в законе», но его лучшие образцы связаны с задачами интерпретации, нового опыта, а не просто с внедрением определенных ценностей. Что касается стрит-арта, то там еще большая свобода, которая приводит к большему диапазону стратегий, от жесткой социальной критики до городской поэзии и юмора. Как раз корпорации и власть пытаются присвоить уличное искусство для тех задач, о которых сказал Гройс, но это не единственное условие его существования.

У каких российских представителей паблики стритарта наибольший критический потенциал?

Стрит-арт — это контекстуальное искусство, и не только критический потенциал художника определяет резонансность проекта. Вспомните весеннюю историю, когда Саша Жунев, пермский стрит-артист, сделал распятого Гагарина на Пасху, которая совпала с Днем космонавтики, и это оказалось невероятно взрывным высказыванием. Или пермскую же историю с проектом петербургской группы Pprofessors, когда нейтральные по содержанию арт-объекты, помещенные на «территорию власти», вызвали невероятный скандал: депутаты местного парламента увидели в работе насмешку над ними самими — «безголовые, голосующие единогласно красные чурбаны». Дело тут в консервативности среды и непредвиденных эффектах. Если говорить о художниках, которые сознательно работают в социально-политическом поле, то их немного, это группа Gandhi, Артем Лоскутов, Петр Павленский, Тимофей Радя.

Планируете ли вы делать что-то еще на петербургских площадках?

Думаю, будут еще проекты совместно с Музеем стритарта. Также хочу сделать что-нибудь в другом масштабе: например, выставку в придуманной Петром Белым маленькой и очень правильной галерее «Люда».

Выставка «Вспомни завтра» продлится в Музее уличного искусства до 27 сентября